Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

class="p1">Три часа назад странная сцена. Приходят в нашу квартиру три солдата, один с винтовкой. Спрашивают, не живет ли тут офицер, нет ли оружия, не обижают ли служащих, русские или евреи и т. п. Я вышел в середине разговора, ибо отдыхал после обеда, объявил, что я писатель и не имею служащих, спросил солдат, за народ ли они, и услышал ответ: да здравствует революция! Рукопожатия, пожелания успеха — и конец курьезному визиту, все же загадочному. Сейчас топот ног по лестнице. Открываю дверь: солдаты спускаются сверху. Куда, зачем?..

10 час. вечера. Еще пришла группа вооруженных солдат с дворником сейчас, осмотрели всю квартиру, даже шкафы раскрывали, и молча ушли. Так обыскиваются и другие квартиры в нашем громадном доме. Говорят: ищут стреляющих из засады, из верхних этажей нашего дома, — ищут, значит, полицейских и черносотенцев... Жутко. Не знаешь, что делается в городе. Хожу по одинокой квартире, ухаживаю за больной Идой; нет живой души, даже прислуги. Днем еще приходят люди, а теперь тишина, изредка прерываемая неопределенным шумом или треском. А душа преисполнена величием момента, и даже хандра моя улетучилась. Нас обманул 1905 г.; может быть, не обманет 1917-й. А если?.. Тогда нет спасения для России.

1 марта (6 час. вечера). Все еще без газет, ловим известия из случайных бюллетеней, разбрасываемых по улицам. Между Думским комитетом и Советом рабочих депутатов трения как будто сглаживаются; иначе раскол революционных сил погубит все дело... Протопопов сам явился в Думу, и его арестовали. Зимний дворец в руках народной армии. Полки за полками с офицерами во главе объявляют верность Думе; но речи Родзянко, проникнутые монархизмом, не отвечают настроению. От царя еще нет ответа. Ходил сегодня по улицам. Возбуждение еще не прошло. Были у меня сосед Гредескул (профессор, бывший тов. председателя 1-й Думы){606} и другие. Судишь, рядишь: что будет? Продовольственный кризис длится, есть почти нечего. Трамваи не ходят.

11-й час вечера. Сейчас Соня принесла известие от имени члена Думы: царь, подъезжавший с войском к Царскому Селу, арестован народной армией в Бологом[64]. 3 Гос. Думе Временный комитет объявлен Временным правительством, и войска ему присягают. Теперь в Думе сильнейшее волнение: вопрос о низложении Николая решен; спорят лишь о том, назначить ли регента из Романовых или путем созыва учредительного собрания провозгласить республику.

2 марта (вечер). О судьбе царя в задержанном поезде пока ничего неизвестно. Царскосельский дворец, где царица с семьей, под присмотром народной армии. Зверинец из арестованных экс-министров растет: приволокли и Горемыкина, и Сухомлинова{607} (последнего солдаты чуть не растерзали). Гнезда черных уменьшаются, перестрелки реже. Но тревога еще не ушла. Временное правительство все еще не окончательно сформировалось. Идет отчаянная борьба между Думским комитетом и Советом рабочих депутатов... Бегаешь утром по улицам, чтобы поймать бюллетень, и часто возвращаешься ни с чем...

3 марта (вечер). Царь в Пскове отрекся от престола за себя и наследника, а предполагавшийся регент Михаил{608} будто заявил отказ до Учредительного собрания… Утром объявлено о новом Временном правительстве (Львов{609}, Милюков, Керенский, Шингарев, Гучков{610} и др.), вступившем во власть с согласия Совета рабочих депутатов... Из провинции мало известий. Признали новое правительство Москва, Нижний и еще несколько городов. А что в других? Не идут ли там погромы, особенно на юге? Бродишь впотьмах. Трамваи не ходят, и ездить на заседания к нашим депутатам нельзя; газет еще нет. Утром выйдешь на улицу, встретишь кучку людей, читающих новый бюллетень, подойдешь, читаешь вслух листок окружающим, и так получаешь возможность знакомиться с событиями, стоя на улице, на морозе и ветре. Иногда Генрих дает сведения из заседаний Совета рабочих депутатов[65].

4 марта (вечер). …А все-таки оно грандиозно, это падение династии Романовых... 14 лет я проклинал Александра III, 23 года — Николая II, и вот теперь дождался падения династии. Еще в тайниках цензуры лежит моя история евреев в царствование Николая II, посланная в Америку, а теперь окажется возможным опубликовать это даже в России...

7 марта (утро). Целые дни читаю газеты, которые наконец стали выходить, и слушаю рассказы посетителей. Не могу ничем другим заниматься. Повторяется состояние 1905 г...

8 марта (утро). Что-то странное в этой революции: как в погоде нынешней, весеннее солнце и суровый зимний холод. Есть свет, но нет тепла. Оттого ли, что на фронтах назревают страшные события, оттого ли, что в толще армии и в крестьянстве могут скоро переплестись в кровавый узел революция и контрреволюция, — но «душе неспокойно. Все, казалось бы, хорошо: равноправие свалилось как снег на голову; то, за что мы боролись десятки лет, как будто достигнуто, и гнусное полицейское государство низвергнуто; нашим еврейским деятелям здесь (Винаверу, Грузенбергу) предлагают места сенаторов, а другим должности в министерствах. И все же нет весны в душе.

Вчера вечером, в заседании политического пленума, мы друг друга поздравляли, говорили «Schehechajanu lizman haze»{611}, постановили послать приветствие Временному правительству и Совету рабочих депутатов, но пафоса не было в суждениях и в самом решении... Кошмар войны давит на революцию...

12 марта (вечер). Опять слег в постель на три дня: рецидив инфлюэнцы… Опять могильное настроение. Мучит сознание инвалидности, когда нужно со всеми идти в бой... Много передумал лежа в постели, даже набросал заметки для статьи об историческом моменте с еврейской точки зрения. Но я физически ослабел до крайности, писать рискованно, ходить на собрания еще хуже. Обстановка дома мрачная: болезнь, беспомощность двух одиноких людей среди царящей военной нужды... Открываются огромные светлые дали, но открываются и темные бездны. Между этими полюсами мечется ум...

15 марта (вечер, в постели). Ужасны эти ежедневные приговоры термометра, эти головные боли при попытке перейти из спальни в кабинет, это истощение сил в такой великий исторический момент.

17 марта (сумерки). Уже месяц длятся эти муки, нравственная боль от физической болезни, высасывающей силы, отрывающей от всего дорогого и святого... Весь день лежу или сижу, читая при сильной головной боли газеты, изучая все детали хода революции в России. Открылась светлая эра, но пройдем-то мы в нее, кажется, через реки крови в гражданской и внешней войне... К царизму возврата нет, по другой темный лик России, анархизм пугачевщины, стоит на горизонте. Еврейство в этой революции не выдвигается, не бросается вперед — тактический шаг, урок 1905 г...

22 марта (вечер). Знаменательный день: сегодня опубликован акт Временного правительства об отмене всех национальных и вероисповедных ограничений, т. е. акт еврейской эмансипации в России. Осуществилась мечта целой жизни, цель страданий и борьбы