Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя - Валерий Меницкий

Для обычной публики «колокол» — это просто цирковой номер. А вот на авиационных специалистов, которые впервые видят эту фигуру, он неизменно производит эффект разорвавшейся бомбы. До сих пор, начиная с памятного 1988 года, «колокола» повторили лишь несколько зарубежных самолётов. Да и то они выполняют эту фигуру на большой высоте. Когда мы познакомились с результатами испытаний самолётов наших конкурентов, то увидели, что они проигрывают нам и с точки зрения надёжности силовой установки, и с точки зрения аэродинамики и чистоты выполнения данного режима. Ну а такую фигуру, как «поворот на горке», до сих пор никто, кроме нас, в мире не делает. И мы гордимся, что такой режим способен выполнить фактически один МиГ-29.

3. ДОРОГА В «ЗВЁЗДЫ»

Когда дело дошло до выбора лётчиков для участия в авиасалоне, я остановился на Романе Таскаеве и Анатолии К. Начнём с того, что на тот момент, пришедшийся на смену поколений лётчиков-испытателей, они были уже опытными пилотами фирмы. Каждый из них имел свой почерк и стиль пилотирования, которые как бы дополняли друг друга. Анатолий вёл более темповый пилотаж, но фигуры его были не совсем чёткими и классическими. Но за счёт энергичности и резкости пилотирования, особенно в сырую погоду, то и дело блестящие на виражах концевые срывы выглядели очень эффектно. У Романа техника пилотирования была более чистой и красивой, к тому же он мог придать своему комплексу и нужный темп. Словом, оба они хорошо смотрелись в небе.

Медленно, не торопясь, я вводил их в форму, устраивая небольшие «показухи» то для главных конструкторов, то для Управления лётной службы ВВС, то для представителей министерства. Это прививало лётчикам чувство постоянной готовности к демонстрационным полётам. Постепенно они свыклись со своей ролью, и когда выходили в небо уже перед большими трибунами, были почти хладнокровны и уверены в себе. В какой-то момент я вдруг заметил, что у них уже начал развиваться некий соревновательный дух. Чтобы прекратить нездоровую конкуренцию (ведь им предстояло соревноваться с нашими зарубежными коллегами, а не друг с другом), мне пришлось сразу определить, что первым номером в Фарнборо будет А.К., а вторым — Роман Таскаев. Хотя это было чисто номинальным решением. Первый номер, скажем, должен был выполнять свой полёт сегодня, а второй — на следующий день авиасалона. Тем более что Роман летел в Англию на боевой машине, а Анатолий — на спарке. Роман, кстати, выделялся своей большей уравновешенностью, заражённостью на полёт, всегда внимательно следил за происходящим и — что немаловажно — лучше владел английским языком.

Перед самым вылетом в Лондон я добился у генерального возможности вывезти наших лётчиков в Феодосийский профилакторий, что находится в небольшом местечке Морском на берегу Чёрного моря, где мы занимались физическими тренировками и набирались сил. Необходимо было сделать небольшую паузу в полётах, сменить род занятий и ориентацию физических нагрузок, чтобы сошла на нет психологическая усталость, произошло накопление нервной энергии и появилась жажда к работе — к выполнению главной задачи на авиасалоне в Фарнборо.

Лётчик всегда хочет летать, но я чувствовал, что нужна передышка в жёстком ритме полётов. И расчёт наш, кажется, полностью оправдался. Перед вылетом в Англию и Анатолий К., и Роман Таскаев находились в великолепной физической форме. Их блестящее выступление в небе над Фарнборо складывалось из многих компонентов, в том числе и из продуманного подхода к предсалонной подготовке. Успех часто слагается из многих, несерьёзных на первый взгляд мелочей. Таких, например, как спортивная одежда.

Это сейчас всё можно купить за свои деньги, а тогда ведь ничего достать было невозможно. И я хочу выразить благодарность Управлению по футболу и хоккею, которое возглавлял мой друг Вячеслав Колосков. Он нам помог, и нас одели как членов сборной команды СССР по футболу. И когда мы в Лондоне, а затем в Париже занимались физподготовкой, нам не стыдно было выйти на зелёную лужайку перед объективами фоторепортёров и телеоператоров. Экипировка была великолепной. Форма сборной Союза смотрелась па нас замечательно. Мы все, как один, были одеты с иголочки. И эта мелочь заставляла нас чувствовать себя увереннее. Мы действительно представляли СССР. Для нас это был своеобразный чемпионат мира, где мы выступали дебютантами. И на этом Чемпионате мира мы заняли первое место.

4. ШОУ НАЧИНАЕТСЯ С ХАОСА

Худо-бедно, но мы подготовились к шоу, которое носило название Международного авиационно-космического салона и было организовано Обществом британских аэрокосмических компаний. Впрочем, тогда мы называли всё это выставкой, поскольку вошедшее ныне и у нас в моду словечко «шоу» связывалось тогда в нашем сознании с чем-то очень лёгким. Больше всего на эту роль подходила эстрада или даже стриптиз…

Потом мы поняли, что это нормальное обиходное слово, которым именуют любое значительное представление с широкой зрительской аудиторией, и сами стали интенсивно его внедрять где надо и не надо. Но на заре нашего проникновения на Запад слово «шоу» вызывало определённую аллергию как у партийно-государственного руководства, так и у нас.

Это было благодатное время мечтаний. К власти пришло новое молодое поколение руководителей, сменивших дряхлеющее Политбюро. И нам казалось, что на этой волне новые политические лидеры по-современному будут управлять страной и наконец двинут нашу застоявшуюся махину вперёд по более динамичному курсу. Но, к сожалению, уже первые пространные речи Горбачёва вызывали некоторое непонимание. Хотя его свободная манера держаться — даже при некотором косноязычии — импонировала большей части населения. Но постепенно его многословность и загрузка нашего сознания пустыми проповедями начали приводить в уныние. Затем последовало разочарование. Особенно у представителей военно-промышленного комплекса, составлявшего у нас, чего греха таить, 85 процентов всей промышленности и ориентированной на него науки. Они уже тогда поняли, куда ведут нас забываемые ныне перестройки и ускорения.

Дальше — больше. Мы не видели твёрдости во внешней политике. Ведь даже «старческое» Политбюро постоянно заявляло миру о себе как о мощной силе. И нашу державу называли великой не за огромную территорию, а за могущественный военно-промышленный потенциал. Смешно было видеть, как рейтинг Горбачёва по мере его падения у собственного народа неуклонно рос на Западе. Всё это напоминало шоу, когда давались какие-то определённые демократические свободы, небольшие экономические послабления, но коренной перестройки экономики, о которой мы мечтали и которая наметилась было с приходом Андропова, мы не видели. Вместо этого чувствовались всё более хаотичные изменения в экономике и политике. Сильное, отлаженное государство становилось всё более слабым и бестолковым, что не могло не вызвать в наших душах ничего, кроме горечи. Когда я вспоминаю это время, на память неизменно приходит забавный и в то же время горький эпизод, связанный с моим посещением Генерального штаба. Накануне очередной загранкомандировки мы приехали в Управление внешних сношений. Надо сказать, что Генштаб в моём сознании всегда ассоциировался с неприступной цитаделью, символизирующей мощь всей нашей военной махины. Это была святая святых. И если даже какие-то институты власти могли пошатнуться, допускал я, то Генштаб был непоколебим и воспринимался как верх стабильности.