Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

лета 1931 года, закончив новый роман о межпланетных приключениях, я впервые счел, что у меня достаточно досуга, дабы воплотить идею, которая давно уже приходила мне на ум. Я привел в порядок все свои дела, подобрал все торчащие концы своих литературных трудов и переписки на случай, если вдруг и я не вернусь, и уехал из Оберна под предлогом недельного отпуска. На самом же деле я отправился в Саммит, намереваясь как следует исследовать те места, где Энгарт с Эббонли исчезли из поля зрения человечества.

Со сложными чувствами навестил я заброшенную хижину к югу от Кратер-Риджа, где когда-то проживал Энгарт, и увидел грубый самодельный стол из сосновых досок, где мой друг писал свой дневник и оставил адресованный мне запечатанный пакет, который надлежало доставить после его ухода.

Место это дышало жутковатым, угрюмым одиночеством, как будто им уже овладела нечеловеческая беспредельность. Незапертая дверь просела внутрь под натиском зимних сугробов, за порог намело еловых иголок, и неметеный пол был весь ими устлан. И каким-то образом – не знаю почему, – едва я там очутился, странная повесть сделалась для меня более реальной и более достойной доверия, как если бы хижина хранила некую сокровенную причастность всему, что произошло с ее автором.

Эта таинственная связь сделалась еще прочней, когда я отправился на сам Кратер-Ридж разыскивать среди псевдовулканических осыпей, тянущихся на многие мили, те два валуна, столь узнаваемо описанные Энгартом как подобия оснований разрушенных колонн.

Многие из моих читателей, несомненно, помнят его описание Кратер-Риджа, так что нет необходимости вдаваться в ненужные подробности, за исключением тех, что касаются моих собственных похождений.

Я пошел тропой, ведущей на север, которой, очевидно, ходил и Энгарт, покидая хижину, и, пытаясь повторить его блуждания, тщательно прочесал длинный, пустынный склон из конца в конец, из стороны в сторону, поскольку Энгарт не указал точно, где находятся валуны. Проведя подобным образом два утра и так ничего и не достигнув, я уже почти готов был оставить поиски и забыть об этих странных, скользковатых, зеленовато-серых обломках колонн, сочтя все это одной из самых экстравагантных и обманчивых выдумок Энгарта.

Должно быть, то самое неопределенное, но неотвязное наитие, о котором я уже говорил, заставило меня на третье утро продолжить поиски. И на этот раз, снова и снова пройдя вдоль и поперек по вершине и мучительно попетляв туда-сюда среди кишащих цикадами кустов смородины и зарослей горных подсолнухов на пыльных склонах, я наконец наткнулся на открытую круглую, окруженную валунами площадку, которая была мне совершенно незнакома и которую я каким-то образом миновал во время своих предшествующих блужданий. О ней и писал Энгарт; с несказанным трепетом увидел я два округлых, изъеденных временем валуна, что стояли в центре круга.

Подходя ближе к этим занятным камням, чтобы их осмотреть, я, кажется, немного дрожал. Я склонился к ним, однако не рискнул войти в голое каменистое пространство между ними. Я коснулся рукой одного валуна и ощутил сверхъестественную гладкость, а еще прохладу – необъяснимую, поскольку и сами камни, и почва вокруг часами калились на беспощадном августовском солнце.

В эту минуту я окончательно убедился, что повесть Энгарта – не простая побасенка. Отчего я сделался так в этом уверен – не могу сказать, не знаю. Но мне показалось, что я стою на пороге иномирной тайны, на краю неизведанных бездн; и я окинул взглядом знакомые долины и горы Сьерры-Невады, дивясь тому, что они сохраняют свои привычные очертания и до сих пор нимало не изменились от соприкосновения с чуждыми мирами, ничуть не тронуты светоносным великолепием таинственных измерений.

Будучи убежден, что и в самом деле отыскал врата меж мирами, я сподвигся на странные размышления. Что же это за иная сфера, куда попал мой друг, и где она находится? Где-нибудь поблизости, как потайная комната в здании космоса? Или же в реальности она пребывает на астрономическом расстоянии, за миллионы или миллиарды световых лет отсюда, на планете какой-нибудь удаленной галактики? В конце концов, о подлинной природе космического пространства мы не знаем ничего или почти ничего: быть может, бесконечность каким-то образом (каким – мы и вообразить не можем) сгибается и сминается, образуя пространственные складки и сборки, соединенные короткими прямыми путями, где расстояние до Альгениба или Альдебарана – всего один шаг. А может статься, что и сама бесконечность – не одна. Пространственная «брешь», в которую провалился Энгарт, вполне может быть чем-то вроде сверхизмерения, сокращающего космические расстояния и соединяющего вселенную со вселенной.

Однако именно из-за уверенности, что я обрел межпространственный портал и смогу последовать за Энгартом и Эббонли, если пожелаю, я не торопился проводить этот эксперимент, памятуя о таинственной опасности и неодолимом соблазне, который одолел их. Да, меня снедало любопытство, распаленное воображением, алчная, чуть ли не болезненная жажда узреть чудеса того экзотического мира; и тем не менее я вовсе не собирался пасть жертвой дурманящих чар и опиумоподобной власти Поющего Пламени.

Я долго стоял, созерцая странные валуны и голый, усыпанный щебенкой пятачок, через который отворялся доступ в неведомое. И в конце концов удалился, приняв решение отложить путешествие до завтрашнего утра. Если вспомнить странную и жуткую участь, навстречу которой так охотно шагнули остальные, – что ж, сознаюсь, мне было страшно. А с другой стороны, меня подталкивало то роковое искушение, что заманивает исследователя в опасные дали… а быть может, и не только оно.

Я дурно спал в ту ночь; мои нервы и мозг были чересчур возбуждены неопределенными, жгучими предчувствиями, мыслями о полупредвиденных опасностях, красотах и просторах. На следующее утро, в самую раннюю рань, когда солнце еще касалось пиков Сьерры-Невады, я вернулся на Кратер-Ридж.

При мне был большой охотничий нож и револьвер Кольта, патронташ, набитый патронами, а также вещмешок с сэндвичами и термосом с кофе. Прежде чем пуститься в путь, я туго заткнул уши ватой, пропитанной новым анестетиком, мягким, но эффективным, который должен был сделать меня совершенно глухим на много часов. Я решил, что таким образом стану неуязвим для деморализующей музыки огненного фонтана.

Я окинул взглядом гористый пейзаж с его разнообразными видами, гадая, увижу ли его снова. А потом решительно, однако же не без дрожи, внутренне ежась, словно человек, ступающий с обрыва в бездонную пропасть, шагнул в пространство между зеленовато-серыми валунами.

В общем и целом ощущения мои совпадали с тем, что описывал в своем дневнике Энгарт. Казалось, чернота и безграничная пустота сомкнулись вокруг меня головокружительным вихрем, подобно порыву ветра или водовороту; я летел все вниз, вниз, кружась по спирали,