История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I - Иван Егорович Забелин

Живописец». Добрынин пользуется случаем и в № 55 «Ведомостей» печатает обширное объявление о продаже новых книг, числом 38 названий и в том числе на первом месте «Живописец еженедельное сочинение на 1772 г.», по подписке за весь год 2 р. 20 коп.; и далее между прочим комедия «О Время»; «Трудолюбивый Муравей»; поэма «Елисей Ямщик»; «Десертные любовные билеты» по 10 коп.; «Игра, называемая Вист», по 40 коп.; «Собрание Российских песен две части» 2 р. 20 коп. Но тут же вперемешку указано не мало книг научного содержания, каковы путешествия Академиков Гмелина, Лепехина, Рычкова; переводы Тацита, Валерия Максима, «Топографическое описание Москвы», «Летопись о Московских мятежах» и т. п.

В характере книжной торговли на Спасском мосту необходимо приметить то обстоятельство, что здесь сосредоточивалась торговля известными в это время Петербургскими сатирическими журнальцами, родоначальницею которых явилась «Всякая Всячина» (1769–1770 г.), издававшаяся почином и не без участия самой Императрицы. Этим изданием начинался сатирический поход против старозаветных закоренелых общественных недочетов в нравах и обычаях. Впервые печатная литература получала некоторую развязность в своих движениях и, главное, получала характер повседневного говора о предметах, живьем касавшихся каждого обывателя. Все это, как нельзя больше, соответствовало потребностям той толпы обывателей, которая собиралась или проходила на Спасском мосту, а потому сатирические журнальцы, выходившие еженедельно по вторникам в объеме полулиста печатного, распространялись здесь в неимоверном количестве.

Пользуясь дарованной свободой, «Всякая Всячина» предрекала что она породит бесконечное племя, что за нею последуют законные и незаконные дети, будут со временем и уроды заступать ее место.

Действительно, в тот же 1769 год народились «И То и Сё», «Ни То, ни Сё», «Поденьшина», «Смесь», «Адская Почта», «Полезное с Приятным», «Трутень», и далее в 1770 г. – «Парнасский Щепетильник», «Пустомеля», в 1771 г. – «Трудолюбивый Муравей», в 1772 г. – «Вечера» и, наконец, потомок Трутня «Новиковский Живописец».

Выдающийся из всех поименованных журнальцев 1769 г. «Трутень» скоро и много нагрешил против своей прабабки, как он называл «Всякую Всячину», особенно против знатных господ и по вопросу о положении крестьян у помещиков, и потому возбудил в их обществе великое негодование, так что в 1770 г. почти все журнальчики с сатирою прекратили свое существование, замолкли, как хор птиц к концу лета.

Но в то время, как Университетская книжная лавка продавала по преимуществу творения Сумарокова и оды директора Университета, Хераскова, победные и философические, кроме разных научных книг, – на Спасском мосту производилась оживленная торговля упомянутыми сатирическими листами, которые только здесь и распродавались в довольном количестве, как скоро высылались из Петербурга. В 1770 г. больше других книгопродавцев продавал их Яков Добрынин, отчасти и Гаврила Ильин. Сатира здесь ютилась с давнего времени и в продаваемых рукописных тетрадках и в лубочных картинках, а потому всегда являлась дорогим гостем, откуда бы ни приходил этот гость.

Однако сама писательская Москва не последовала примеру Петербурга и не напечатала ни одного журнальчика с сатирическим содержанием. Это скоро подметил забавный «Трутень» и написал письмо (от 2 июня), будто бы из Ярославля, с следующими рассуждениями:

«Из Ярославля. Здесь все удивляются воздержности Московских писателей. Известно, что почтенная наша старушка Москва и со своими жителями во нравах весьма не постоянна: ей всегда нравились новые моды и она всегда перенимала их у Петербургских жителей; а те прямо от просветителей в оном разумов наших господ Французов. В нынешнем 1769 году лишь только показалась в свет “Всякая Всячина” со своим племенем, то жители нашего города заключили, что и это новая мода. И как Москва писателями сих мелких сочинений весьма изобильна, то надеялись, что там сии листки выходить будут не десятками, но сотнями. Ради чего фабрикант здешней бумажной фабрики велел с поспешением делать великое множество бумаги, годной к печатанию; а между тем отправил своего прикащика на почтовых лошадях в Москву для подряду. Но он и мы все обманулись: в Москве и по сие время ни одного такова из типографии не вышло листочка; да и печатанные в Петербурге журналы читают не многие. Старый, но весьма разумный наш мещанин, Правдин, о сем заключает, что Москва ко украшению тела служащие моды перенимает гораздо скорее украшающих разум, и что Москва так же, как и престарелая кокетка, сатир на свои нравы читать не любит».

Воздержание Московских писателей зависало, может быть, от местных причин, в числе которых главною причиною было то обстоятельство, что в Москве не существовало того интеллигентного, собственно придворного общества, каким в то время славилась северная столица. А потом и дело было внове. Москвичи еще не успели с ним освоиться, не говоря о том, что вольное развязное сатирическое слово о людских пороках, особенно о пороках знатных людей, в благочестивой Москве почиталось чуть не преступлением против установленных порядков общественной жизни. Но заметка «Трутня», «что Москва писателями сих мелких сочинений весьма изобильна», дает повод с большою вероятностью предполагать, что Петербургские сатирические листки также в изобилии наполнялись и писаниями Московских авторов, как бывало с журналами и в наши времена.

История книжной торговли на Спасском мосту входит в общую историю Московского торга книгами, как и Московского их издательства, а потому здесь мы упомянем только о том, что Спасская торговля книгами не прерывалась до самого нашествия в 1812 г. Французов и с ними Двадцати язык.

Из последних торговцев на Спасском мосту в 1811 г. упоминается Алексей Телепнев, который в 1813 г. торгует уже на Никольской, подле Управы Благочиния, куда переместился и Матвей Глазунов, торговавший также на Спасском мосту (1787 г.).

После Европейского, уже не Татарского, а Французского нашествия Спасский мост был разобран. Кроме книжных, на Спасском мосту существовали и другие лавки. В 1765 г. здесь продавалась Вейновая водка (передвоенная наливка, род ликера), деланная записавшимся в Московский цех Саксонцем Иваном Дицом, с не малым уменьшением цены против выписной из-за моря.

У Спасских же ворот, тоже, вероятно, на самом мосту или возле него, существовал и «Кофейный Дом», упоминаемый еще в 1730 г., когда в нем торговые люди пили белое вино и один из них увел у другого лошадь, стоявшую при том Кофейном доме в ожидании своего седока, о чем и происходило разбирательство в Полицмейстерской Канцелярии.

Подальше от Спасского моста, вниз под гору к Москве-реке, в самой стене Кремля и особенно в отводной башне Константиновских ворот существовало городское страшилище, наводившее ужас на иных обывателей.

Возле Константиновских ворот в самой стене Кремля были устроены тюрьмы и обширный застенок, т. е. особая постройка за Кремлевскою стеною. Заключая в себе также тюремные помещения для пыток и истязаний в целях тогдашнего судопроизводства, эта постройка прославила себя именем застенка в ужасающем смысле, как страшного орудия пыточных мучений В простом