Пир для Воронов (пер. Цитадель Детей Света) - Джордж Мартин

— Я должен отправиться к ней. Должен. Эх, будь я хотя бы на десять лет моложе…

Старик был переполнен такой решимости, что после того, как Сэм договорился на счет их проезда, поднялся по трапу на борт «Пряного Ветра» собственными ногами. Он уже отдал Ксондо свой меч и ножны взамен плаща из перьев, испорченного во время его спасения. Единственными ценными вещами, которые у них остались, были книги из хранилищ Черного Замка. Сэм расставался с ними с тяжелым сердцем.

— Они предназначались для Цитадели, — объяснил он, когда Ксондо поинтересовался, что с ним происходит. Когда помощник перевел эти слова, капитан засмеялся.

— Кухуру Мо говорит, что серые люди еще могут заполучить их, — сообщил он, — для этого их надо купить у Кухуро Мо. Мейстеры платят серебром за книги, которых у них нет, а иногда красным или желтым золотом.

Капитан хотел также цепь Эйемона, но Сэм наотрез отказался. Для мейстера расстаться со своей цепью великое бесчестие, пояснил он. Ксондо пришлось трижды повторить, прежде, чем капитан согласился. К тому времени, когда сделка была заключена, Сэм расстался с сапогами, своей черной одеждой, бельем и сломанным рогом, который нашел Джон Сноу на Кулаке Первых Людей. — «У меня не было выбора», — убеждал он себя, — «Мы не могли оставаться в Браавосе, и, за исключением воровства и попрошайничества, это был единственный способ расплатиться за проезд». — Он готов был заплатить в три раза больше, только бы им удалось в целости довезти мейстера Эйемона до Староместа.

Однако их путешествие на юг выдалось бурным, и каждый шторм похоронным звоном отзывался на здоровье и духе старика. В Пентосе он попросил вынести его на палубу, и Сэм словами описывал ему городской пейзаж, но это был последний раз, когда он покидал кровать в каюте капитана. Вскоре после этого его ум вновь начал блуждать в прошлом. К тому времени, когда «Пряный Ветер» пронесся мимо Кровоточащей Башни в порту Тироша, Эйемон больше не говорил о том, что надо искать корабль, идущий на восток. Вместо этого он завел разговор о Староместе и архмейстерах Цитадели.

— Ты должен рассказать им, Сэм, — говорил он, — Архмейстерам. Должен заставить их понять. Люди, которые были в Цитадели в мое время, уже пятьдесят лет как мертвы. Эти меня не знали. Мои письма… в Старомест, они, должно быть, читали как бред выжившего из ума старика. Ты должен убедить их в том, в чем не преуспел я. Расскажи им, Сэм… расскажи им о делах на Стене… о мертвецах и белых ходоках, о холоде, от которого стынет кровь…

— Я сделаю это, — обещал Сэм. — Я добавлю свой голос к вашему, мейстер. Мы оба расскажем им, вдвоем, вместе.

— Нет, — ответил старик. — Это будешь ты. Скажи им. Пророчество… видения моего брата… Леди Меллисандра неправильно истолковала знаки. Станнис… в жилах Станниса течет толика крови дракона, да. И у его братьев. Раэлль, маленькая дочка Эгга, через нее… Мать их отца… она называла меня Дядюшка Мейстер, когда была маленькой. Я вспомнил это, поэтому позволил себе надеяться… возможно, я хотел… все мы обманываем себя, когда во что-то верим. Мелиссандра обманывается, думаю, больше всех. Меч неправильный, ей придется понять это… свет без жара… пустая красота… меч неправильный, а ложный свет может завлечь нас в более глубокую тьму. Дейенерис — наша надежда. Скажи им в Цитадели. Заставь их выслушать. Они должны направить к ней мейстера, чтобы давать ей советы, наставлять и защищать. Все прожитые годы я наблюдал, ждал и вот сейчас, когда настал тот день, я слишком стар. Я умираю, Сэм. — При этом признании из слепых белых глаз потекли слезы. — Смерть не должна бы страшить человека моих лет, но это не так. Ну, разве не глупо? Я провел во тьме многие годы, так почему я должен бояться тьмы? Но хотя я не могу спастись, я размышляю, что ждет меня, когда последнее тепло покинет мое тело. Буду ли я вечно пировать в золотых палатах Отца, как утверждают септоны? Буду ли я вновь говорить с Эггом, увижу ли Дариона невредимым и счастливым, услышу ли, как поют мои сестры своим детям? А что, если правы лошадиные лорды? И я помчусь в вечность по ночному небу на жеребце, сотканном из пламени? Или вновь вернусь в эту юдоль скорби? Кто ответит? Кто был за стеной смерти, чтобы познать истину? Только зомби, а мы знаем, на что они похожи. Знаем.

Сэм ничего не мог ответить на это, но он постарался по мере своих сил успокоить старика. Позже подошла Лилли и спела для него песню — глупую песенку, которой научилась у других жен Крастера. Это заставило старика улыбнуться и помогло ему уснуть.

То был один из последних хороших дней в его жизни. После старик больше спал, чем бодрствовал, свернувшись под грудой меховых одеял в каюте капитана. Временами он разговаривал во сне. Просыпаясь, то звал Сэма, настаивая, что должен что-то рассказать ему, но чаще, когда приходил Сэм, забывал, что хотел сказать. И даже когда вспоминал, все равно его речь была сумбурной и невнятной. Он то говорил о пророчествах, но не называя имени пророка, то о стеклянной свече, которая не светит, о яйцах, из которых ничего не вылупилось. Он сказал, что сфинкс сам был загадкой, а не задающим загадки. Он просил Сэма почитать ему из книги Септона Барта, чьи рукописи сгорели во времена правления Бейелора Благословенного. Однажды он проснулся в слезах.

— У дракона должно быть три головы, — простонал он, — а я слишком слаб и стар, чтобы быть одной из них. Мне следовало бы быть рядом с ней, показывать путь, но мое тело предало меня.

Когда «Пряный Ветер» проплывал мимо Ступеней, старик стал забывать, как зовут Сэма. Иногда он принимал его за одного из своих погибших братьев.

— Он слишком слаб для подобного плавания, — объяснял Сэм Лилли на баке после очередного глотка рома, — Джону следовало это предвидеть. Эйемону было сто и два года. Не следовало посылать его в море. Если бы он остался в Черном Замке, то прожил еще лет десять.

— Или же его сожгла бы Красная женщина, — даже здесь, в тысяче лиг от Стены, Лилли с опаской произносила вслух имя леди Меллисандры. — Она хотела для своего огня королевской крови. Вель это знала. Лорд Сноу тоже. Вот почему они отослали меня прочь с ребенком Даллы и оставили вместо него моего. Мейстер Эйемон заснул и не проснулся, но если б остался, то она могла его сжечь.

«Он все равно сгорит», — печально подумал Сэм, — «только теперь сжигать его придется мне». — Таргариены всегда отдавали своих умерших пламени. Кухуру Мо не позволил устроить погребальный костер на борту Ветра, поэтому тело Эйемона поместили внутрь бочки с черным ромом, чтобы сохранить до прибытия судна в Старомест.

— Ночью накануне смерти, он попросил подержать малютку, — продолжала Лилли. — Я боялась, что он может уронить его, но этого не случилось. Он баюкал его и мурлыкал колыбельную, а мальчик Даллы протянул руку и коснулся его лица. Он так дернул его за губу, что думаю, причинил ему боль, но он только рассмеялся. — Она погладила Сэма по руке. — Если хочешь, мы могли бы назвать его Мейстером. Не сейчас, конечно, когда он подрастет. Могли бы.