Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

начистил рожу контрабасам: несколько человек арестовали и посадили в зиндан, на несколько дней. А тебе, конечно, с твоего места, казалось, что огонь ведётся из деревни.

Мне только и оставалось со злобой выматериться: из-за пьяных «контрабасов» мог сгоряча наделать кучу трупов из мирного населения, да ещё неизвестно какие последствия были бы для полка.

Как из рога изобилия на полк посыпались ЧП одно за другим. Утром стало известно, что капитан Кириллов у кого-то напился и, возвращаясь к себе, открыл огонь по своему салону, в котором в это время находились прапорщик – техник батареи и офицер. Прапорщику пуля попала в глаз, но он остался живой, а офицер был ранен в голову. Как Игорь потом рассказывал, что заметил подбиравшихся к салону боевиков, потому и открыл огонь. Но на самом деле, скорее всего, у него была белая горячка, раз ему стали казаться кругом боевики. Кириллова теперь отправляют обратно в Чебаркуль. Опять же, в дивизионе во время ведения огня, без всяких причин внезапно взорвалась на огневой позиции самоходка: весь экипаж погиб. В третьем батальоне трое солдат самовольно поехали за горячей водой в Гикаловский, где-то раздобыли водку и перепились. Попадали, где пили, спать, а когда проснулись, то обнаружили, что один из них мёртвый. В него был выпущен весь магазин, а рядом лежал автомат из которого и был застрелен собутыльник. Командир полка тогда построил всех командиров подразделений, принесли труп убитого на носилках и поставили рядом двоих алкашей. Стоят эти чмошные солдаты и таращат на труп глазами, и ничего не могут объяснить или сказать.

В первом батальоне, контрактник решил покончить с собой – Ну…, решил!? Отойди тогда в сторону и застрелись. Нет, прямо в палатке, достал гранату и когда все спали, взорвал себя. Конечно, здорово досталось всем, кто там находился. Начались выпивки и у меня в батарее. Солдаты ездили на сопровождение колонн. Продавали в Грозном бензин, а на него брали водку. Правда, пили аккуратно, не как под Чечен-Аулом, но всё равно было обидно. Впрочем, пьянки прекратили быстро. В одну из поездок Кирьянов с моего разрешения продал бензин, а на вырученные деньги купил фотоаппарат «Полароид» и несколько пачек кассет для него. Построил бойцов: – Товарищи солдаты, вам всем скоро идти на дембель, а фоток нормальных у вас нет. Вот вы, если бензин продаёте, то лучше деньги тратьте не на водку, а на кассеты. Хоть память останется о войне, – и отдал им «Полароид» и кассеты. Всё, как рукой сняло пьянку. Теперь солдаты, если появились деньги, тратятся только на кассеты и щёлкаются целыми днями.

Вчера наш артиллерийский дивизион открыл огонь по цементному заводу и первыми же снарядами поджёг большую лужу с мазутом, который вытек из прогнивших цистерн. И теперь огромный столб чёрного дыма круглые сутки стоит над заводом, а ночью багровые сполохи пламени красиво подсвечивали чёрный дым снизу. Вообще по поводу начала обстрела цементного завода артиллерией ходят различные слухи и трудно отделить правду от вымысла.

Разглядывая в бинокль цементный завод, его мощные и высокие трубы воочию можно было представить его производственные мощности. Резван Чичигов с Новых Атагов, был начальником отдела сбыта завода и рассказывал, что в благополучные советские времена этот завод заваливал цементом весь Северо-Кавказский регион. Вот и три дня тому назад в полк приехали три гражданских лица: командиру представились посланцами одного крупнейшего политического деятеля и поставили условие полковнику Петрову – Взять цементный завод без артиллерийской подготовки.

Командир возмутился: – Да, я весь там полк положу. От переднего края до цементного завода два километра чистого поля, а по разведывательным данным обороняют завод до ста пятидесяти боевиков. Так что штурм их позиций без артиллерийской подготовки, будет чреват большими потерями.

– Полковник, если тебе жмут погоны на плечах и хочешь с позором вылететь из армии – то ты можешь открыть огонь по заводу. Даём тебе три дня на размышление: думай, анализируй, ты на то и командир полка, а через три дня приедем за твоим решением. – Ещё раз пригрозив именем всемогущего государственного деятеля, убыли в группировку. После недолгого раздумья командир полка вызвал из деревни на переговоры Резвана: – Резван, что хочешь делай, но боевиков из завода убирай. Тебе два дня на это.

Через два дня, на очередной встрече, расстроенный Резван рассказал, что надавив на боевиков, которые занимают оборону на заводе, надавив своими связями на их родственников, он сумел убрать с завода лишь шестьдесят боевиков, остальные девяносто отказались уходить и решили драться на тех позициях с русскими до конца.

К вечеру появились представители политика: – Ну что командир, надумал?

Полковник Петров отдал несколько коротких распоряжений начальнику артиллерии полка и вывел гражданских на крыльцо. Через несколько минут вдалеке послышался глухой залп и клубы чёрного дыма и пыли, поднявшиеся над заводом возвестили о начале обстрела.

Командир повернулся к представителям: – Это и есть мой ответ. Пусть меня снимают с должности, выгоняют из армии, но людей на поле я ложить не собираюсь.

– Жаль. Это, конечно, твоё решение, но ты, полковник, совершаешь большую ошибку, – после чего они сели в машину и уехали в штаб группировки. В штабе группировки они тоже, наверно, не нашли поддержки, так как к артиллерии на следующий день присоединилась и авиация.

Утром ко мне пришёл капитан Пальцев и попросил БРДМ, чтобы проехать до госпиталя и сделать рентгеновский снимок больной руки. Две недели назад, по приказу начальника артиллерии полка, начальник разведки штаба артиллерии капитан Пальцев, на одном из моих БРДМов, выехал в штаб группировки в Ханкалу и на обратном пути: то ли водитель не справился с управлением, то ли он зазевался, но на достаточно большой скорости машина врезалась в бетонные блоки одного из блок-постов. Капитана от удара кинуло вперёд и он сильно ударился рукой об открытый люк. Рука опухла, потом опухоль спала, но продолжала сильно болеть. Она выполняла все функции, но сильная боль не проходила и очень беспокоила офицера. Поэтому наши врачи предложили съездить в госпиталь и сделать рентгеновский снимок.

После обеда звук подлетевшего к моему салону БРДМа и радостные клики Пальцева, возвестили об его возвращении: – Боря…, Боря…! Я приехал к тебе в гости. Принимай.

Озадаченно выглянул из салона и в удивлении возрился на свою машину – на броне восседал поддатый Алексей и, наклонившись в люк, доставал из машины одну сетку за другой с продуктами и водкой. Больная рука была в гипсе, а на шее болталась вязочка для поддержки загипсованной руки. Солдаты помогли ему слезть с