Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя - Валерий Меницкий

Когда я говорил об этих недостатках, во мне бурлили противоречивые чувства. Задание, которое нам дали, мы выполнили. Мы стали первыми. И выступили не просто успешно, а блестяще. Наша программа была признана фантастической, а выступление — триумфальным.

6. ПЯТЬ ЛИТРОВ ЧЕРНОБЫЛЯ

Фарнборо запомнился мне ещё двумя случаями, заставившими впервые задуматься о тех вещах, на которые мы прежде не обращали никакого внимания. Как, например, мы обслуживаем самолёты? Везде, всегда и при любой погоде. Вот и в Фарнборо: льёт беспросветный дождь, раздаются раскаты грома, а мы решили, пока суть да дело, заправиться. Вокруг никого нет, все попрятались по павильонам… И вдруг на большой скорости к нам подъезжает огромная машина, да ещё с пушкой. Наставили её на нас, что-то кричат. Мы ничего не можем понять. И продолжаем своё дело. И только из разговора с рассвирепевшими сотрудниками поняли причину их ярости.

Оказывается, по всем западным наставлениям, регламентирующим техническое обслуживание, в период предгрозового ожидания проводить его категорически запрещено, тем более заправку самолётов. А у нас это всё считается нормальным. Англичане снова были в шоке, но на сей раз уже не от лётных качеств нашего истребителя, а от нашего пренебрежения к собственной жизни и безопасности окружающих.

Другой эпизод был ещё более печальным. Не секрет, что когда занимаешься регламентными работами на силовой установке, образуется и сливается небольшой отстой, часто самопроизвольный. Поэтому у нас под двигателями стоял поддон. В нём набиралось где-то 5–7 литров отработанных масел и керосина, которые потом и сливались.

Вдоль всей бетонки на местном аэродроме располагались большие отверстия для стока воды. Мы подумали, что туда можно сливать всё что угодно. И слили! Через какое-то время к нам подъехал вице-президент авиасалона и что-то скороговоркой начал кричать. Да так, что наши переводчики ничего понять не могли. Мы попробовали его успокоить, но тщетно. Откровенно говоря, я даже подумал, что у нас что-то стряслось на Родине или что-нибудь случилось с одним из членов делегации. Тут и мы начали волноваться. Оказалось, у них со смотрового поста на КДП ведётся чёткий визуальный контроль за техническим обслуживанием каждого самолёта. И когда наблюдатели увидели, что наши техники сливают отработанные нефтепродукты в дренажную систему лётного поля, они просто взбесились. Случившееся для них было не просто ЧП, а диким и непонятным поступком. К экологии у них относятся бережно и щепетильно, как к своей жизни. Чиновник, запинаясь, рассказывал нам, какой огромный вред мы нанесли Англии и здоровью её населения. Потому что через сутки наши сливы попадут в ближайший водоём, а оттуда — в лондонский водопровод.

Честно говоря, едва ли не впервые я всерьёз задумался тогда об экологии. Наше наплевательское отношение к окружающему нас миру раскрылось мне во всей своей смертоносной сути. Что говорить о нас, если англичане паникуют из-за пяти литров нефтегрязи, спущенных в стоки в 70 километрах от Лондона! Невообразимый ужас в их глазах говорил красноречивее всяких слов, насколько безответственно и безжалостно мы относимся к природе. А ведь мы часто сбрасывали топливо прямо в воздухе, а уж на аэродроме вообще никаких проблем с этим не видели — сливали отстой в землю прямо рядом с самолётом. А масло? Оно вообще сливается сотнями литров.

Мне вдруг вспомнился Волгоград и аварийный сброс вредных веществ в Волгу. Мы смотрели на неё с крутого склона и не понимали, что происходит. Великая русская река напоминала пенистую жидкость для мытья унитазов. Мне объяснили — это плыла рыба вверх животами. Такое зрелище продолжалось более полутора суток. Потом всё забылось, и только в Лондоне эта картина всплыла в моей памяти.

Я понял, почему за границей такие чистые парки и скверы, почему так зелены знаменитые газоны, почему так много в городах растёт ежевики и легко дышится даже на улицах с оживлённым автомобильным движением…

Существует теория Единого планетарного дома согласно которой планета реагирует на пренебрежительное отношение к ней природными катаклизмами. И то, что чернобыльский звонок, прозвучавший предупреждением всему человечеству, раздался именно в нашей стране, имеет глубокий философский смысл, выразить который можно словами: «Побойтесь Бога, люди, и посмотрите на то, что вы делаете с Землёй!»

Летая над Россией, над её Крайним Севером и югом, над необъятными пространствами Сибири и Дальнего Востока, постигаешь все «достижения» нашего варварства. Когда-то мне казалось, что тайга — это бесконечный лесной массив, которому никогда не будет конца и края, что лесодобывающие предприятия — малая песчинка в океане сибирского леса, соломинка в огромном стогу сена. Но после того как я увидел реки, заваленные лесом, голые, на сотни километров, поляны, где когда-то рос знаменитый кедр, я понял, что при нашем плановом, в худшем смысле этого слова, хозяйстве от всего этого богатства скоро не останется ничего. Одни составляют план по вырубке леса, другие — по его доставке к реке, третьи по сбросу, а четвёртые — по выгрузке брёвен из реки. Каждый отвечает за свой участок. За природу — никто!

Все мы знаем о бескрайних землях Сибири, о её золотых подземных кладовых, о сибирском звере, пушнине и рыбе. Но когда ты воочию видишь чистейшую в недавнем прошлом реку, на десятки километров загромождённую ныне никому не нужными брёвнами, забитую топляком, смотришь на эту гниющую плотину нашей бесхозяйственности, с горечью думаешь: как же это мы, люди, пользуясь дарованными благами щедрой природы, сами же наносим ей удар в сердце!

Я помню, как в 70-х годах бегал на зарядку в Иркутске и пил воду прямо из Ангары. Думаю, сегодня такая идея придёт в голову только сумасшедшему.

Помню, как в Комсомольске-на-Амуре мы ловили рыбу, ели икру и восхищались чистотой реки. Сегодня рыба, выловленная в Амуре, опасна для жизни, не говоря уже об амурской воде. Я восхищался когда-то красотами нашего Крайнего Севера. Когда за полтора летних месяца бурно расцветает природа. Когда на твоих глазах вырастает трава и распускаются цветы. И всё это, как при ускоренной съёмке, происходит буквально за несколько дней. Ещё утром ягоды были зелёными, а уже к вечеру приобретают зрелую окраску. А назавтра их уже можно есть. Сегодня северяне говорят, что уж лучше бы лето никогда не наступало. Почему? — спрашивали мы. И перестали задавать этот вопрос, когда увидели, насколько зловонна, нечиста и опасна для жизни сегодняшняя тундра, захламлённая промышленными и иными отходами — плодами разрушительной деятельности человека. Особенно неприглядны эти всё более разрастающиеся язвы, когда начинает таять и сходить снег с этой некогда благодатной земли.