Наваждение - Пола Волски

- Судьба несчастного мастера Нирьена вскоре определится, - спокойно заметил Кинц. - Это вопрос всего нескольких дней.

- Боюсь, это ничего не изменит. Да, честно говоря, и не нужно. Может быть, если я просто пересилю себя, недостойные чувства пройдут сами собой?

- Хм-м. Скажи-ка, дорогая моя, есть признаки, что они проходят?

- Ни малейших. Я сама собою не владею, и мне это противно. В таком безвыходном положении, дядюшка, мне еще не доводилось оказываться. Нет, доводилось - один раз, и было так же гнусно.

- Когда же?

- В позапрошлом году, когда я была фрейлиной Чести и жила в Бевиэре. Некий кавалер двора - лицо значительное, его имя вам хорошо известно какое-то время удостаивал меня своими ухаживаниями. Он послал мне серебряный медальон с веществом необычного аромата...

- Восхитительное подношение!

- Как посмотреть. Я носила медальон днем и ночью - почему-то мне казалось, что его нельзя снимать, - и постоянно вдыхала его запах. Время шло, аромат исподволь порабощал мой разум, и думала я только о том, кто подарил медальон. Мне это казалось дурным и даже противоестественным, но я не могла прогнать мысли о нем. Дядюшка Кинц, вы знаете все на свете, вам не приходилось слышать о каком-нибудь волшебном веществе или духах, способных действовать на людей таким образом?

- Воистину приходилось, - ответил Кинц с тревогой в голосе. - Позволю себе заметить, что сей неназванный кавалер вел себя отнюдь не безупречно.

- Это еще мягко сказано. Как бы там ни было, через несколько дней кавалер пригласил меня отужинать с ним в его покоях. Я приняла предложение.

- Быть может, тебе лучше остановиться, мое бедное дитя? Боюсь, ты скажешь такое, о чем сама пожалеешь.

- Нет, дядюшка, мне скрывать нечего. Я отправилась к нему, мы поужинали, а затем последовали ухаживания, на которые мне очень хотелось ответить. Но внутренний голос не переставал нашептывать мне, что все происходящее нереально, надуманно, неестественно. Что на самом деле я вовсе не питаю к нему таких чувств. Тогда я вспомнила, как мы спасали Дрефа, - мне тогда показалось, что вы превратили меня в волчицу, хотя, конечно, на самом деле я оставалась собой; нечто подобное происходило со мной и в тот раз. Я поняла, что он обратился к чарам, чтобы подчинить меня своей воле. От этой мысли я так разозлилась, мне стало так страшно и мерзко, что я собралась с силами, сорвала и отбросила медальон. И в тот же миг словно очнулась - пришла в себя, наваждение рассеялось, и я ушла.

- Правда, дорогая моя? Блестяще, просто блестяще! Все гораздо интереснее, чем тебе представляется.

- Сейчас я чувствую себя почти так же, как если бы на мне был тот медальон. Даже еще хуже, потому что внутренний голос молчит, не предупреждает меня, что это плохо и неестественно.

- Понимаю. Скажи мне, девочка, а других голосов такого рода ты не слышала?

- Пожалуй, нет. Хотя однажды мне на миг показалось, будто в голове у меня раздается голос одной из великих Чувствительниц. - Ничего большее своих ощущениях при казни бабушки она бы не смогла рассказать даже под страхом смерти. К счастью, дядюшка и не подумал ее выспрашивать.

- Да, все гораздо интереснее, чем тебе представляется, - повторил он. - Дитя мое, ты никогда не задумывалась над тем, что, может быть, в какой-то мере унаследовала чародейный дар Возвышенных?

- Что вы, дядюшка, откуда? Ни малейшего намека.

- А если намеки все-таки были, только ты их не распознала?

- По-вашему, два незначительных случая, мимолетные ощущения, о которых я вам рассказала, что-то значат? Но ведь такое изредка бывает со всеми, и никто не придает этому особого значения.

- Иной раз значат, а иной раз нет. Тебе не хотелось бы выяснить?

- Честно говоря, меня это мало интересует. Сейчас у меня голова другим занята.

- И даже слишком, дорогая моя, ты и сама видишь. Тебе непременно нужно отвлечься, придумать, чем занять свое время и мысли.

- Не так-то это легко, дядюшка.

- Совсем не легко. Дитя мое, я не так глуп, чтобы думать, будто безделушки или какой-нибудь модный наряд могут тебя развлечь. Прости за откровенность, но твой нынешний образ жизни весьма поощряет уныние. Ты целыми днями сидишь одна-одинешенька без дела в четырех стенах, тут и не захочешь, а захандришь. Деятельность едва ли избавит тебя от проблем, но по крайней мере скрасит твою жизнь. Хочешь попробовать?

- Еще бы! Чем же мне заняться, дядюшка?

- Значит, так: ты каждый день приходишь ко мне. Мы будем пить лимонный чай, болтать в свое удовольствие и притворяться, что эта милая комната - мой домик в Дерривале.

- Ну, с этим я уж как-нибудь справлюсь.

- Прекрасно. А по ходу наших бесед мы выясним природу твоего дара.

- По-моему, у меня его нет.

- Возможно. Но мы проверим. Если ты унаследовала хотя бы сотую долю чародейных способностей, ты научишься этим пользоваться.

- Как-то не верится, но отчего не попробовать?

- Ты у меня просто умница!

- Когда начнем?

- Скажем, завтра же вечером, перед тем как мне уходить. Время тебя устраивает? Для этого лучше встречаться регулярно и в одни и те же часы, однако, боюсь, в ближайшем будущем никак не избежать перерывов.

- Каких перерывов?

- Последние ночи Бездумные Шеррина были особенно разговорчивы и любезны, я узнал много важного о пленных чародеях из рода Валёров и их работе. Бедные, бедные, как им тяжко! Но, думаю, им недолго терпеть, ибо их вызволение близко.

- Правда, дядюшка?! Вы хотите сказать, что и в самом деле...

- Я готов. Полагаю, я придумал способ освободить Улуара Валёра. Как только он окажется в безопасности, я займусь остальными несчастными братом с сестрой и отцом. Буду спасать их одного за другим. Ты только представь, моя дорогая, как это заманчиво!

В самых глубоких подвалах "Гробницы" покоились пребывавшие в спячке древние устройства весьма зловещего свойства. Было бы преувеличением назвать их Чувствительницами или хотя бы Оцепенелостями, ибо никогда, даже в зените своих возможностей, ни одно из них не обладало самосознанием Заза или Кокотты. И все же они, несомненно, находились в некотором родстве с Чувствительницами, поскольку их сотворили чары Возвышенных, наделив зачатками воли и самоощущений, а также великой целенаправленной злобой. Созданные как орудия пытки, они умели искажать восприятие своих жертв, подбирая для каждой из них самое жуткое наваждение - свойство весьма полезное. Пыточницы - ибо таково было назначение этих устройств - долгое время пылились в подвалах, брошенные и всеми забытые, но вездесущие приспешники главы Республики-Протектората их отыскали. Бирс Валёр заинтересовался Пыточницами, а сам Защитник Республики повелел их пробудить.