Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

и отказался выставить свою кандидатуру на выборах в Учредительное собрание. Вернувшись в Петербург ко времени наступления Корнилова, я должен был сделать некоторые отступления от своего обета, но все же продолжал научную работу среди анархии и забот о куске хлеба в голодающей столице. В этом положении застал меня фатальный октябрьский переворот, приведший к власти тех, которых я считал разрушителями России и еврейства, губителями всей этической культуры человечества. Мои душевные борения в это промежуточное время отразились в приводимых дальше отрывках из дневников.

11 июня (утро), Силломяги. После российских мук передвижения, я уже трое суток здесь, в прелестном уголке Прибалтики, старом дачном поселке в имении немецкого барона. Сухой сосновый лес, тихий берег залива, куда по мелководью не пристают пароходы, сравнительное малолюдство в кургаузе, где столуемся, и вокруг дачи, где живем, очарование солнечных дней и белых ночей. А рядом два маленьких внука, сильно привязанных ко мне. Приехавший с нами их отец Генрих (Эрлих) вчера уехал в Стокгольм как член делегации Совета рабочих депутатов...

10 час. вечера. Запись прервана полученными петербургскими газетами. В тихую гармонию природы ворвались крики улицы... Анархия продолжается. Временное правительство «царствует, но не управляет»... Большевик мутит. Предстоящая завтра в П-ге манифестация, легкомысленно объявленная Советом рабочих и солдатских депутатов, может кончиться анархией, ибо большевики выступят со своими лозунгами. К опасному классовому террору присоединяется национальный. Украинская Рада в Киеве объявила себя правительством самостоятельной Украины, чуть ли не «от Карпат до Кавказа». Сепаратизм прочих областей на очереди.

21 июня. Шум детский, соседский, газетный, гул потрясенной России — все мешает сосредоточиться в тишине ласковой природы, гадать о тайне белых ночей, о шепоте леса, о ропоте моря. С утра до полудня чтение газет, затем ряд часов среди детей, хождение в кургауз, писание писем. Пришлось отписываться на приглашение двух новых организаций, воспринявших мою идеологию: «Демократического объединения» (звали на конференцию в Москву) и Одесской национально-демократической партии[69]. Поздно мне заниматься организацией партий. Пусть эти левые и правые течения «Фолкспартей» прокладывают себе путь при помощи молодых сил.

Из Петербурга вести: манифестация 18 июня не удалась, лозунги большевиков подавляли все остальное и ярко выступило бессилие Совета рабочих депутатов.,

25 июня. …Вот прогноз, вытекающий из жутких фактов наших дней. Кровавый потоп войны скоро перевалит за третью годовщину. Нынешний полуголод превратится в полный голод... Когда война продлится и голод усилится, пойдет сплошное озверение. Начнется всеобщая резня под флагом «классовой борьбы», «истребления буржуев». Ко всероссийскому погрому левых присоединятся погромы правых черносотенцев в маске и без маски. Посреди этого потопа зверства в России позорно кончится бессмысленная бойня народов. Государство российское будет разрезано на части автономными народами... Мы — современники «поколения потопа». Таков апокалипсис близкого будущего[70].

30 июня. …С утра газеты отравляют душу эксцессами истинно русских слева, как некогда такими же эксцессами справа. Мы переменили черный террор на красный — вот результат революции...

Нужно написать небольшую вещь для политического книгоиздательства, издающего серию брошюр о национальных требованиях различных народностей России к предстоящему Учредительному собранию. Завтра начну писать на эту тему. Название — «Чего хотят евреи»[71]. Как-то странно среди террора писать о строе будущего, но я связан обещанием.

5 июля. Пришли газеты. Опасения подтвердились. И вчера продолжался в П-ге террор: стрельба по улицам, с убитыми и ранеными, погромы солдатчины и толпы, где смешались подонки революции и реакции. Были и призывы к еврейскому погрому на Александровском рынке...

6 июля. Рано утром вышел сегодня в сад, не совсем здоровый, чтобы молиться безмолвно среди озаренных сосен. Вдруг появилась приезжая из П-га (Б. Лацкая), видевшая все, что там творилось в последние дни. Вторник (3 июля) был кошмарный день: бессмысленная гражданская война с сотнями убитых и раненых, уличный террор, дикий разгул большевиков и хулиганов... Только вчера в настроении масс произошел поворот: армия с фронта заявила о своей готовности идти на анархическую столицу, парализованное правительство и Советы депутатов решили действовать — и банды испугались... Что будет дальше?.. Будет ли скомпрометирован преступный большевизм?..

А небо ласково-голубое, а сосны золотятся закатом, и так задумчива лесная тропинка...

8 июля. Целые дни в чтении утренних и вечерних газет, получаемых по почте и через приезжих из Петербурга. С вызовом частей армии с фронта и приездом Керенского хулиганский бунт 3–5 июля затихает... Формируется новое правительство с Керенским во главе...

19 июля. Трехлетие войны. Был такой же день, ровно три года назад, в Нодендале, жаркий, душный. Тревога шла по маленьким мирным уличкам-аллеям, мимо древней церкви св. Бригиты, по площади близ пристани. В воздухе носились ультиматумы... Что было бы, если б тогда сказали: через три года войне не видно будет конца, а в России будет революция и демократическая республика. Мы бы обезумели от ужаса перед перспективою войны и от радости перед перспективой революции. А теперь? Еще душит война, внушает ужас судьба революции. Сошлись огонь и вода. Война губит революцию, революция губит войну. И возможно, что мы одинаково плохо кончим и ту и другую...

12 июля. …Теперь раскрывается ужасный факт: при своем «блестящем» наступлении в июне (в Галиции) русские войска, особенно казаки, вырезали и разгромили в галицийском городе Калущ все еврейское население, насиловали женщин и т. п., все по обряду тех же войск при царизме... Недавно напечатана в «Евр. неделе», а теперь выходит отдельной брошюрой моя «История еврейского солдата» — и вот повторяются те же сцены...

30 июля (утро). Утренний туман окутывает лес. Сижу на балконе в тишине еще не проснувшегося дома и предаюсь тем мыслям, которые в последнее время особенно не дают покоя. Решаю вопрос, что мне делать с остатком моей жизни: отдать ли его в жертву политической стихии, идти по ветру, потонуть в новой общественной волне, или же отказаться от всего, «уйти от мира» и исполнить свой обет завершения жизненного труда. В первом случае я должен по возвращении в Петербург войти в водоворот политической деятельности, выступать в собраниях, организовать «Фолкспартей», пойти в еврейский съезд, поставить свою кандидатуру в Учредительное собрание и кипеть в этом всероссийском котле ряд лет, а параллельно заниматься публицистикой. Это значит изменить план своей жизни в момент его завершения, оставить все здание недостроенным. Но если не решиться на это самопожертвование, то нужна жертва иного рода: порвать со всем окружающим, отвечать на все призывы к политической работе: non possumus!{613} и, замкнувшись среди бури, ткать нить истории от IV в. до наших дней, а затем привести в порядок весь литературный труд