Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От всех этих непривычных мыслей Нюра насупилась и подурнела лицом. Михаил заметил это, но, конечно же, не понял, в чем тут дело. Он забоялся вдруг, что Нюра скажет сейчас что-нибудь такое, после чего им уж никак не помириться, и проговорил быстро, спеша опередить ее:
– Знаешь что, давай еще помолчим, а?
– Как это? – опешила Нюра, подозревая подвох.
– А так: просто помолчим маленько, и все. А то мы еще разругаемся вдребезги, а мне ругаться с тобой не хочется.
– И мне… – призналась Нюра.
– Тогда молчим.
Они сидели на высоком берегу и молчали – дружно, старательно, будто сообща делали трудное дело, от исхода которого зависела вся их дальнейшая судьба. Слышней стали стрижи, и в их вскликах Нюре послышалось что-то одобрительное, даже ликующее, точно быстролетные эти птахи радовались, что они с Михаилом вовремя взялись за ум и остановились у самой кромки первой своей крупной ссоры, которая бог знает куда завела бы их…
Из-за поворота реки выплыл пассажирский пароход. Нюра дважды обежала глазами всю посудину, но практикантки нигде не нашла. Наверно, забилась бедолага в душную каюту и читает там взахлеб толстую книжищу. Нет чтоб погулять по палубе, полюбоваться напоследок теми местами, где проходила ее практика, а заодно и Михаила с Нюрой увидеть на бережку. Ведь с палубы ни за что не углядеть, что они тут чуть было не поссорились, а вот то, что сидят они рядышком, распрекрасно видно. Так нет, не доставила залетная студенточка этой последней радости Нюре. Ладно, она и без этого подарка как-нибудь обойдется…
Михаил сбоку пристально смотрел на нее. Он уже заметил, что сегодня Нюра совсем не такая, какой была вчера, хотя и пытается доказать, что ничуть не изменилась. Похоже, она все время чего-то от него ждала, а вот чего именно – Михаил пока не знал. Раньше он злился на вечные ее придирки к нему и все надеялся, что когда-нибудь она утихомирится и станет с ним поласковей. А сейчас мечта эта вроде бы и сбывалась: Нюрины колючки заметно притупились, и вся она стала мягче, податливей, будто рухнула в ней та преграда, что еще вчера стояла меж ними и не пускала его к ней.
Ему бы радоваться сейчас, но Михаилу стало вдруг больно за Нюру, словно по его недосмотру приключилась вся эта история с проволокой. Была какая-то жестокая несправедливость в том, что изменилась Нюра не из любви к нему, как он втайне надеялся, а согнула ее нежданная беда. Совсем не о такой перемене он мечтал. Уж пусть бы лучше она осталась прежней и высмеивала его на каждом шагу, чем вот так сломаться.
Другого человека на ее месте можно и даже нужно было бы пожалеть, а Нюру жалеть как-то несподручно. Наверно, есть люди, которые не созданы для того, чтобы их жалели. Или все дело в том, что Михаил просто не привык еще жалеть ее? Так или иначе, а не жалелось сейчас Михаилу, и ничего тут нельзя было поделать…
Михаил пошевелился, и Нюра обернулась к нему:
– Ну как, намолчался досыта? А теперь что будем делать? Давай прорабатывай меня, учи уму-разуму. Все теперь кроют меня почем зря, давай и ты… За компанию, чего уж там!
И не в ладу с бойкими своими словами, которые она как бы взяла взаймы у себя вчерашней, прославленной и языкастой бригадирши, нынешняя присмиревшая Нюра виновато посмотрела на Михаила, взглядом прося не обижаться на ее слова и не принимать их близко к сердцу. Ведь при всем своем желании не может же она в одночасье вся насквозь переродиться и отказаться от всех прежних своих привычек. Это так легко понять, если любишь хоть самую малость…
И Михаил понял Нюру, накрыл своей рукой ее руку и стиснул у запястья, словно хотел сказать, что в беде он ее не оставит. А давно известно: любая беда, даже и самая горькая, если перемогать ее не в одиночку, а разделить между двумя любящими, сразу никнет и мельчает, и не вдвое, как полагается по правилам обычной арифметики, а в добрый десяток раз. И Нюра, хотя и впервые в жизни столкнулась с этой высшей арифметикой любящих, сразу же усвоила все ее мудрые и вечные законы и уверилась, что вместе с Михаилом ей теперь ничто на свете не страшно.
Она припомнила недавние свои горделивые мысли о том, что ей придется одолевать все житейские колдобины и за себя, и за Михаила, и ей стыдно стало. Ну и слепая же она была! И чего вздумала считаться? Выходит, она на самом деле жадная, только не на деньги, а очень уж высоко каждый свой шаг ценит. Неужели все любящие тоже ощупью находят путь друг к другу или им одним так трудно?
Как никогда прежде, Нюре стало ясно: вдвоем они осилят любую беду, а не только паршивую эту проволоку со всеми ее прямыми и косвенными последствиями. Рядом с Михаилом она быстрей и от позора своего очистится, и выдержит все неизбежные душеспасительные Дарьины беседы, и добьется того, что и маленькая Ксюша снова поверит в нее…
Нюру вдруг поразило, что зловредная эта проволока хоть и осрамила ее перед всем поселком, но в то же время прочней связала с Михаилом. Кто знает, как долго еще бродили бы они вокруг да около, если б не эта ее промашка с проволокой. И выходит, даже беда порой оборачивается к человеку выигрышной своей стороной.
– Если не с руки тебе, ты пока ничего мне про эту проволоку не говори, – сказал Михаил. – Потом как-нибудь объяснишь, идет?
По старой привычке Нюра прикинула: нет ли тут какого подкопа под ее самостоятельность, ничего обидного для себя не нашла и честно предупредила:
– Только я не скоро…
– А нам с тобой не к спеху: вся жизнь впереди, – обнадежил ее Михаил и похвастался: – Да самое главное я и так знаю: ты не для себя, а для бригады старалась. Теперь я понял: бригадир не всегда делает то, что ему самому хочется… Ведь так?
Видит бог, Нюра совсем не собиралась прятаться за бывшую свою бригаду, но еще больше надоело ей спорить и изворачиваться. Она машинально кивнула головой и отвела глаза, чтобы не выдать себя. И ничего-то он не понимал, несмотря на диплом техника и свой прославленный умственный
