Запрещенная реальность. Том 1 - Василий Головачёв

— Может быть, не задумывался. — Глаза Матвея потемнели, стали синими, излучающими. — Я просто придерживаюсь принципа апариграхи[125].

— Неплохой принцип, но не для меня. Я исповедую другие.

— Поздравляю. — В голосе Соболева проскользнула ирония, но глядел он в этот момент не на Хватова, а на директора ФСБ. — Кажется, генерал, вы приобрели себе достойного союзника. Только учтите, год назад он играл на другой стороне.

— Я всегда играю на своей стороне, — подчеркнул Хватов. — Времена меняются, вчера я играл против, сегодня играю за.

— Разве добро и зло тоже поменялись местами?

— Ну вот, ты опять затеваешь схоластический спор! Как зло, так и добро — это отклонение от нормы. Таков закон вашей реальности. Но что такое зло в твоем понимании? Да, очевидно, сами по себе войны, преступность, болезни типа СПИДа — страшные вещи, но для рода хомо сапиенс они эволюционно полезны! Кто выживет — тот будет иметь иммунную и психическую устойчивость.

— Зачем вам понадобилось превращать насекомых в людей вопреки воле остальных Аморфов?

Глаза Хватова округлились, он опять рассмеялся.

— Парень, неужели ты всерьез считаешь, что я Монарх? Если бы здесь появился ОН, лично, реальность просто изменилась бы в нужную ему сторону! Я же просто авеша, одна из реализаций его Проекции на реальность, в масштабном сравнении — один из муравьев гигантского муравейника, который и есть Монарх. А что касается превращения… — Хватов самодовольно ухмыльнулся. — Мне, вернее, ему было интересно, что получится. Но ты не совсем прав — не вопреки воле Аморфов, ибо я, то есть Он, — тоже один из Аморфов.

— Погодите, погодите, — обрел наконец дар речи Сергей Вениаминович, едва успевая переводить взгляд с одного на другого. — Какие превращения?! Какие насекомые?! О чем вы болтаете? Как это можно превращать насекомых в людей?!

— Ну, процесс это длительный, — дернул уголком губ Хватов, подмигивая Матвею, — но возможный. Сотни миллионов лет назад некто, скажем, Аморф или, точнее, Безличный Творец — этот молодой человек называет его Монархом Тьмы, — проделал эксперимент с отрядом Блаттоптера сапиенс…

— Тараканов разумных, — перевел Матвей, сочувствуя директору ФСБ. — Не по-человечески разумных, конечно, но сути это не меняет. В те времена на Земле жили разумные насекомые. Инсекты, не угодившие чем-то истинным хозяевам нашей реальности, которые взяли и просто уменьшили их в размерах. Так образовались современные насекомые. А вот тараканы, Блаттоптера сапиенс или какой-то их вид, метаморфически изменились, дав начало роду человеческому. Я понятно объяснил?

Хватов пристально смотрел на Матвея, и по лицу его бродили тени, отражавшие внутреннюю, не ведомую никому борьбу эмоций.

— Чушь! — очнулся Коваль, стукнув ладонью по бумагам на столе. — Прекратите пороть чепуху, вы, оба! Главное — он отказался, понимаете, капитан? И теперь следует решить, что с ним делать.

— Не надо ничего решать, — тихо сказал Матвей. — Я ваших секретов не знаю, работать на спецслужбы не буду и опасности не представляю… если меня не трогать. Прикажите своим людям выпустить меня отсюда.

Сергей Вениаминович побагровел, рванул пальцами узел галстука.

— Ты… да что ты о себе возомнил, мальчишка?! Я же тебя… одним пальцем… лично… — Директор ФСБ выдернул из ящика стола небольшой красивый пистолет. — Что с ним церемониться, капитан!

В то же мгновение Матвей, давно готовившийся к сверхрежиму, вошел в меоз и… исчез. Для генерала, конечно. Потом возник уже сзади, ловко выдернул пистолет из руки Сергея Вениаминовича, направил на Хватова.

— Пошли, капитан?

Хватов сморщился, покачал головой.

— На авешу «глушак» не действует, Соболев. Он в состоянии отключить лишь сознание нормального человека, но не пси-матрицу авеши. Меня тебе не пройти. Боюсь, ты в патовом положении.

— Я пройду тебя, — сказал Матвей, бросая суггестор «удав» в угол кабинета.

Это был самый странный и самый напряженный бой из всех проведенных Матвеем когда-либо.

Ни Матвей, ни его противник не тратили силы на кихон — «разгон воздуха», то есть на какие-то замахи, уклоны, хитрые телодвижения, прыжки и подкаты, они просто замерли друг против друга, глядя поверх головы соперника[126] — то есть на уровне инстинктивного перехвата атаки еще до окончательного ее формирования. Оба отлично знали уязвимые места на человеческом теле и готовили молниеносную атаку в одну из болевых точек. Но ни одна мысленно перед этим проигранная атака ни у того, ни у другого не прошла! Оба, что называется, были наглухо закрыты своими рефлекторно-защитными ответами на уровне психического восприятия, а значит — и на уровне физического действия.

Разум в принципе — самый убогий и ненадежный инструмент сознания, в бою мастеров он участия не принимает. Матвей на режиме всегда уходил в состояние мусин, то есть состояние полного «отсутствия разума», именно поэтому его реакция намного превосходила обычную человеческую. Но и капитан Хватов владел мусин и мог жить ускоренно в режиме меоза, поэтому их столкновение было невидимо нормальному человеческому глазу, и даже директор ФСБ, единственный свидетель поединка, почувствовал его необходимость и скрытую мощь.

Наконец они закончили этап анализа мастерства друг друга. Настал черед приемов: Матвей работал в стиле карате-дзицу, двойной удар-блок-укол и встречный стопорящий удар, прерывающий атаку противника, Хватов — в стиле саватт — французского бокса.

Удары прошли!

Капитан отлетел к двери, сбив стул, но на ногах все же удержался, а Матвей вдруг почувствовал подступившую дурноту и слабость, хотя костяшки сжатых пальцев Хватова едва коснулись его груди.

«Техника смертельного касания! — произнес кто-то внутри Матвея хладнокровно. — С передачей раппорта на паралич нервного узла. Не подпускай его на дистанцию поражения…»

«Сам знаю!» — огрызнулся Матвей, покрываясь холодным потом от усилия, способного очистить нервную систему: меоз не позволил развиться процессу парализации, но и сил отнял немало.

— Отлично, ганфайтер! — похвалил Хватов, наблюдая за ним. — Ты хорошо подготовлен к тонгла, но я еще не все показал, что умею. Впрочем, как и в тот раз, когда вас было двое.

— Самандар! — озарило Матвея.

— Авешей Монарха может быть любой светящийся в моей реальности. Самандар — один из достаточно ярких светящихся и наиболее подготовлен к восприятию внешнего волеизъявления. Ну что, продолжим урок?

— Э-э, — вышел наконец из ступора Сергей Вениаминович, — какой Самандар, о чем вы бормочете? Капитан, в чем дело? Я могу просто вызвать охрану…