Столкновение миров - Стивен Кинг

И вот теперь, когда она спала рядом с малышами под полной луной, с улыбкой подтолкнула к себе нового малыша и стала вылизывать его. Во сне этот маленький Вулф обнял мать за шею и прижался щекой к ее оттянутой груди, и теперь они оба улыбались; в ее уме промелькнула человеческая мысль: «Господь велик и милосерден». И лунное сияние в этом замечательном мире, где все запахи были приятными, изливалось на них, когда они спали, обнявшись, рядом с близняшками-сестричками.

В городишке Гослин, штат Огайо, (неподалеку от Аманди и в тридцати милях южнее Колумбуса) человек по имени Бадди Паркинс чистил курятник. Он был в респираторе, защищавшем его от пыли, которую он поднимал своей метлой. В воздухе витал запах аммиака. От вони у него разболелась голова, ломило спину, потому что он был высокий, и приходилось сгибаться в три погибели в низеньком курятнике. «Все в мире важно», — мог сказать он, выполняя эту нудную работу. У него было три сына, но каждый из них был бесполезен, когда необходимо было почистить курятник. Единственно, что можно было сказать об этом, так это то, что он отжил свое, и…

«Малыш! Господи Боже мой! Тот малыш!»

Он неожиданно с ясностью и странной любовью вспомнил мальчика, назвавшегося Луисом Фарреном и объяснившего, что он направляется к своей тетке, Элен Воган в городок Баки Лейк. Мальчика, повернувшегося к Бадди, когда тот задал ему вопрос, не сбежал ли он. Лицо, повернувшееся к нему, сияло честной добротой и неожиданно поразительной красотой, которая напомнила Бадди сверкание радуги в конце бури и заката в конце дня, наполненного потом и тяжкой, но отлично сделанной работой.

Он выпрямился и так сильно ударился головой о притолоку, что слезы выступили у него на глазах… но он все равно улыбнулся. «О, Господи, этот мальчик ТАМ, он ТАМ», — подумал Бадди Паркинс, и, хотя он не имел ни малейшего представления о том, где это «там», его внезапно охватило теплое, нежное чувство приключений. Никогда после того, как он прочитал «Остров Сокровищ» в возрасте двенадцати лет и прикоснулся к девичьим грудям в возрасте четырнадцати, он не переживал такого полного, волнующего, теплого и нежного счастья. Он рассмеялся. Он упустил метлу и, пока куры испуганно жались по углам сарая, Бадди Паркинс отплясывал зажигательную джигу, смеясь под респиратором, напевая мелодию и прищелкивая пальцами.

— Он там! — сообщил курам Бадди Паркинс, продолжая смеяться. — Черт побери, он там, он все-таки добрался туда, он там, и он добыл его!

Позже он думал, что возможно, это зловоние курятника возымело на него подобное действие. «Это было не все, что было». На него снизошло какое-то откровение, но он не смог вспомнить, о чем оно было… это было, как у какого-то английского поэта, о котором рассказывал школьный учитель: приятель принял большую дозу опиума и начал писать поэму о неправдоподобном публичном доме, пока находился в трансе… а когда он вернулся на бренную землю, то не смог закончить ее.

«Похоже на это», — думал он, хотя и догадывался смутно, что это не так; и, хотя он и не мог вспомнить, что стало причиной его радости, никогда не забывал, как приходит счастье, о том сладком, нежном ощущении от прикосновения к великому приключению или от видения, пусть на какую-то секунду, прекрасного, ясно-белого света, сияющего всеми цветами радуги.

В старой песне Бобби Ларина поется: «Земля отхаркивает корни, одетые в грязные брюки и ботинки, отшвыривает их, отбрасывает…» Это была песня, которую с радостью подхватили дети бы округа Саюга, штат Индиана, если бы она не была так давно популярной, чтобы они могли услышать ее. Солнечный Дом пустовал только неделю, но уже стал местом детских забав и игр. Табличка с надписью «ПРОДАЕТСЯ» выглядела так, как будто простояла год, вместо девяти дней. И продавец недвижимости уже понизил один раз цену и подумывал о том, чтобы сделать это еще раз.

Но когда это случилось, ему уже не нужно было понижать цену. Когда начал падать первый снежок над Саюгой (и когда Джек Сойер прикасался к Талисману в двух тысячах миль отсюда), емкость с газом, стоявшая за кухней, взорвалась. Рабочий газовой компании, приезжавший за неделю до этого и откачавший весь газ из емкостей, мог поклясться в том, что можно было абсолютно безопасно забраться внутрь этих баков и подкурить там сигарету, но они все равно взорвались. Они рванули именно в тот момент, когда из «Оутлийской Пробки» вылетали на улицу стекла.

В мгновенье ока Солнечный Дом сгорел дотла.

«Можешь пропеть мне: „Аллилуйя“».

Во всех мирах нечто сдвинулось и заняло немного иное положение, как огромный зверь… но зверь в Понт Венути был под землей; он проснулся и зевал. И он не собирался засыпать еще семьдесят девять секунд, как отметил институт сейсмологии.

Землетрясение началось.

Глава 44

Землетрясение

Джеку потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что отель «Противостояние» сотрясается, распадаясь вокруг него на обломки. Он был удивлен. В каком-то смысле он не был ни в отеле, ни в Понт Венути, ни в округе Мендосино, ни в Американских Территориях, ни в других Территориях; но он был в них и в других бесконечных мирах в одно и то же время. Он был не просто в одном каком-то месте во всех этих мирах, а был в них повсюду, потому что был этими мирами. Кажется, Талисман был даже большим, чем думал его отец. Он был не просто центром всех возможных миров, а сам был этими мирами и пространством между ними.

В этом слишком много трансцендентализма, даже для обитающего в келье тибетского монаха. Джек Сойер был везде; Джек Сойер был всем. Трава вымерла от жажды в одном из миров в этой цепочке, в месте, отдаленно напоминающем континент, соответствующий по своему месторасположению Африке; Джек умер вместе с этой травой. В другом мире пара драконов спаривалась высоко в небе над планетой, и огненное дыхание их экстаза смешивалось с холодным воздухом, стремительным дождем и потоком на земле под ними. Джек был драконом-самцом; Джек был драконом-самкой; Джек был спермой; Джек был яйцеклеткой. Далеко-далеко отсюда три облачка пыли летали друг над другом в межзвездном пространстве. Джек был пылью. Джек был пространством. Галактики раскручивались над его головой, как длинный лист бумаги, и судьба разрывала их на случайные обрывки, превращая в макроскопическое подобие пианино, на котором будут играть все, начиная от регтайма и кончая похоронным маршем. Счастливые зубы Джека вгрызались в апельсин; несчастное тело Джека вопило, когда чьи-то зубы терзали и разрывали его на кусочки. Он был триллионом пыльных котят под миллионами кроватей, видел свою прошлую жизнь в материнском чреве, его мать бежала по пурпурной равнине за убегающими кроликами размерами с оленей. Он был обрывом в Перу и яйцами в гнезде под наседкой в курятнике, который чистил Бадди Паркинс в штате Огайо, запыленным респиратором на носу Бадди Паркинса, дрожащими пылинками, которые скоро заставят Бадди Паркинса чихнуть, атомами этого чихания, ядрами в атомах, путешествуя сквозь время и пространство к великому взрыву в момент сотворения мира.