К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

– Кто желает высказаться? – спросил Сталин, после того как начальник Генерального штаба изложил весь этот план.

Я попросил слова и доложил, что на западном стратегическом направлении, где создались более благоприятные условия и противник не успел еще восстановить боеспособность своих частей, фронтам надо продолжить наступление. Но для этого необходимо пополнить их личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь, танковыми частями, без чего трудно выполнить планируемые задачи. Что касается наступления наших войск под Ленинградом и на юго-западном направлении, то там они стояли перед необходимостью прорывать серьезную оборону и без наличия мощных артиллерийских средств не смогут сделать этого, а только измотаются и понесут большие, ничем не оправданные потери...

Из реплик, брошенных Сталиным, я понял, что решение принято и пересмотрено не будет. Однако выступивший вслед за мной Н. А. Вознесенский также высказался против общего наступления. Он аргументировал это тем, что мы не располагаем материальными возможностями, достаточными для одновременного выступления всех фронтов. Дав ему закончить, Сталин сказал: "Я говорил с Тимошенко, он за то, чтобы наступать. Надо быстрее перемалывать немцев, чтобы они не смогли наступать весной". Сталина поддержали Маленков и Берия... Больше желающих высказаться не было. Верховный Главнокомандующий завершил обсуждение словами:

– На этом, пожалуй, и закончим разговор» [755] .

Как и следовало ожидать, общее наступление советских войск в январе – феврале 1942 года окончилось неудачей. Красной Армии не удалось разгромить ни одной из главных немецко-фашистских группировок. Операции, проводившиеся с этой целью, остались незавершенными. Как указывалось в «Краткой истории Отечественной войны», «нерасчетливо предприняв одновременно наступления на всех важнейших направлениях, Ставка тем самым распылила стратегические резервы. Находившиеся в ее распоряжении девять армий были равномерно распределены между фронтами. И получилось так, что когда для завершения окружения и ликвидации главных сил центральной группировки противника потребовалось ввести дополнительные силы, необходимых резервов у Ставки не оказалось» [756] .

Более того, когда зимнее наступление уже выдохлось и переход к обороне стал еще более настоятельным, Сталин все еще подгонял войска своими приказами идти вперед. Так, например, 20 марта он приказал разгромить крупную ржевско-оленинско-вяземскую группировку противника. Войска западных фронтов пытались сделать это, но безрезультатно. Даже в апреле Сталин все еще приказывал наступать, хотя весенняя распутица осложнила и действия войск, и их снабжение. В результате советские войска подошли к весенне-летней кампании 1942 года измотанными и ослабленными. Это было одной из причин неудач советских войск летом 1942 года. После того как трудная кампания января – апреля 1942 г. была завершена, обе стороны стали активно готовиться к новой кампании. Как свидетельствует «Краткая история...», «у советского командования не было сомнений в том, что гитлеровцы в начале лета предпримут активные действия, с тем чтобы вырвать инициативу из наших рук и нанести решительное поражение Красной Армии. Перед Ставкой стояла задача своевременно разгадать замыслы врага и определить те стратегические направления, на которых суждено будет разыграться основным событиям... Ставка считала, что основные военные события с началом летнего периода должны будут вновь развернуться вокруг Москвы... Несмотря на доклады наших разведывательных органов (середина марта 1942 г.) о том, что центр тяжести весеннего наступления противника будет на юге, она продолжала в ущерб Югу (Юго-Западному и Южному фронтам) всемерно укреплять центральный участок» [757] .

Хотя общей установкой в это время стала стратегическая оборона, Сталин не хотел расставаться с мыслью об окончании войны в 1942 году и поэтому приказал провести частные наступательные операции в районе Харькова и в Крыму, хотя на этих направлениях противник также готовился к наступлению и наши войска не имели здесь необходимого превосходства над ним. Чем кончились эти плохо подготовленные операции – известно. На Керченском полуострове наступление даже не началось, в самый разгар его подготовки немецкие войска начали свое наступление и полностью разгромили три советские армии. Крымский фронт потерял около 200 тысяч человек убитыми и пленными, а также всю боевую технику. Писатель К. Симонов считает бои на Керченском полуострове весьма показательными для оценки роли Сталина в войне, хотя сам Сталин и не руководил здесь военными действиями. К. Симонов писал: «Хочу привести пример операции, в которой наглядно столкнулись истинные интересы ведения войны и ложные, лозунговые представления о том, как должно вести войну, опиравшиеся не только на военную безграмотность, но и на порожденное 37-м годом неверие в людей. Я говорю о печальной памяти Керченских событиях 1942 года... Один из наших писателей-фронтовиков писал мне следующее: "Я был на Керченском полуострове в 1942 году. Мне ясна причина позорнейшего поражения. Полное недоверие командующим армиями и фронтом, самодурство и дикий произвол Мехлиса, человека неграмотного в военном деле... Запретил рыть окопы, чтобы не подрывать наступательного духа солдат. Выдвинул штабы армий и тяжелую артиллерию на самую передовую и т. д. Три армии стояли на фронте в 16 километров, дивизия занимала по фронту 600 – 700 метров, нигде никогда я не видел потом такой насыщенности войсками. И все слилось в кровавую кашу, было сброшено в море, погибло только потому, что фронтом командовал безумец, а не полководец".

Я был там же, где и автор этого письма, и хотя не вполне разделяю его лексику, подписываюсь под существом сказанного... Мехлис был глубоко убежден, что действует правильно, и именно поэтому с исторической точки зрения его действия на Керченском полуострове принципиально интересны. Это был человек, который в тот период, не входя ни в какие обстоятельства, считал каждого, кто предпочел удобную позицию в ста метрах от врага – неудобной в пятидесяти – трусом. Считал каждого, кто хотел элементарно обезопасить войска от возможной неудачи, паникером; считал каждого, кто реально оценивал силы врага, неуверенным в собственных силах. Мехлис, при всей своей личной готовности отдать жизнь за Родину, был ярко выраженным продуктом атмосферы 1937 – 1938 годов.

А командующий фронтом, к которому он приехал в качестве представителя Ставки, образованный и опытный военный, в свою очередь, тоже оказался продуктом атмосферы 1937 – 1938 годов, только в другом смысле – боязни противопоставить разумное решение безграмотному натиску "все и вся вперед", боязни с риском для себя перенести свой спор с Мехлисом в Ставку.

Тяжелые керченские события с исторической точки зрения интересны тем, что в них как бы свинчены вместе обе половины последствий 1937 – 1938 годов – и та, что была представлена Мехлисом, и та, что была представлена тогдашним командующим фронтом Д. Т. Козловым» [758] .

Полной неудачей кончилось и наше наступление под Харьковом. Хотя советским войскам удалось в первые дни наступления продвинуться на несколько десятков километров, закрепить успех они не смогли. Более того, 17 мая в этом районе немцы сами перешли в наступление, создав реальную угрозу окружения советских армий. Новый начальник Генерального штаба А. М. Василевский внес в Ставку предложение о немедленном прекращении наступательных операций под Харьковом. Но Сталин, с согласия С. Тимошенко, отклонил это предложение. Вечером 18 мая Н. С. Хрущев, бывший членом Военного совета фронта, снова обратился к Сталину с просьбой о прекращении наступления. Но Сталин остался непреклонным. Он отдал приказ о прекращении наступления, когда положение вышло из-под контроля. Войска двух с лишним армий были окружены и в большинстве разбиты или пленены. И без того плохо обеспеченные войсками Южный и Юго-Западный фронты были ослаблены и не смогли сдержать натиска превосходящих сил противника, перешедшего в генеральное наступление на всем южном направлении. Остановить противника удалось только осенью 1942 года – на Волге у стен Сталинграда и у города Орджоникидзе на Северном Кавказе.

Мы не ставим своей задачей рассмотреть в нашей книге весь ход войны и все действия Сталина как Верховного Главнокомандующего. Война – это необычайно сложный процесс, в котором результат складывается из многих факторов. Несмотря на тяжелые поражения Красной Армии, война породила великую волну патриотизма, и новые миллионы советских людей поднялись на защиту своей страны. В годы войны возросли влияние и роль партийных органов, подорванные репрессиями предшествующих лет. В условиях войны многие партийные, государственные и военные работники получили значительную самостоятельность при решении военных, хозяйственных и государственных вопросов. Из толщи народа, партии, армии выдвинулись тысячи и тысячи более умелых и талантливых руководителей и военачальников. Сам ход событий заставил Сталина опираться на эту плеяду более молодых и способных военных и государственных работников. Патриотизм народа и армии, возросший опыт ее солдат, офицеров, генералов и маршалов, гигантская работа, проделанная в тылу по производству всех видов оружия, наконец, помощь союзных государств – вот главные факторы, которые обеспечили победу Советского Союза в войне с фашистской Германией и ее союзниками, несмотря на плохое стратегическое, а часто и неумелое оперативное руководство войсками со стороны Сталина.

Конечно, и Сталин в ходе войны кое-чему научился. С большой осторожностью, но достаточно определенно об этом писал маршал А. Василевский: «Генеральный штаб превратился в рабочий орган Ставки. Никакого другого специального аппарата для этой цели она не имела. Генштаб поставлял нужную информацию, обрабатывал ее и готовил предложения, на основе которых Ставка давала затем директивы. Сначала Сталин высказывал резкое недовольство деятельностью Генштаба. К тому же, не скрою, Сталин не всегда принимал оптимальные решения, не всегда проявлял понимание наших трудностей... Были в деятельности Сталина того времени и просчеты, причем иногда серьезные. Тогда он был неоправданно самоуверен, самонадеян, переоценивал свои силы и знания в руководстве войной. Он мало опирался на Генеральный штаб, далеко недостаточно использовал знания и опыт его работников. Нередко без всяких причин поспешно менял кадры военачальников. В таких условиях Генштаб не мог развернуться и работать в полную меру своих сил, не на должном уровне выполнял свои функции как рабочий орган Ставки... И. В. Сталин справедливо требовал, чтобы военные кадры решительно отказывались от тех взглядов на ведение войны, которые устарели. Но сам он это делал в то время не так-то быстро, как нам хотелось бы. Он был более склонен вести боевые действия до некоторой степени прямолинейно. Тут, конечно, помимо всего прочего, оказывало влияние на Сталина положение на фронтах, близость врага к Москве, продвижение его в глубь страны... Важной вехой была Сталинградская битва. Но, пожалуй, в полной мере владеть методами и формами вооруженной борьбы по-новому он стал лишь в ходе сражения на Курской дуге» [759] .