М. С. - Владимир Чистяков

— Части спецназначения. Корпусного подчинения.

— Их задача! Быстро!

— Проникновение в нижние ярусы — пленный ощерился — и уничтожение или захват всех находящихся там. По обстановке.

— Кто командир?

— Улетел.

— Имя. Звание.

Мимо тащат убитого генерала. Среди пленных какой-то ропот. Тот же одноглазый спросил.

— Его похоронят?

— Да.

— Командир второй волны. Боевое имя — Орол.

— У них малый радиус. И база где-то недалеко… Быстро! Где-то в радиусе 200—250 км. Фиксировались посадки кораблей!

Пасмурный день казался очень тихим и ясным. Ну, да после этакой-то ночки! Почти никто ничего не делает. Сидят и лежат. У орудий, у танков, в траншеях. Даже валяющиеся всюду мертвецы не сильно мешают. У многих живых на лицах выражение какой-то просто блаженной расслабленности.

Это победа.

Но ничего ещё не кончено. Операторам РЛС и радистам об этом известно лучше всех. И ещё об этом и известно собравшимся в центральном бункере высшим офицерам. Сегодня их гораздо меньше чем вчера. Докладывают обстановку.

— Аэродром выведен из строя. Серьёзные повреждения ВПП. Большие потери. Два больших укрытия разрушены полностью. В третьем заклинило ворота. ВПП можно привести в порядок.

А несказанное за этим — транспортных самолётов у нас больше нет.

Но дело-то надо делать по-прежнему.

— Связь есть со следующими штабами…

Все становилось бесполезно. Тяжёлые корабли подходят на огромной высоте. И безнаказанно сыплют бомбы. Огонь тяжёлых зениток с башен почти не причиняет им вреда. А ракет оставалось мало. Связь пока действует, но ухудшается с каждым днём. Они и вправду эвакуируют войска. И одновременно, усиливают бомбёжки. И бьют преимущественно по городам.

Укрепления всё-таки отстроили на совесть. Купол одного из убежищ выдержал попадание бомбы крупного калибра. Тонн пять, если не десять.

Не так, так эдак. С землёй теперь решили смешать. За гибель десантников.

Будь здесь город, а не укреплённый район, давно бы остались дымящиеся руины. При ударах по городам зажигательных бомб чужаки не жалеют. А здесь от них проку никакого. Фугасных и бетонобойных зато не жалеют. Иногда сбрасывают и более интересные гостинцы вроде контейнеров с противопехотными минами. Прыгающими. С системой наведения. Вполне способной сигануть с дерева тебе прямо на голову. Всё это дополняется глушилкой всех частот.

От непрекращающихся бомбёжек несколько человек сошли с ума.

Они все собрались на площади среди руин бараков. Все кто остались в живых из гарнизона северной ставки. Больше существования этого центра управления войсками не имело смысла. Несколько дней назад прекратилась связь с последними частями. Три дня назад чужаки сбросили какую-то странную бомбу: была очень яркая вспышка, похожая на разряд тока. Она была сброшена в нескольких километрах, но грохот был слышен даже в подземных ярусах. Те кто не слышал взрыва, его всё равно почувствовали: разом отказали все генераторы. Электричества не стало. Вскоре умерли все раненые в реанимации.

А вчера появились грунтовые воды, и непонятно почему (гидроизоляция-то была сделана более чем на совесть). Воды много бороться с ней нет никакой возможности. Нижние ярусы стало затапливать. Находится в ставке больше не имело смысла. Тем более, что и людей-то оставалось не так много, а способных носить оружие — и того меньше. Человек 450, сборная солянка изо всех подразделений — обеспечения, защиты, связи, охраны периметра, танкового батальона и собственно офицеров ставки. И ещё она. Генерал-полковник, от имени которого остались только две буквы — М. С… И четырнадцатилетняя девочка. Её дочь. Единственный ребёнок в этой стаи прожженных хищников, переживших все круги ада людей.

Теперь они собрались вместе. Наверняка, в последний раз, чтобы решить, что им делать дальше. Точнее, куда уходить. И с кем. И уже буквально витает в воздухе: с М. С. пойдут далеко не все, кончилось прежнее время. Кончилось и всё с ним связанное. Пришло что-то другое. А вот что? Этого ещё не поняли.

Но одно поняли все: новое время будет гораздо хуже того, что вовсе не по их вине ушло навеки. А им, уцелевшим в огне величайшей, и проигранной ими войны, теперь предстоит решать, куда идти, и что делать. А может, у кого-то возникнет и желание поискать виновников произошедшего. Кандидатур-то в приделах досягаемости не слишком много. А точнее, всего одна. Но зато какая!

Та самая М. С…

Когда всё рухнуло, людям обычно становится плевать на прежние авторитеты. Но опасно плевать на автоматы. По крайней мере, большинству людей. Начинает вновь работать закон джунглей — каждый сам за себя. Или его вариант- каждая стая хищников сама по себе. И чувствовалось, что здесь будет работать именно второй вариант. И видны уже были несколько потенциальных стай. Вот только не все ещё знают вожаков.

Один из вожаков сразу виден — сама М. С… Она сидит на обломке камня. Генеральская форма выглядит просто безупречно. Но всем почему-то казалось, что нет уже знаменитой силы воли. В ней словно тень былой М. С… Но даже эта тень поопаснее иного живого. Опасна не столько она, опасны собравшиеся вокруг неё люди — почти все из охраны периметра и подразделения защиты. То есть полные фанатики и великолепные бойцы. И внешне — типы один к одному, почти под два метра каждый, форма — несмотря на произошедшее — словно с парада, и оружие у всех. И держат его на виду. И всем видом стремятся показать то, что и так очевидно — с нами шутки плохи. Все-то тут они из разряда псов боевых, только эти-то позубастее прочих будут.

Вот только одно отличает эту группу от всех прочих: ребёнок в ней. Дитя наиболее грозной из них, но совершенно не похожая ни на кого из них. Это уже все знали. Маленькая Марина испуганно жалась за спину матери. А у той от ощущения этого, словно плечи расправились, и сталь играла во взгляде. Каждый сам за себя — пусть так, но ей-то ещё и за Марину драться придётся.

Так что даже те, кто заранее настроились не слушать М. С. чувствовали — с ней и её людьми лучше разойтись миром. Пусть их мало. Но они подчинены одной воли. Её воли. И драться будут как один. А М. С. хищник, и сейчас она, как и любой хищник, будет стремиться ещё и защитить своего детёныша. И они бросятся все, если почуют угрозу. Хотя их мало, человек пятьдесят, не больше. Но они уже все заодно.

А вот остальные — нет.

М. С. сидит молча. Её поза могла показаться безвольной. Спина почти сгорблена. Голову она поднимает время от времени, а так — смотрит в землю, щебенку с песком под ногами изучает. Руки лежат на коленях. Но это в любом случае она. И на ней генеральская форма. И со знаками различия и всеми орденами. И без бронежилета, в которых половина собравшихся. По крайней мере, со стороны кажется, что бронежилета на ней нет. А что там на деле — так это её дело, раз жить охота.