Рифейские горы - Александра Турлякова

Рабы двинулись вниз по реке. Места для них незнакомые, берег — сплошные кам-ни… Судя по следам, далеко уйти они не могли. Дайвис, как старший, как главный среди дружинников, всё вычислил правильно, тронул коня сразу к переправе, к бро-ду, по которому все в посёлке ходили на тот берег, в лес. И не ошибся.

Окружённые верховыми воинами варвары не метались, в глупой попытке улизнуть или прорваться, стояли спиной друг к другу, и острые лезвия копий — все восемь! — были нацелены им в грудь.

— Скучной получилась охота! — усмехнулся Дайвис. — Проще, чем гонять по полю зайцев.

Араны вокруг рассмеялись. Кэйдар еле сдержался.

Чего они ждут? Страха и раскаяния? Пусть уж лучше сразу убьют, чем так глу-миться. Зачем унижать перед смертью?

А Лидас держался молодцом, хотя уж он-то наверняка ждал именно такого конца. Не было даже упрёка во взгляде тёмно-карих глаз. Он готов был биться, если дело до этого дойдёт, или умереть без слёз и мольбы.

— Вернём обратно или убить прям здесь? — спросил Дайрил, медленно переведя гла-за на брата. Ровный голос, в нём не было даже той злой радости, какая угадывалась в голосе Дайвиса. Он только-только оправился после тяжёлого ранения, нанесённого марагом в том ритуальном поединке. Кэйдар даже удивился немного, узнав его среди остальных. Быстро оклемался, ничего не скажешь. Но на лице ещё сохранялась бо-лезненная бледность, и усталая осунутость во всей фигуре. Видимо, здорово его растрясло во время скачки.

Из всех он самый слабый, с ним справиться будет проще всего. Буланый жеребец под ним не стоял на месте, приплясывал, громко грыз удила, с лязгом встряхивал головой. Когда он повернулся боком, Кэйдар бросился. Стремительно. Так внезапно, что никто ничего не успел сделать.

Ударился в коня со всей силы, всем весом тела, вцепился в Дайрила, и они вместе покатились по земле. Вокруг кони заржали, и крики над головой:

— Держите его! Держите же хоть кто-нибудь!..

Кричал Дайвис, бросившийся младшему брату на выручку, но ничего этого Кэйдар сейчас не видел, не мог он видеть и того, как грудью коня сбили с ног и Лидаса. Всё смешалось, на крошечном пяточке толпились и люди, и лошади.

Кэйдар пальцами впился арану в горло, давил со всех сил, об одном лишь думая: "Убить! Придушить хотя бы одного… Хоть одного успеть перед смертью…"

Тяжёлый кулак Дайвиса опустился ему на затылок, и на мгновение Кэйдар созна-ния лишился, разжал пальцы, обмякшего, его под руки оттянули назад. Дайвис упал на колени, придерживая брата за плечи, заглядывая в лицо, крикнул:

— Живой?! Посмотри на меня, ну?!

Стирая кровь со сбитой о землю скулы, Даймар замотал головой, длинные волосы, рассыпавшись, мешали видеть испуганные глаза.

— Урод безмозглый! — Дайвис бросился на ми-арана, вымещая на нём в каждом уда-ре ярость и страх за младшего брата.

— Не надо! Ради Создателя! — закричал Лидас, пытаясь подняться. Видел со своего места, как бьют Кэйдара, бьют смертным боем, когда не смотришь даже, куда прихо-дится удар. — Что же вы делаете? — простонал с отчаянием, поднялся-таки, но ему и шага сделать не дали: конный аран сбил Лидаса ударом ноги в спину, приказал:

— Лежать, собака!

Лидас снова упал, но теперь на левый бок, как раз на сломанную руку. Кости, уже порядком поджившие, с оглушительным хрустом сместились снова. Чёрное пламя полыхнуло перед глазами, и Лидас рухнул ничком, теряя сознание от боли.

* * *

Кэйдар лежал на животе, уткнувшись лицом в связанные в запястьях руки, ещё приходя в себя, почувствовал, как ему на голову тонкой струёй льют ледяную воду. Холодно, холодно до озноба, мокро и больно — это было всё, что он ощутил сразу, ещё не успев открыть глаза. Со стоном передёрнул плечами, повёл подбородком, пытался сказать, чтоб перестали лить на него эту проклятую воду. Но язык во рту не ворочался, и распухшие, разбитые в кровь губы занемели, не двигались.

Били. Да, тебя ведь били!

Вспомнил неожиданно всё, и расхотелось жить и дышать. Что ещё они от тебя хо-тят? Чего им ещё надо?

Неимоверным усилием воли приподнялся, опираясь о землю обеими руками, стоя на коленях, медленно поднял голову — и встретился глазами со своим хозяином и господином, с царём Даймаром.

Аран стоял на нижней ступеньке крыльца. Пальцы обеих рук за поясом, большие пальцы отставлены в стороны. На губах усмешка, и во взгляде.

— Твой друг говорил, что ты — сын вашего царя, мог бы править сам… Но для этого ты слишком глуп. Слишком… Этот побег… Неужели ты сам думал, что у тебя полу-чится? — Короткий смешок, разозливший Кэйдара сильнее, чем спокойный ровный голос. Он понял не больше половины, он всё ещё плохо знал язык, и всё равно отве-тил:- За попытку побега положена казнь, к чему тогда эта болтовня?

Говорил негромко, подбирая слова из тех, какие знал, и эта неспешность добавля-ла им значимости, а всему облику Кэйдара, несмотря ни на что, уверенность и силу.

— Торопишься умереть? — усмехнулся царь.

— Если б я мог выбирать, я бы предпочёл вернуться домой. К себе. Я — Наследник, не раб! Я с самого начала это говорил. Свободнорождённый…

— Раб! Мой раб! — перебил Кэйдара царь. — И ми-аран к тому же. Мне решать, что́ с тобой будет. Мне — твоему хозяину! И отпускать я тебя не собираюсь. И убивать пока тоже не хочу. Пока…

— Значит, я буду снова пробовать! Ещё и ещё! — Кэйдар глазами сверкнул яростно. — Я не раб! Я — воин! — Попытался подняться, выпрямиться в полный рост, но один из воинов дружины, стоявший за спиной, положил обе руки на плечи, придавил к земле. Кэйдар вывернуться попытался, яростно ругаясь сквозь зубы, — гады! Сволочи, что они себе позволяют? — и не рассчитал собственные силы, упал на бок с невольным стоном: рёбра и все внутренности отозвались дикой болью.

Мгновенно разъярившийся дружинник носком сапога несколько раз наподдал под рёбра. Сквозь затхлую пелену тошнотной мути Кэйдар расслышал голос царя:

— Хватит, Сактавий! Мы ещё не договорили… Помоги ему!..

Кэйдар позволил себя поднять, стоя на коленях, с хрипом дышал, втягивая воздух через разжатые зубы. Рёбра болели при каждом вдохе. Паршиво! Наверняка, есть переломы или трещины. Как это больно всё. И ещё это унижение. Чего он хочет, аран этот проклятый? Публичного извинения? Что я буду извиняться и раскаиваться? Не дождёшься!

Но как больно всё-таки. Разве кто-то когда-то смел поднимать на тебя руку? Да никогда! Может, только от Отца схлопатывал пощёчину, от Велианаса подзатыль-ник, когда вредничал, но это не в счёт, это ещё в детстве. Ты уже и забыл, каково это, когда больно. И ещё от мокрой одежды заледенело всё тело. Зуб на зуб не попадал. Знобко передёрнув плечами, Кэйдар вспомнил вдруг марага. Давно, вечность назад, тот разговор на корабле, его, продрогшего, лязгающего зубами.