Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

трудом сводил ее, дивизию… В один присест половину корова языком слизала. Да еще не знаю, чем утешит нынче Буденный… До вечера — ого сколько! Не бригаду — армию размолотить можно.

— Хвороба в тебе говорит, Борис Макеевич. Лежать еще нужно…

Борис дунул в трубку, перенес к другому уху.

— Погоди, погоди, командарм… Ты не* договорил. А мой вчерашний рапорт? О бригаде Булаткина…

— К Колпакову я пошлю своих штабных.

— На инспектирование нету времени! — загорячился Борис. — Бригада та у нас под боком. А вчера наведывался сам комбриг… Есть у нее потери, особенно в конском составе. Обещаю, до послезавтрашнего утра укомплектую ее полностью. У меня резерв и богатые трофеи в Пичуге, у первой бригады. Мало, посажу в седло пленных… Из казаков. Опыт есть. Но теперь уж не о временном подчинении речь, товарищ Егоров… Сводить опять в дивизию.

Слышно, командарм усмехнулся.

— Недаром идут разговоры… Думенко, мол, знает момент, когда брать за глотку. Шучу, шучу. Засопел уже… У Реввоенсовета армии тоже такое мнение: нужна дивизия. Потому и тревожу тебя. Хотя знаю, больной…

— К черту там!

Борис с силой накинул трубку на крючок.

Суток двое начдив не слезал с тачанки. Исколесил все заволжские села, а собрал до кучи полуспешенную кав-бригаду. Гришка Колпак дулся, но препятствий не чинил. Долг платежом красен: когда-то, за Манычем еще, Борис вверил ему свою батальонную пехоту; от нее, собственно, и пошла теперешняя Доно-Ставропольская стрелковая дивизия. Зато Костей Булаткин был рад, что подпадает в подчинение Думенко. Рождественские бои под Дубов-кой, после коих он едва не пешком, без обозов скатился с волжского яра, сделали его таким сговорчивым.

Не мудрено, Думенко в этот черный час свалился с небес белым ангелом. Льстило, может быть, меньше имя самого начдива, нежели желание испытать в бою чувство локтя его бригады. В одиночку казаков с седла не собьешь — кулак нужен увесистый. Слова эти высказал Думенко еще при первой встрече. Он, Костей, своими боками дознался до их смысла…

В назначенное время Думенко выстроил на площади в Дубовке заново перекроенную, перешитую бригаду Бу-латкина. Рядом она ничем не отличалась от его кровной: сокол к соколу, кони справные, четко проглядываются интервалы меж эскадронами. Не унижало ее и новое имя — 2-я бригада Отдельной кавдивизии. Это приметно по виду самого комбрига, красовавшегося перед строем на светло-рыжем дончаке — подарке начдива.

Не вставал Борис с тачанки. Кутаясь в тулуп, тяжело навалился на кольт, неестественно жарко блестели глаза, обегавшие тесные ряды конников. Сделал все, чтобы возродить дивизию, кроме последнего… Казалось бы, малое дело прочитать по бумажке приказ Реввоенсовета армии: «Сводную кавалерийскую дивизию тов. Думенко переформировать в Отдельную кавалерийскую дивизию 10-й Красной Армии в составе 4-х полков… Начальником Отдельной кавалерийской дивизии назначается тов. Думенко, помощником его тов. Буденный (он же командир 1-й бригады)…» А сил не хватило. Застряло слово в горле — шомполом протыкай. При дневном свете встала ночь в глазах. Не врач Петров, сидевший по другую сторону пулемета, — свалился бы с тачанки.

Отлежавшись, Борис поставил дивизии боевую задачу: соединить Камышинский участок с фронтом армии. Расширил ее против первоначального замысла: при условии прочного соединения с камышницами дивизия должна ударить по тылам подступившего к городской черте противника в направлении на Центральный участок.

Тут же под начало помощника, комбрига Буденного, выделил полевой штаб; во главе его назначил казачьего офицера из бригады Булаткина, Гришу Хоперского. Еще на Маныче и на Салу он приметил хваткого на руку и на ум казака. Вел в Ремонтной и разговор: предлагал ему должность начальника штаба. Гриша отказался. Не хотел оставлять Костея Булаткина — скрепляла их давняя служба в Донском войске. Вместе они прибыли из Ростова в Великокняжескую с агитпоездом военкома Донской республики Дорошева. Зато теперь Хоперский назначение принял с охотой — не надо оставлять дружка…

В тот же день был утвержден и вновь образованный отдел — политический. Член РВС Легран привез начальника политотдела Мусина из царицынских пролетариев.

Проводив дивизию на ратные дела, начдив слег. Егоров назначил врачебную комиссию по освидетельствованию здоровья. Подозрения на возвратный тиф.

Долго Борис храбрился, не поддавался болезни. Получая от Буденного и Булаткина донесения, радовался, как мальчишка, потирал руки. Не тая усмешки на осунувшемся лице, подкалывал Петрова:

— Ты, доктор, не нагоняй силком хворь… Знаю твою повадку. Уже укладывал. В Гашуне, летом вон… Даже остриг наголо, как овечку. Ан, выкусил. Никакого тифу.

— Вихры твои еще снимем, — успокаивал врач, внимательно разглядывая его оголенный живот.

Борис косился на жену, сидевшую у изголовья. Взглядом подбадривал: горазд, мол, доктор на выдумки.

Вымученная у Настенки ответная улыбка. Припухлые губы шевелились, а в васильковых глазах — прижившаяся бабья жалость. Боль и жалость в движении руки: глубоко, всеми пальцами запускала в неподатливые волосы.

Прорывалась в его голосе бойцовская зависть:

— Эх, зараз сверкают шашки хлопцев где-нибудь в Малой, а то в Большой Ивановках. А моя… на стенке красуется. Небось и клинок потемнел…

Наутро, в страшную пургу, в Песковатку втащился обоз с военным имуществом и толпы спешенных казаков — трофеи и пленные, захваченные за вчерашний день боев в Прямой Балке, Давыдовке и Малой Ивановке. В донесении Буденный сообщает, что полковая разведка Гончара натолкнулась в селе Семеновке на Иловлинский красный казачий полк, входящий к камышинцам…

Борис обрадовал командарма: Отдельная кавдивизия скрепила фронт с