Новый Библейский Комментарий Часть 2 (Ветхий Завет) - Дональд Карсон

Суд

Бог является Судией всей земли. Где, почему и каким бы образом ни творились по всему лику земли злодеяния, отмеченные людьми или известные только Господу, они ненавистны Ему и справедливое возмездие неизбежно постигнет виновных. Имея высокую честь быть приближенным к такому Богу, избранный народ несет более тяжелую и очевидную ответственность (3:2), ибо злодеяния народа Божьего — не просто порочная совесть (как в случае с языческими народами), но и восстание против света Откровения («отвергли закон Господень», 2:4 и дал.) — Богу отвратительны и оскорбления, нанесенные Ему, и преступления против человечности, поэтому суд Его непременно состоится.

Общество

Положение, гласящее, что любое преступление (общественное правонарушение) есть грех (оскорбление Бога), является средоточием учения Амоса. Угодно ли Богу наше поведение или Он не благоволит к нам, делающим зло, посылает ли Он нам Свои благословения или мы заслуживаем Его гнева — во всех жизненных ситуациях нам всегда приходится иметь дело с Богом. Материальное процветание не зависит от неких самодостаточных и механистических экономических законов — рыночной стихии, денежной массы, валового продукта страны. Процветание приходит по благословению Господа, и сколь бы продуктивна ни была экономика, она никак не может процветать, пребывая под Его проклятием.

Бога занимает то, как ведутся военные походы (1:3,13), как совершаются торговые сделки (1:6; 8:5–7) и как исполняются обязательства, принятые в соответствии с требованиями закона (1:9). Люди согрешают против неба, когда действуют, исходя из побуждений жадности, когда цель оправдывает в их глазах средства (4:1–3), когда у правящих верхов появляется самомнение и бессердечие (4:1; 6:1), а богатство становится только средством увеличения роскоши для немногих, нисколько не облегчается жизнь остальных, менее обеспеченных (3:12—15; 4:1; 6:4—6). Гнев Бога вызывает вынесение судами неправомерных решений (2:6,7; 5:7,10,12,15) и недобросовестность в торговле: мелочный обман торговца, использующего неверные весы (8:5—7), бесчеловечность «большого бизнеса», в котором люди — всего лишь товар (1:6). На основании всего этого подпал под осуждение Господа народ Амоса, а вместе с ним под Божий суд подпадает и наш индустриальный постбиблейский мир. Эти аспекты сугубо утилитарного и материалистического общества, сделавшего достаток своим богом, исполнены зловеще–грозного смысла.

Надежда

Но выносится ли Израилю, как и всему миру, окончательный приговор? Амос — пророк Яхве, и уже этого одного довольно, чтобы избавить его от обвинений (которые лет двадцать назад, наверное, предъявлялись ему более решительно, чем в наши дни) в том, что его слову недостает надежды и что эпизоды, подобные 9:11–15, являются позднейшими вставками других писателей. Господь (Яхве) открыл значение Своего имени (Исх. 3:15; 6:6–8) в уникальном событии — исходе, который означал для избранного народа спасение, а для его врагов — гибель. Проповедь о таком Боге никак не может исключать надежду, ибо надежда есть упование на милость, присущую Богу. Это проясняется в 7:1—6, где Амос поставлен перед лицом великих судов (вследствие грехов Израиля), когда не останется в живых никого. Когда провидец молит Бога не допустить подобных судов, Бог свидетельствует: «Не будет сего». Далее в комментариях показано, что заявления в 7:3,6, отвергающие полное истребление, примут затем форму несомненной надежды (восстановленный «Давид», восстановленное творение и восстановленный народ) в 9:11–15.

Пророчество

Ст. 7 гл.14 является ключевым. В древнееврейском языке отсутствие глагола «быть» (букв. «Я не пророк») обыкновенно подразумевает настоящее время. Основываясь на этом, некоторые интерпретаторы (напр.: Wolfe. Joel and Amos, Fortress Press [1977]. P. 306, 312 и дал.) заключают, что никакой связи между служением или формальным статусом пророка и тем, что возвещает слово Божье, Амос не видит. Сначала Вольф вынужден отвергнуть тот факт, что стихи 2:11 и 3:7, говорящие о пророческом служении, принадлежат самому Амосу, а затем толковать лишь слова Амоса о том, что он — «не пророк» (7:14), опуская следующие непосредственно за первыми и указывающие, что Господь послал его пророчествовать (7:15).

Дело в том, что в древнееврейском языке в большинстве случаев опускается глагол «быть» в настоящем времени, однако то или иное решение при переводе и толковании должно приниматься, исходя из контекста. Стало быть, отвечая на вызов, брошенный священником, Амос в этом эпизоде говорит о том периоде, когда он еще не был пророком. А он не был им, пока Божественное избрание и миссия не дали ему пророческого статуса и дела. Он принадлежит к традиции истинного ветхозаветного пророчества как проповеди Божественного слова. Подобно всем другим пророкам, высказывавшимся по этому поводу (ср.: Иер. 1:9; Иез. 2:7 — 3:4), Амос заявляет о полном тождестве своих слов словам Господа (1:1,3).

Речь идет об уникальном феномене вербальной инспирации (богословский термин и теория, относящиеся к таинственному опыту непосредственного общения с Богом. — Примеч. пер.): Господь не делился с пророками смыслом того, что Он передавал им, но они столь потрудились для Него, что их слова, будучи их собственными, отмеченные печатью их времени и личности, в то же время были словами, в которых Господь намеревался явить Свою истину во всем ее совершенстве.

Религия

В эпоху Амоса Израиль жил напряженной религиозной жизнью, но за ней стояла религия, уклонившаяся от закона Божьего (2:7—8), религия, лишенная благодати (4:4–5), бессильная защитить своих поборников (3:14; 5:5–6) и утратившая представление о нравственной и социальной справедливости (5:21–25). Однако не впадает ли Амос в иную крайность, думая найти веру, провозглашающую идеал нравственной и духовной жизни без обрядового, жертвенного выражения? Вопрос, заданный им в 5:25, как будто позволяет так думать; и в самом деле его часто так и трактовали (Whitley С. F. The Prophetic Achievement, Blackwell [1963]. P. 73). Проповедник, задающий вопросы, рассчитывает на ответную реакцию слушателей, и можно не сомневаться, что собравшиеся послушать Амоса отвечали, и конечно же искренне, что закон Божий, восходящий ко дням Моисея, они соблюдают. Как ни датировать Пятикнижие, но если оно восходит к Моисею, то следует признать, что жертвоприношения являются существенной частью религии, полученной Израилем от Бога. Это положение подводит нас к мнению, принятому в данных Комментариях (ср.: Rowley Н. H. The Unity of the Bible, Carсy Kingsgate [1953]. P. 42), что Амос на самом деле спрашивает не о том, надо ли приносить жертвы, но о том, какое место им надлежит занимать. От Своего народа Бог в первую очередь требовал послушания Ему (Исх. 19:4–5; 20:2–3 и дал.), и если народ согрешал, жертвоприношения выступали в роли прошения о прощении. Тогда, как и ныне, Господь призывал Свой народ к святости, за согрешивших же ходатаем была умилостивительная жертва (1 Ин. 2:1–2). Однако во все времена обрядоверие представляло и представляет собой забвение главного требования Господа о послушании. (См. коммент. к 5:24 и дал.)

Литературные достоинства книги Амоса

Книга Пророка Амоса дошла до нас как тщательно отредактированное произведение древней письменности, отредактированное, несомненно, самим Амосом. Действительно, принимая во внимание уверенность пророка в том, что его писание суть слова Божьи, понимаешь, сколь невероятно предположение, что Амос мог пойти на риск оставить слово Божье устной традиции или неизвестным редакторам (ср.: Ис. 8:16–20; Иер. 36). Однако ответим на возможный вопрос: «Не благоразумнее ли некоторые фрагменты этой книги в том ее виде, в каком она дошла до нас, считать позднейшими вставками?» Речь идет о следующих фрагментах:

1. Предсказания о Тире, Эдоме и Иуде (1:9–12; 2:4–5). Эти предсказания нередко трактуют как позднейшие вставки на том основании, что они более кратки, чем предречения о Дамаске (1:3—5), Газе (1:6—8), Аммоне (1:13—15) и Моаве (2:1—3). Однако если имеется три предсказания меньшего и четыре большего объема, то, как замечает Хаббард (Hubbard) (TOTC, р. 97), «разнообразие может оказаться таким же свидетельством подлинности, как и однообразие». Следует добавить, что Амос, пастух из Иудеи (1:1) (Фекоя — город в Иудее. — Примеч. пер.), не посмел исключить из списка осуждения Иудею (в противном случае он дискредитировал бы это откровение своим пристрастным отношением).

2. Фрагменты, по стилю подобные гимнам (4:13; 5:8–9; 9:5–6). Хьят (Hyatt.

«Amos», Peake's Commentary, 1963. P. 617) настаивает на том, что учение о Боге Творце, характерное для этих отрывков, могло сложиться в эпоху более позднюю, чем время жизни Амоса (ср.: Robinson H. W. Inspiration and Revelation in the Old Testament, OUP, 1946. P. 22). Однако этому противоречат данные археологической науки, свидетельствующие о том, что повсюду представление о богах как творцах мира имеет не менее древнее происхождение, чем сама религия. И в самом деле, было бы удивительно, если бы Ветхий Завет оказался позади других в признании этой славы за Господом! К тому же, и это следует из Комментариев, каждому из этих отрывков в соответствующей перспективе найдено свое место. Так, возможно, Амос цитировал хорошо знакомые гимны о Боге Творце, но делал это лишь там, где это было необходимо по смыслу его послания.