Столкновение миров - Стивен Кинг

Он повернулся и огромными прыжками ринулся из комнаты прочь, как комический актер, подражающий походке пьяного моряка.

Прочь по коридору. Его швырнуло сначала на одну стену, потом на другую. Каждый раз, когда он ударялся о стены, он вытягивал Талисман подальше от себя, как в колыбели, укачивая этот бело-голубой уголек.

«Ты никогда не пронесешь его вниз».

«Пронесу. Пронесу».

Он добрался до площадки, на которой боролся с черным рыцарем. Мир качнуло по-новому; Джек пошатнулся и увидел, как бешено катится по полу шлем.

Джек продолжал смотреть вниз. Ступени лестницы сотрясало бешеными толчками, Джека затошнило. Одна из ступенек полетела вверх, оставляя черное отверстие.

— Джек!

— Иду, Ричард!

«У тебя нет способа спуститься вниз по этим ступеням. Нет пути, детка».

«Есть. Есть».

Держа в руках драгоценный, хрупкий Талисман, Джек спускался вниз по лестнице, напоминавшей теперь арабский ковер-самолет, попавший в вихри торнадо.

Лестница качнулась, и он отлетел к той самой дыре, через которую упал рыцарский шлем. Джек вскрикнул и попятился от зияющего провала, прижимая к груди Талисман правой рукой, размахивая левой, пытаясь зацепиться за пустоту. Ступни его ног скользили в дыру, и он впал в забытье.

С начала землетрясения прошло пятнадцать секунд. Всего пятнадцать секунд, но потерпевшие от землетрясения могут сказать, что объективное время теряет свое значение во всех землетрясениях. Через три дня после разрушительного землетрясения в Лос-Анджелесе телерепортер спросил одного из оставшихся в живых, находившегося в самом эпицентре, как долго длилось землетрясение.

— Оно еще продолжается, — спокойно ответил тот.

Через шестьдесят две секунды после его начала, Понтвенутская возвышенность решила положиться на судьбу и превратиться в низменность. Скалы обрушились на город грязной лавиной, оставляя только каменный выступ более твердой породы, указывающий в направлении «Противостояния», как обвиняющий палец. Из новых впадин поднялся столб дыма, как похотливый пенис.

На пляже стояли, поддерживая друг друга, Морган Слоут и Солнечный Гарднер. Гарднер сорвал с плеча ружье. Несколько Волков с выпученными от ужаса и напряженного вглядывания в оптический прицел глазами присоединились к ним. Подходили другие Волки. Все они уже Изменились или Изменялись. Одежда болталась на них лохмотьями. Морган увидел, как один из них нырнул в землю и начал биться в ней, как будто земля была врагом, которого можно было убить. Морган отчужденно посмотрел на это безумие. Фургончик с надписью «ДИКОЕ ДИТЯ» с трудом продвигался по площади Понт Венути, на которой дети когда-то выклянчивали у своих родителей мороженое. Фургон прокатился к дальней стороне, перепрыгнул через тротуар, а потом загромыхал к пляжу, с трудом переваливаясь через борозды на своем пути. Последняя трещина провала разверзлась, и «ДИКОЕ ДИТЯ», убивший Томми Вудбайна, навсегда исчез в недрах земли. Вспышка пламени вырвалась наружу, когда взорвался его бензобак. Наблюдая, Слоут смутно припоминал слова своего отца о Последнем Пожаре. А затем земля сомкнулась.

— Будь внимательным, — крикнул он Гарднеру. — Кажется, это место собирается погрести его и превратить в лепешку, но если ему удастся выбраться, тебе нужно будет застрелить его, есть землетрясение или нет его.

— Мы поймем, если ОН разобьется? — провопил Гарднер.

Морган оскалился, как боров в капкане.

— Мы поймем, — сказал он. — Солнце станет черным.

Семьдесят четыре секунды.

Левой рукой Джек скреб по обломкам перил. Огненно полыхал Талисман на его груди, линии меридиан и параллелей, опоясывающие его, сияли ярко, как вольфрамовые нити в горящей лампочке. Ноги подкашивались, подошвы начали скользить.

«Падаю! Спиди! Я проваливаюсь в…»

Семьдесят девять секунд.

Прекратилось.

Внезапно все прекратилось.

Но только для Джека, как и для того несчастного, пережившего землетрясение в Лос-Анджелесе, оно все еще продолжалось. В уголках его сознания, земля все еще продолжала сотрясаться.

Он оторвался от перил и шагнул на середину лестницы. Джек тяжело дышал, лицо блестело от пота. Он укрывал яркую звезду Талисмана на груди, прислушиваясь к тишине.

Где-то что-то тяжелое, возможно шкаф или сервант, выведенное из состояния равновесия, с грохотом упало.

— Джек, пожалуйста! Кажется, я умираю, — раздался где-то стон Ричарда, беспомощный, как последнее издыхание.

— Ричард! Иду!

Он начал пробираться вниз по лестнице. Многие ступеньки отлетели или разбились, и ему приходилось перешагивать эти места, и он перешагивал, придерживая Талисман у груди одной рукой, другой скользя по разбитым перилам.

Вещи все еще падали. Звенело и разбивалось стекло. Где-то работал сливной бачок.

Регистрационная стойка из красного дерева в вестибюле треснула посередине. Двустворчатые двери распахнулись, и яркий поток света ворвался через них. Казалось, что старый, вытертый ковер шипел под этим светом.

«Тучи расступились, — подумал Джек. — Сияет солнце. Выйдем из этих дверей, Малыш-Риччи. Ты и я. Сильные, как жизнь, могучие, как гордость».

Коридор, ведущий мимо «Герон Бара» и столовой, напомнивший ему декорации из старой постановки «Сумеречной Зоны», был полностью искорежен. Он кренился то направо, то налево, вздымаясь волнами, напоминая спину верблюда. Джек освещал себе дорогу в темноте светом Талисмана, как самым большим светильником в мире.

Он ворвался в столовую и увидел лежащего на полу Ричарда в коконе из скатерти. Из носа у него струилась кровь.

Когда он подошел поближе, то увидел, что некоторые нарывы прорвались и белые насекомые прокладывали себе дорогу сквозь тело Ричарда, выкарабкиваясь на щеки. Пока он смотрел, одно из них выбралось прямо из носа.

Ричард жалобно застонал и соскреб его. Это был стон умирающего в агонии.

Рубашка его вздымалась от копошащихся под ней существ.

Джек ринулся к нему по разрушенному полу… и паук скользнул вниз, слепо болтаясь на волоске своей паутины.

— Фити фиор! — жужжал он скрипучим голосом. — Эй ты, фити фиор, положи его на место, положи, положи.

Не задумываясь, Джек поднял Талисман. Он вспыхнул ясным, белым, радужным огнем, и паук содрогнулся и почернел. А через секунду от него остался только развеваемый воздухом дымок.

Нет времени удивляться этому. Ричард умирает.