Ярмо Господне - Иван Катавасов

— Как вижу, на деву мою Параскеву ты, Ника, отнюдь не жалуешься.

— И-и-и, милок… у нас ней, ровно коромысло диавольско, чем и достигается предустановленная гармония в этом лучшем из миров. По-арматорски я ее дрючу, оздоровительную дисциплинку навожу. Зато на тренировках уже она мне ниппеля рвет с тройным загибом матки. Едва-едва моя беременная требуха наружу не вываливается.

— И позирует она тебе добровольчески аль принудительно?

— Да нет, наша Прасковья свет Васильевна сама мне эту илионскую идейку подкинула, о мой герой шлемоблещущий, победитель и совратитель амазонок голозадых…

На следующий день Ксюша по прозвищу Сиськи-на-Каблуках, персональная секретарша госпожи Триконич, не то чтобы жаловалась или возмущалась. Но рассказывала по секрету в женской курилке дамской комнате на пятом этаже о последнем заскоке мадам хозяйки «Трикона-В»:

— …Представляете, у нашей мымры совсем крыша поехала! Видно, климакс у мегеры наступил.

Короче, вчера оставила меня после работы, приказала раздеться догола и давай срисовывать на компьютер мое обнаженное тело. Битый час мурыжила, ножки крестиком, сиськи навскидку… Сказала: Лесбос, парадокс времени, черепашка Сафо лесбийская…

Ксюше никто не поверил. До сих пор извращенных художественных наклонностей к лесбиянству за доктором Триконич не водилось. И насчет эстетических достоинств Ксюшиной фигуры женская курящая аудитория тоже пребывала в большом-пребольшом скепсисе.

В тот день Филипп Ирнеев на вечерней заре долго-долго с Иисусовой молитвой обращался к чудотворной и рукотворной иконе Спаса Гневного. Затем он с Богом вошел в убежище.

В убежище-санктуарии рукоположенный на священство отец инквизитор Филипп от Восточно-Европейской конгрегации и Киевского духовного экзархата истово правил вечерню и всенощную во спасение и наставление на пути истинные отрока Ивана, ближних и присных его. Но и по завершении литургии смутные предчувствия чего-то неизбежного, непредусмотренного, неисповедимого по-прежнему беспрестанно тревожили, досаждали рыцарю Филиппу.

«С воскресенья с большего круть-верть на одной препаршивой ноте… Дьявольский конец месяца, патер ностер… Хоть ты гаданием на пупке займись, из рака ноги…»

Краткое, промелькнувшее будто в мимолетном сне, несомненно пророческое видение, прихотливо переплетающее события будущего, прошлого и настоящего, въявь посетило рыцаря Филиппа в среду после орденской заутрени. Едва он зашел в асилум, кое-что, — «жаль, не все», — удалось восстановить в памяти, подвергнуть осмысленному и значимому прорицанию. И теперь он частично предполагает, знает, что и в какое время ему предстоит предпринять.

«Твоя Твоих Тебе приносящих, о Господи… Спаси души благочестивыя, яко оне суть достояние Твое…»

Назавтра чего-либо превратного, неожиданного, тревожно диссонирующего с обычным порядком вещей не случилось. Отправив Ваню Рульникова домой по окончании двухчасового урока испанского, Филипп Ирнеев прямиком из убежища оказался под разукрашенными резными и ребристым сводами главного нефа готического собора. Сообразно предвидению, через постоянный теургический канал он непосредственно переместился в достопримечательный групповой орденский транспортал, находящийся в Лотарингии.

В полном соответствии со вчерашним пророческим видением в достоименном католическом храме шла торжественная месса для многолюдного собрания верующих прихожан и любопытствующих туристов. Внезапное появление ниоткуда еще одного человека никто из них не отметил.

«И никак в общем-то иначе, патер ностер, если здесь когда-то обретался в запредельном посмертии наш достославный предтеча иберийский архонт Гай Юний Альберин. Его древний асилум своенравно указывает, где кому Бог, а где порог. И кого стоит ли, нет ли подпускать к сокровенной святая святых, размещенной между прошлым и будущим…

Вне релятивистской метрики… не здесь и не сейчас, не сегодня, не завтра и не вчера прорицание вершится…»

Чуть погодя никем невидимый и непотревоженный рыцарь-инквизитор Филипп, облаченный в багряную мантию зелота, для одного себя тихо позванивая серебряными шпорами, прошел в боковой западный притвор храма. Там он надолго задержался перед старинным живописным полотном, изображающим коленопреклоненного рыцаря-монаха, распростершего обе руки, приветствуя благочестивой молитвой восход дневного светила.

«Или же, наоборот, истово молящийся тамплиер прощается с заходящим солнцем и уходящим днем…

Господи, спаси души благочестивыя, паки грядущие из свершившегося прошлого в предопределенное будущее…»

Когда пришло время, перед рыцарем-инквизитором Филиппом помимо его воли ожидаемо открылась матово светящаяся сфера особого транспортала. Без промедления он прервал молитву, шагнув в открывающуюся ему предреченную и предвосхищенную действительность.

«…Яко даруется не от пространства-времени от века и мира сего…»

Величественная фигура рыцаря-адепта Рандольфо Альберини обрисовалась перед ним контрастно очерченным силуэтом на фоне однозначно заходящего солнца, опускающегося вровень с плоской вершиной одинокой скалы, расположенной где-то посреди бриллиантово сверкающих альпийских ледников.

Не тратя времени на рыцарские церемонные приветствия, адепт в красно-черной официальной мантии безучастным голосом обратился ко вновь прибывшему собрату:

— В нашем распоряжении не более четверти часа от настоящего пространства-времени, синьор Филиппо. Прошу открыть в должном благоприятствии ментальный контакт, рыцарь.

Спустя шесть напряженных минут, до предела насыщенных теургией, адепт вручил Филиппу причудливо ограненный огромный алмаз-острец с наказом:

— В случае острой ситуативной необходимости вы сможете мгновенно активировать данный ритуал многоканального доступа к транспортной сети. Текущая конфигурация сверхрациональной архитектоники значения не имеет, мой синьор Филиппо Бланко-Рейес.

Артефакт адаптирован под гнездо в навершие вашего рыцарского клинка Регул…

Рыцарь-адепт Рандольфо как-то неуверенно оглянулся на оранжевый закат, бессильно опустил плечи и обратился к рыцарю-зелоту Филиппу с многословной просьбой:

— Мой досточтимый синьор харизматический наследник, вы, разумеется, абсолютны свободны в собственной опциональности. Но некое неясное предвосхищение-пролепсис говорит мне о маловероятной причинно-следственной связи.

Ради всего святого, брат Филиппо, прошу вас о милосердии к моей несчастной персоне, подобно проклятому Агасферу неприкаянно странствующей по временам и пространствам. Разрешите допуск к вашему командному тандему с правом на теургическое убежище.