Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве - Генрих Инститорис

епископ или приходской священник должен бить их плетью. Таким же образом они должны являться в собор в Пепельную среду – в рубахе, босиком, со скрещенными руками, и им должно запрещать входить в церковь на протяжении всего Великого поста – в этот период они должны оставаться у дверей церкви и слушать службу оттуда. В четверг на Страстной неделе они должны явиться в церковь для примирения согласно каноническим предписаниям, при этом предполагается, что епитимья в виде запрета на вход в церковь в Великий пост и битья плетью во время процессии в назначенные дни должна исполняться ежегодно до конца жизни кающегося».

Поначалу, и вплоть до времен Эймерика, санбенито сохранял свою изначальную форму в виде туники, похожей на ту, что носили члены религиозных орденов; но в XIV веке его сменил наплечник, или накидка, с отверстием для головы; в ширину он должен был полностью покрывать тело, а в длину опускаться не ниже коленей, чтобы не слишком напоминать наплечники, которые носили монахи в дополнение к рясам. Вскоре после этого было решено, что его следует шить из желтой мешковины, а кресты должны быть красными. Можно сказать, что с наступлением этого этапа завершился переход от одеяния, предназначенного исключительно для покаяния, к одеянию, символизирующему позор и бесчестье.

Мы уже говорили, что обязательное ношение санбенито уходило в небытие в XV веке, и Торквемада вполне мог счесть его совершенно устаревшим. Однако случилось так, что приор Святого Креста осознал его достоинства и благотворные результаты, которые можно получить, прогоняя по улицам жертв святой палаты, одетых в отвратительный наряд. Поэтому он возродил традицию и настоятельно рекомендовал использование санбенито для всех преступников, за исключением тех, которые имели всего лишь дурную репутацию и являлись доказывать свою невиновность под присягой.

Однако масштабное использование санбенито началось лишь при знаменитом Хименесе де Сиснеросе, который стал великим инквизитором примерно через десять лет после смерти Торквемады; эта форма санбенито сохранится до самого исчезновения инквизиции. Сиснерос заменил обычный прямоугольный крест, который нашивался на грудь и спину санбенито, на aspa, или Андреевский крест, а кроме того, распорядился, чтобы санбенито говорил о преступлении и приговоре, вынесенном человеку. Для тех, кто отрекался от ереси, в которой их подозревали, были придуманы три разновидности: подозреваемый степени leviter надевал совершенно обычный санбенито без крестов и прочих деталей; у подозреваемого vehementer на груди и на спине была нашита лишь одна перекладина Андреевского креста, а подозреваемый violenter должен был носить полный крест.

Обвиненные в ереси в дополнение к санбенито надевали высокий колпак, сделанный из картона и обшитый желтой мешковиной; чтобы можно было понять, какими именно еретиками они являются, были предписаны следующие различия: еретик, раскаявшийся до вынесения приговора и (не будучи вновь впавшим в ересь) не подлежащий сожжению, носил полный Андреевский крест на груди и спине санбенито и на передней и задней части coroza, как называли колпак; еретик, вновь впавший в ересь и раскаявшийся перед сожжением, в дополнение к таким же крестам имел изображение верхней части тела над горящими поленьями в нижней части санбенито; кроме того, его санбенито и coroza были покрыты языками пламени, направленными вниз в знак того, что он не умрет в огне, хотя тело его будет сожжено. Он заслужил милость быть задушенным у столба до того, как поленья подожгут. Следует добавить, что эту милость святая палата даровала любому еретику, который в последний момент признавал вину и желал примириться с церковью и умереть, так сказать, на ее любящей груди. Для этого приговоренного сопровождали два монаха, которые постоянно увещевали его сознаться и спасти свое тело от временной пытки физическим огнем, а душу – от вечной пытки в огне духовном. И наконец, нераскаявшийся еретик носил те же атрибуты, что и вновь впавший в ересь и раскаявшийся, но в его случае языки пламени были направлены вверх в знак того, что он умрет на костре, а его санбенито был к тому же размалеван грубыми изображениями демонов – ужасными и гротескными карикатурами, – чтобы показать, какие духи владеют его душой.

У вас уже должно было сложиться какое-то представление о духе инквизиции, каким он отражен на страницах, написанных Эймериком и его комментатором Пеньей в «Руководстве», к которому мы так много обращались в главах, посвященных юриспруденции святой палаты. Прежде чем мы продолжим, стоит процитировать еще один взгляд автора на справедливость и милосердие, как их понимала инквизиция, и обдумать разъясняющий пассаж, вышедший из-под пера Гарсиа де Трасмьеры.

Этот Трасмьера, на которого мы уже ссылались, был арагонцем, инквизитором, жившим в XVII веке – спустя почти два столетия после той эпохи, которая нас сейчас занимает. Мы могли бы обратиться ко множеству других источников, от Парамо и далее, и найти там весьма похожие чувства; так что единственной причиной для выбора именно этого отрывка из труда Трасмьеры стало то, что он представляет собой нечто вроде краткого изложения. Он словно суммирует те самые доводы, которыми Торквемада и его уполномоченные убеждали себя не только в правильности, но и в неизбежности задачи, за которую взялись – если они желают исполнить свой долг по отношению к Богу и человеку и выполнить предназначение, ради которого были посланы в этот мир.

«Две этих добродетели – Милосердие и Справедливость, – пишет арагонский автор со всем авторитетом евангелиста, – так тесно соединены в Боге, хотя мы в несовершенстве своем считаем их противоположностями, что божественная мудрость пользуется одной из них, чтобы еще более блистательно осуществлять вторую. Самым достойным результатом божественной Справедливости, вне всякого сомнения, является спасение души, и кто станет сомневаться в том, что происходящее в суде инквизиции и кажущееся суровостью правосудия на самом деле является лекарством, предписанным Милосердием для блага преступника? Приписывать жестокость врачу, прижигающему огнем заразную опухоль на теле пациента, – невежественное суждение; точно таким же грубым невежеством будет предполагать, будто все эти законы, кажущиеся жестокими, предписаны для какой-либо иной цели, кроме той, что движет врачом, лечащим пациента, или отцом, наказывающим свое дитя. Ибо сказано Святым Духом: “Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына”[313], и еще: “Ибо Господь кого любит, того наказывает”»[314][315].

Может ли извращенность интерпретации зайти еще дальше? В Риме во времена Торквемады отец христиан даровал отпущение грехов, заменяя казнь через повешение на финансовые взыскания в тех случаях, когда об этом просили, и оправдывал эту замену, напоминая христианам, что Господь не желает смерти грешника – он желает, чтобы тот жил и исправился. Похоже, понтифик и инквизитор имели разное мнение касательно Милосердия и Справедливости – к чести понтифика будь сказано.

Трасмьера, повторяя многовековую инквизиторскую казуистику,