Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия (СИ) - Свадьбина Любовь

Демонов не учат ею пользоваться, наоборот, с самого рождения делают всё, чтобы магия оставалась в сыром виде, не принимала свою, если так можно выразиться, причудливую форму. Не учат пользоваться этой формой. Учат лишать магию любых признаков, превращать в поток слепой силы.

Особенно это касается архидемонов. За исключением рода Гатанаса Аведдина – стражей, изучавший свой дар, чтобы в долгожданный момент освободить источники других родов от вечного сна.

Ещё исключение – агенты для работы в других мирах, но они не обладают такой восхитительной мощью.

А теперь Гатанас наблюдает, как пробуждается истинная форма магии Леонхашарта. И тот этого, похоже, даже не замечает.

Не видит, как стены проминаются за мгновения до его ударов, как они, ощущая его желание, начинают расходиться в стороны и ломаться. Не видит отскакивающих с его пути обломков и сдвигающихся камней, изменяющих траекторию камушков, загибающихся кусков металла.

Ослеплённый инстинктом защиты пары, Леонхашарт не осознаёт, что его разрушительность сейчас так велика не только из‑за физической силы и напитанных магией мышц, а потому, что его пробуждающаяся магия начинает работать по‑настоящему.

Он не может видеть, как сияют его глаза.

Скрежет разносится по этажу. Скрежет и хруст. Гатанас останавливается, а Леонхашарт не успевает и со всего размаха сносит стену.

– Этого достаточно? – Гатанас нервно оглядывается. – Сам понимаешь, я в архитектуре не смыслю.

Сам он бы не догадался обрушить часть помещений, чтобы перебраться вверх по линиям разломов или шахтам эвакуационных выходов – в зависимости от того, что на момент обрушения окажется ближе. Гатанас и не согласился бы на такую авантюру, если бы не верил, что силы Леонхашарта пробудятся достаточно для их спасения.

Леонхашарт подходит к изломанной стене и касается её ладонью. Закрыв глаза, прислушивается к скрежету перекрытий.

Щебень осколков подрагивает вокруг него, десятки мелких камушков и обрывки проводов вибрируют, чувствуя неосознанный приказ его неумелой, неосвоенной и неосознаваемой магии. Эта мелкая дрожь – такой большой шаг вперёд для Нарака. И Гатанасу хочется кричать от радости, но он молчит: пара не должна всё понять слишком рано.

Пару нельзя вводить в резонанс раньше времени.

А наступило это время или нет, Гатанас пока не знает, но уже сейчас ему больно от того, что из‑за Безымянного ужаса красота магии Мацабьеров вместе с родовым артефактом исчезнут навсегда.

Его мысли прерывает вой сирены. Она захлёбывается на высоких нотах, хрипят повреждённые динамики. Уцелевшие сигнальные лампы мигают среди кусков стен. Свет кое‑где прорывается сквозь слои пыли, рассекает темноту обесточенных помещений, подкрашивает всё вокруг тревожным оранжевым светом.

– Достаточно. – Леонхашарт распахивает свои неестественно сияющие глаза. – За мной!

И Гатанас отправляется за ним, смело шагая по вибрирующим камешкам и кусочкам металла.

Глава 24

Так изумительно здорово оседлать огромную, сияющую Саламандру. Мчаться на ней по улицам, а ещё лучше – по крышам домов, перескакивая с одну на другую. Мчаться неуловимой неудержимой прекрасной, как она. С развевающимися на ветру волосами. С гордым видом! Снося все преграды вроде решёток и глупых стен.

А потом чтобы все демоны выложились штабелями и признали, как были неправы, пытаясь меня схватить, заставить на них работать и прочее, прочее…

Но увы, далеко не всегда изумительно эффектный внешне способ разумен и в целом осуществим.

Сильно сомневаюсь, что в случае, если бы я рискнула жизнью Саламандры и прорывалась с ней так публично, у всех на виду, это не кончилось бы хладнокровным без предупреждения расстрелом какой‑то там иномирянки на «драконе».

Поэтому когда Саламандра проламывает несколько стен бедно обставленных квартирок и добирается до наружной стены, я, вместо того, чтобы выбежать на открывшуюся улицу и нестись прочь, с Кэссом забиваюсь в угол возле пробитой дыры. По моему приказу Саламандра загораживает нас собой и мимикрирует под обшарпанные стены и пол. Она тёплая тяжёлая и больше не светится. Саламандра не прозрачная на самом деле, вся её шкура становится в цвет окружающих предметов. Надеюсь, на противоположном её боку не отображаемся мы с Кэссом, и, надеюсь, в темноте нас не заметят.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кэсс тяжело дышит мне на ухо, хочется его отодвинуть, но я боюсь шелохнуться.

Отдалённые удары в дверь Кэсса стихают. Сквозь проломленную стену отлично слышен топот снаружи, гудение, голоса. Наконец громкое:

– Они что, стену выбили?

Кэсс перестаёт дышать, я, кажется, тоже.

– Нет, Ужас тебя сожри, не выбивали, стена сама, наверное, дыру в себе сделала и так фигурно сломалась прямо сквозь несколько квартир! – голос жёсткий, командный. – Кто‑нибудь видел беглецов?

– Нет! – раздаётся в отдалении.

Сердце стучит аж в горле: только бы они решили, что мы как‑то убежали. Да хоть невидимыми стали!

Надеюсь, они не догадаются, что мы спрятались тут рядом. Ну обычно же не ищут под носом, правда?

– Вы двое – туда, ты и ты – туда, Гаран, вы с ребятами опросите соседей. Кто‑то что‑то должен был видеть. Дакто, сгоняй на вышку, предупреди, чтобы держали систему магиндикации перегруженной, пока не придёт сообщение, что маги пойманы.

– Так точно, мой лорд!

Вздрогнувший Кэсс снова сопит на ухо. Толкаю его локтем в бок, чтобы затих: неизвестные совсем рядом.

– Проверьте дом! – голос чужого лорда раздаётся совсем близко, он, наверное, метрах в трёх от нас.

Бах‑бах‑бах! – громыхают сапогами сыпанувшие внутрь демоны. Они шумно несутся по проложенной Саламандрой дорожке. А я… не дышу.

«Мы невидимы, – говорю про себя. – Мы невидимы, неощутимы…»

– Лорд, вы уверены, что стоит держать систему магиндикации неактивной? С ней бы мага нашли быстрее.

– И получили бы кучу претензий от Архисовета. Гетто не должно становиться источником проблем, ты знаешь это не хуже меня. Не будь ситуация угрозой для всех нас, я не явился бы лично ловить придурка, поднявшего тревогу своей магией.

И тут мне становится стыдно.

Прежде моё колдовство не поднимало столько шума, лишь чуть наполняло накопители, и я как‑то не подумала, что способна поднять тревогу. Так‑то это прерогатива Лео, он у нас архидемон…

Лео. Воспоминание о нём ранит сердце.

Что же с ним и Гатанасом случилось?

*** 

Вот говорят, нельзя делить шкуру неубитого медведя, то есть радоваться раньше времени!

Всё начинается очень даже неплохо: мы с Кэссом благополучно пережидаем поверхностный обыск взломанных квартир и даже всего дома, вывоз обитателей куда‑то на допрос, вынос золотишка и камушков чуть не выдавшего нас сопением Кэсса. И даже хрестоматийного для всяких приключений желания чихнуть в засаде, несмотря на страшную пылищу от штукатурки, ни у кого не возникает.

Дожидаемся, когда отступают демоны преступного лорда. Неподвижно выжидаем некоторое время, чтобы убедиться в их уходе.

На улице ещё довольно темно, фонари не горят, в окнах света нет – самое то для побега.

– Не нравится мне это, – шепчет Кэсс. – Как‑то… подозрительно всё. Нас будут искать.

Ветер завывает в проводах. Позади нас что‑то грохается, мы отскакиваем, у меня сердце чуть не остановилось, а это всего лишь кусок стены отвалился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Темно и тихо…

Ни один любопытный обыватель не выглядывает из‑за домов, в окнах не маячат лица. Запрокидываю голову: над нами десятки мерцающих полосочек… индикаторы накопителей магии? Это что, они из‑за меня так наполнились или тут у всех от шума и грохота всплески магии случились?

– Куда нам идти? – Хватаю отступившего Кэсса за локоть.