Рифейские горы - Александра Турлякова

— Хм… — Айгамат глазам своим не верил, пальцами коснулся шрама, будто убе-диться хотел в увиденном. — Неплохо выглядит, — Поправился:- неплохо для ми-арана… Наружные ткани уже здоровы… — Не договорил, раскрытой ладонью накрыл шрам, закрыв глаза, сосредоточился.

— Что вы делаете? — удивился Айвар, опуская руки. Старик недовольно бровями по-вёл, заставляя замолчать. И Айвар подчинился.

— Рана в лёгком ещё не зарубцевалась, — сообщил Айгамат, отнимая руку, — но кости и мышцы межрёберные уже совсем здоровы. — И тут рассмеялся, не в силах скрыть удивление. — Но почему?! Такое естественно для нас, но ты не аран…

— Моя мать — из аранов. Жрица Айвин… — Айвар поднял глаза и встретился взгля-дом с серыми глазами Айгамата.

— Затянулось прямо-таки отлично, — Айгамат отвёл глаза первым, снова принялся изучать место ранения. Говорил и двигался так, будто слова Айвара не расслышал, пробормотал себе под нос:- Я ведь и купал тебя только в первые дни… Да и потом, промывал обычно, или просто повязку смачивал… Но всё равно, ми-аран…

Ведёрко с тёмной, густой, как масло, водой стояло от них довольно далеко, старик подтянул его к себе поближе за полуоторванную ручку, принялся купать в воде тряпочку. Айвар смотрел на старика сверху, прислушиваясь к его тихому ворчанию:

— От луны только четверть была тогда, когда Сактамат в прошлый раз приходил… У него уже не было крови, рана с корочкой была… А тебя я даже не смотрел в тот день… И после не смотрел… Это ж выходит, две недели я тебе повязку не менял… Да, где-то так.

— На мне всё с детства быстро заживает, — сообщил Айвар, скосив глаза, он глядел с любопытством на то, как Айгамат стирает влажной тряпкой пятна засохшей крови вокруг затянувшейся колотой раны. — А вот у Ангуса, у моего старшего брата, такого нет… У него, как у всех. Дня три надо, пока порез затянется…

— Тихо, болтун, отвлекаешь! — не сердито прикрикнул на Айвара аран. — Чёрная вода — Матери подарок! С ней грех беспечным быть… Об излечении надо думать, о поль-зе своей для рода людского… И Богиню благодарить.

Айвар губы сжал в тонкую линию, встал прямо, глядя поверх головы старика. Тя-жёлые капли целебной воды стекали вниз по груди, щекотали кожу, вызывая неволь-ный озноб. Ни о чём другом думать не хотелось, лишь об одном: утереться.

— Воде этой все раны, все болячки, все скверны подвластны. Она любую хворь из-лечит. Так излечит, что и шрамов на теле не остаётся…

А ты-то, смотрю, много боли видел. И хлыст и бич тебя секли, и огонь жёг, и меч жалил. За грехи отца, за ошибки матери кто платит? Дети! Кровь родная. Плоть единая. Страдания детей — трижды и ещё три раза боль для родителя.

— Не при чём тут мои родители! — Не выдержал Айвар, отталкивая руки старика, возмущённо глазами сверкнул. — Я сам виноват во всём! Я — и никто больше! Вы ведь не знаете ничего, как вы можете говорить такое?

— Сердцем горяч ты, мальчик! Где терпение твоё? — Айгамат головой покачал, опус-тился перед ведёрком с водой на корточки. Чёрная, непрозрачная вода скрыла его правую руку выше запястья, будто ножом обрезала.

Чудная вода! Неужели бывает такая?

Айвар ничего подобного сроду не видел, смотрел, как аран промывает тряпку, как моет руки до самых локтей, и желание ругаться сразу же пропало.

— Это не вода, это масло, — вырвалось у него невольно, — чёрное масло…

— Это не простая вода, это — подарок Матери. Подарок для нас, перворождённых, — Айгамат усмехнулся, выпрямляясь. — Ты бы помер уже, если б я в первые дни не купал тебя в этой воде. Ты не помнишь сам, ты тогда в беспамятстве был…

Но Айвар помнил. Кое-какие ощущения, которые помнило тело, а не мозг: чувство общей лёгкости, расслабленность, умиротворение.

— Правда, вода священного озера доступна лишь перворождённым. Мне пришлось отвозить тебя туда тайно, чтоб никто другой больше знать не мог.

— Отвозить? — Айвар поморщился.

— Да. На повозке с мулом. Сколько можно, а потом на руках… Мне внучка моя по-могала. Она одна знает, что я купал тебя, — Айгамат улыбнулся, выставляя обе руки раскрытыми ладонями так, чтоб показать, как он держал в воде тело Айвара. — В этой воде вес совсем не чувствуешь. Она приятная, тёплая, ласковая, как во́ды в чреве матери…

Да, так ему и казалось тогда. Эта лёгкость в теле, она долго в памяти хранилась. И голоса ещё. Голос самого старика и женский, молодой, с тёплыми звучащими нотка-ми голос. Значит, всё это не было сном, как тебе думалось поначалу.

Вместе с воспоминаниями опять нахлынули те, давно пережитые ощущения. при-ятные и лёгкие, но голос арана отвлёк, вернул к действительности:

— Ты про мать свою, кстати, не болтай никому. Айнур страшным проклятием про-клял отца твоего, Дайанора. Он и тебя убить потребует…

— Но меня-то за что? — удивился Айвар.

Старик ответил не сразу, он переливал лечебную воду в глиняную бутыль с высо-ким узким горлышком.

— Нет более страшного позора для отца, чем дочери лишиться, без выкупа, без свадьбы. Украли, как рабыню! Это ж позор на всю семью.

Айнур, главный жрец в храме Моха, фигура почётная и уважаемая, такого он ни-когда не забудет. Он мстить будет всему роду твоему, мстить за кражу.

— Моя семья далеко отсюда, как тут мстить?

— Зато ты близко! — Айгамат глянул на Айвара поверх плеча, сцедив последние кап-ли, отставил в сторону опустевшее ведёрко.

— Меня поэтому и жить оставили, да? — с горькой усмешкой спросил Айвар. — Этот Айнур меня за отца моего убивать будет. Зачем тогда лечить было?

— Я не знаю, что с тобой делать хотят. Жрец Айнур хоть и брат мне, — При этих сло-вах Айвар удивлённо бровями дрогнул, — но его мысли даже мне не ясны. Мне прика-зали тебя лечить и кормить, я лечу. А что дальше с тобой будет, не знаю.

Айгамат вышел на улицу, ещё шире отдёрнув войлок, закрывающий вход в пеще-ру. Айвар, проводив старика-арана взглядом, поднял с пола пустое ведро. Приклё-панная проушина для ручки оторвалась с одной стороны. Сама-то жесть неплохая, а вот клёпки дрянноватые, уже перетереться успели.

Был бы подходящий инструмент под рукой, здесь работы на пять минут. Кусочек железа от гвоздя для клёпок и молоток обычного веса.

Айгамат вернулся с охапкой дров, и Айвар встретил его неожиданным вопросом:

— Здесь где-нибудь поблизости кузня есть?

* * *

Мехи с упругим хрипом гнали воздух в горн. С каждым выдохом раскалённый уголь чуть потрескивал, отдавая свой жар. Мальчишка-помощник, парнишка лет четырнадцати, тянул ручку на себя обеими руками, водил лопатками под мокрой от пота рубашкой. Приказ кузнеца принял как передышку: