Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин

двери, спустился с крылечка, ещё не зная, куда идти. Посмотрел на юг – там дом Анфисы Ивановны. У её ворот постоянно дежурят машины с шашечками. Во дворе суетятся пять-шесть старушек, складывая только что привезённую траву в веники. Да столько же уселись в машины, ждут хозяйку: предстоит очередной выезд на промысел. Вот и она, высокая, властная. Увидав соседа, вежливо поздоровалась.

- За грибами собрался? Садись, подброшу. – Анфиса Ивановна тут же высадила одну из участниц фитотерапевтического десанта.

- Благодарю, – холодно отозвался художник. – Мне в другую сторону.

- Хозяин – барин.

Такси умчались на юг за травами. Петрович отправился на север. Солдатский сидорок его был лёгок. Старый посох гладок и прям.

Благословляю вас, леса...

- Куда бредёшь, дед? – послышалось из малинника. Вскоре оттуда показалась голова в очках. Потом и сам человек, застёгивающий на ходу шорты.

«Тоже путешественник», – отметил Петрович, радуясь, что в лесу среди этой утренней тишины оказался, возможно, попутчик.

- Туда... к заре, – художник неопределённо махнул рукой. – А вы, молодой человек?

- Никакой я не человек... то есть не молодой человек, – пробурчал Димка, наконец справившись с застёжкой. – Я просто Димка.

- И куда же вы, просто Димка? – устанавливая возрастную дистанцию, не без чопорности полюбопытствовал Вениамин Петрович.

- Куда-нибудь туда... ну хоть на Чёртовы острова.

- А, тогда нам по пути, – художник, поправив его рюкзак, одобрительно хмыкнул. – Вы налегке путешествуете, Димка.

- Перестаньте выкать, не люблю. Можно по-человечески выражаться. Я вас моложе.

- Вот как? Ну, если позволишь.

«Допотопный какой-то, – рассматривая старика, Димка старался определить, что в нём необычного: выцветшая гимнастёрка, старые сапоги, не то лиловые, не то фиолетовые брюки и синие, неба синей, глаза. – Ну, прямо Жак Паганель».

- Давай, Дима, передохнём.

- Уже выдохлись? Оно, конечно, в ваши годы... – ляпнул бестактно Димка, но спохватился и начал путанно объяснять. – Моему отцу сорока нет, и то уж старик...

- А тебе сколько?

- Мне? Пятнадцать, – соврал парнишка, но Петрович ему поверил.

Присели под елью, и на них тотчас же накинулись свирепые здешние комары. Были они крупные, породистые, после каждого укуса оставался красный следок.

- О-от, заразы! – отбиваясь, ворчал парнишка. – А я «Дэту» не взял.

- Есть у меня «Дэта». – Вениамин Петрович достал из своего сидора бутылочку. – Натирайся, пожалуйста.

- А вы? – истратив чуть ли не пол-флакона, спохватился Димка.

- Меня не кусают.

- Ну да, – не поверил Димка. – Эти твари всех жрут.

- Всех. Кроме меня. Мы старые знакомые. Я каждое лето здесь бываю.

- Им это до лампочки. Лишь бы укусить. А вас или кого другого – всё равно. Глупые потому что. И – хищные.

- А вот смотри, – Петрович засучил рукав гимнастёрки, выставил на съедение комарам загорелые крепкие руки. – Ну? Убедился? Ни один не сел. Ладно, хватит экспериментов. Давай подкрепимся. Путь далёк.

Старик расстелил газетку, вынул пяток картофелин, баночку кильки, два ломтика хлеба.

«Негусто», – сглатывая слюну, с тоской подумал Димка, вспомнив о выгруженных сдуру банках. Как бы они сейчас были кстати!

Тоскуя об оставленных продуктах, Димка и не заметил, что слупил свою и чужую долю, подобрал все крошки на газете и всё же не насытился. Наоборот, аппетит только разыгрался.

- У вас что, больше ничего нет?

- Хорошего понемногу, – Петрович отряхнул газетку, посмотрел ту страницу, где сообщалось о международных событиях. – В Чили опять аресты, – вздохнул он, спрятал газетку в мешок и поднялся. – Пора в путь.

- А у меня ещё есть еда, – Димка достал было из рюкзака банку с вареньем, но старый художник сунул её обратно.

- Есть надо в меру.

- А вы знаете мою меру? – огрызнулся парнишка, снова извлёк банку и раскрыл перочинный нож.

- Ну как хочешь. А я пошёл, – Петрович подтянул лямки вещмешка, надел на плечи и слегка поиграл старым посохом.

- И что? Бросите меня одного? – Димка поспешно вскочил, кое-как напялил рюкзачишко, перед тем вынув из него транзистор. В животе урчало, и музыка в транзисторе была урчащая; голос певца скоблил душу, как нож сковородку.

- Не мог бы ты выключить этот вой? – спросил художник, признававший только классику и русские народные песни.

- Вой?! – возмутился Димка. – Что вы понимаете? Это же Русос.

- Мне