Госсмех. Сталинизм и комическое - Евгений Александрович Добренко

С другой стороны, слишком реалистичные мотивировки действий колхозников также не устраивали критику, поскольку казались недостаточно идеализированными. Так, на протяжении пьесы автор называл уход за домашним скотом то «маятой», то «мучением», то «домашней барщиной», тогда как проблема вовсе не в трудностях колхозников, связанных с ведением домашнего хозяйства:

Разве дело только в этих в трудностях? Целесообразность передачи в колхоз личного скота в такой артели, как «Звезда», определяется, конечно, не тем, что колхозники «мучаются» с личными коровами, а тем, что они хотят идти дальше на пути развития коллективного хозяйства, на пути к высококультурной, зажиточной жизни. Они исходят не только из опыта ведения личного хозяйства, но и из идейно-глубокого понимания перспектив развития колхоза и всего советского общества[1024].

Задача совмещения театральных амплуа с «перспективами колхозного строительства» оказалась невыполнимой.

Комедия была поначалу тепло принята театрами и критикой. Журнал «Театр» даже поместил рецензию с соответствующим названием «Чувство нового», где утверждалось, что в пьесе Винникова «есть главное — живое дыхание жизни, правдивое изображение советской действительности в ее развитии»[1025], и что реализм ее таков, что главная функция колхозной комедии — нормализация и доместикация колхозного строя — решены блестяще, а в главной героине «нет уже ни одного куска от крестьянки прошлого. Колхозную жизнь Даша постигает без оглядки на прошлое»[1026]. Но 10 февраля 1951 года на пьесу обрушилась «Правда». В фельетоне Ивана Рябова говорилось:

Автору кажется смешной непомерно раздутая история о том, как его современники приняли поросячий визг за голос младенца и попали впросак. Но нам не смешно. Театр — не балаган, в котором лицедеи добивались того, чтобы зрители надрывались от утробного смеха. Нам противно читать страницы пьесы «Белая ворона», наполненные дичью, фальшью, пошлостью. Кто может поверить, что в тамбовской деревне или в украинском селе сейчас имеют место те факты и явления, о которых рассказывает комедиограф? С кого он пишет свои портреты? Где он слышит те разговоры, которыми заполнены страницы пьесы? В каком царстве-государстве поются те песни, кои он вкладывает в уста молодых людей?[1027]

Логика рассуждений критика симптоматична. Коль скоро это «реализм», изображенное в пьесе — не просто «бред», но издевательство над советской действительностью, что следует рассматривать как политическое обвинение: автор

впал в состояние самообмана. Он полагает, что показал новых людей новой деревни, но это не так. Перед нами возникают те персонажи, которые были знакомы нам по сценам из простонародного быта, писавшимся посредственными литераторами в старое время. Крестьян в тех сценах не было. Были пейзане.

Рассматривая фарсовую комедию, имевшую прямую связь с балаганом, «Правда» утверждала, что «театр — не балаган». Серьезное «содержание» не укладывалось в жанр комедии положений, которая становилась слишком смешной, вызывая «утробный смех».

Интересно, что само «содержание» критике не подвергалось: изображенное в комедии «коммунистическое отношение» колхозников к личному хозяйству вопросов не вызывало: в 1950 году в советском театре безраздельно царствовала бесконфликтная пьеса, а «черты коммунизма» и «поэзия нашей жизни» усматривались везде и всюду. Поэтому изображенное Винниковым коммунистическое отношение колхозников к собственности было в русле линии партии на тот момент.

Но в марте 1953 года Сталин умер, а в сентябре состоялся пленум ЦК, посвященный катастрофическому положению в сельском хозяйстве. Он уменьшил сельскохозяйственный налог в 2,5 раза, списал недоимки по сельскохозяйственному налогу предыдущих лет, увеличил размеры приусадебных участков колхозников, повысил заготовительные цены на сельскохозяйственную продукцию, расширил возможности для развития колхозного рынка, то есть сделал все то, что было немыслимо не то что в 1950 году, но даже за полгода до пленума, и против чего была направлена пьеса Винникова. Уже в следующем году о ней писалось:

Драматург пропагандировал в этой пьесе осужденные партией ошибки в колхозном строительстве, выразившиеся в ликвидации личного хозяйства колхозников в момент укрупнения колхозов, отказе колхозникам в праве иметь продуктивный скот в личном пользовании[1028].

Хотя колхозные комедии не только шли во всех театрах страны (вплоть до самодеятельных колхозных), но издавались огромными тиражами — 80, 100 и даже 150 тысяч экземпляров, — сталинский комедийный жанр был во всех смыслах неустойчивой конструкцией: не только «серьезное» содержание плохо уживалось в нем с комедийной формой, производственные коллизии — с водевильными, а должностная номенклатура персонажей — с их сценическими амплуа, само «содержание» с легкостью отменялось или переворачивалось.

Нельзя сказать, что когнитивный диссонанс, который способны были вызвать колхозные комедии, совсем не беспокоил их авторов. Некоторые из них, такие как посвятивший себя этому жанру Корнейчук, занялись даже своего рода металакировкой: тематизировали эту разукрашенную жизнь, включив в свои пьесы сеансы «самокритики», превратив «незнание жизни», «отставание» от нее в предмет комедийного о(б)суждения и сделав их частью сюжета.

Так, в комедии «Приезжайте в Звонковое» Корнейчук вывел приехавшего из города художника, который рисует «сельских тружеников», идеализируя их. Приняв местного пьяницу, выдававшего себя за партизана и рассказывавшего байки о своем «казацком роде», за «мудрого казака», он рисует его идеализированный портрет, который приводит в восторг его друга, такого же оторвавшегося от жизни архитектора. Но колхозники не верят, чтобы «такой культурный человек захотел такую рожу рисовать». А «культурный человек» потому и поверил в аутентичность «оригинала», что слишком «культурен». «Лакировка» объясняется здесь незнанием жизни, отрывом от нее. Эта «самокритика» казалась Корнейчуку столь важной, что уже в следующей пьесе он превратил приехавших в колхоз писателя и художника в главных персонажей.

Его «Калиновая роща» (1950) — колхозная версия «Фронта». В ней засидевшийся на посту председателя колхоза Иван Романюк, за двадцать лет превратившийся в рутинера, «заболел самоуспокоенностью». В борьбу с ним вступают председатель сельсовета Наталья Ковшик и моряк-черноморец Карп Ветровой. В финале Романюка снимают, и колхоз переходит из категории «хороших» в категорию «лучших».

Образцовая бесконфликтная пьеса, «Калиновая роща» хорошо объясняет, почему торжество колхозной комедии пришлось на послевоенный период. Бесконфликтность — продукт социальной гармонизации. Последней противопоказана трагедия (в основе которой — дисгармония). Она реализует себя либо в героике, либо в сатире. Но в отличие от трагедии и сатиры, героика бесфабульна: если в первой субъект оказывается больше своей социальной роли, а во второй — меньше, то в героике он совпадает с ней. Гармонизирующий, разрешающий противоречия финал комедии делает ее наиболее адекватной формой бесконфликтности.

Романюк полагает, что в его колхозе все в порядке, а «порядок» для него — это место «крепкого середнячка»:

Не все же о Дубковецком, шполянцах да о