Советский Союз. История власти. 1945–1991 - Рудольф Германович Пихоя

планы, 13% были убыточны, зато на предприятиях накапливались так называемые сверхнормативные ценности — материалы, сырье, оборудование «про запас»; стоимость этих припасенных материалов составляла около 80 млрд. руб. по ценам 1986 г.80

В августе 1986 г. состоялась поездка Горбачева на Дальний Восток — во Владивосток, Хабаровск, Находку, Комсомольск-на-Амуре. Там ему пришлось столкнуться с тем, что «перестройка» до Дальнего Востока не дошла. «Чиновная знать,— утверждал Г орбачев,— инстинктивно или сознательно игнорирует перестройку»81. Именно там, на Дальнем Востоке, Горбачев начал публично обвинять «среднее звено» управленческой системы страны в недостатках, в саботаже. Выступая перед членами Политбюро после своего возвращения с Дальнего Востока, Горбачев жаловался, что печать замалчивает недостатки, народ с тоской вспоминает об Андропове, что кадры партии должны перестраиваться. Люди готовы участвовать в перестройке, говорил он, но уже говорят, «не пойдет ли на спад». Стиль местных организаций не меняется, остается консервативным82

Горбачев подверг резкой критике союзные министерства, экономические службы правительства, партийный аппарат. По его мнению, в стране нет политической оппозиции со стороны противников «перестройки», но есть консерватизм, косность. Вспоминая о заседании Политбюро 25 сентября 1986 г., Воротников отметил для себя, что именно тогда Горбачев провозгласил лозунг «бить по штабам»83.

Нарастали противоречия и в составе Политбюро. Они были всегда — спорили о том, как и что нужно делать, было соперничество за влияние и власть, споры между теми членами Политбюро, которые возглавляли Совет Министров СССР или РСФСР, и их «партийными кураторами», бывали, наконец, сложные межличностные отношения. Однако политические споры были великой редкостью.

На заседании Политбюро 27 октября 1986 г. при обсуждении вопроса о письмах, которые получал ЦК КПСС, вспыхнула настоящая политическая дискуссия84.

Горбачев проинформировал членов Политбюро о том, что в письмах содержится резкая критика нехватки продовольствия, люди возмущаются появлением коммерческих магазинов, где те же самые государственные товары продаются по повышенным ценам. Он сообщил, что на местах его обвиняют в создании собственного «культа личности». Раздражение у людей вызывало повышение цен на спиртные напитки и мясные продукты. «За 9 месяцев этого года в Центральный Комитет поступило 8 тысяч писем по вопросам торговли промышленными и продовольственными товарами,— сообщил Горбачев,— и 471 письмо по вопросам ценообразования, что больше, чем за весь прошлый год. Немало сердитых писем, обращенных ко мне лично,— продолжал Генеральный секретарь.— Вот, например, письмо из Ленинграда: "Мне, и не только мне, не нравится то, как Вы ведете внутреннюю политику. Слишком много слов! В каждом городе, куда Вы приезжаете, Вы говорите хорошие, правильные слова. Приятно слушать, но на деле-то ничего нет! Мы, что, стали жить лучше, стали работать лучше?.. То же и с Указом о борьбе с нетрудовыми доходами. Сначала схватились хорошо. А сейчас? С кем боремся? С теми, кто своим трудом выращивает овощи и фрукты. Зачем? А до тех, с кем действительно нужно бороться, руки не доходят..."

Или вот письмо без подписи из Москвы: "Ваши утопические проекты по спасению России доведут нас до полного разочарования в политике партии. Посмотрите трезво, до чего дошла страна. Кругом процветают коррупция и спекуляция. Это приведет нашу Родину к полной отсталости и преклонению перед капиталистическим образом жизни. И говорите "ускорение", "интенсификация", но это лишь голые, ничем не обоснованные слова. Великая держава все больше становится похожей на Русь, разоренную Батыем"...»

Выслушав это, слово взял Громыко. Его выступление по концептуальной вы- строенности, детальной проработке заставляет предположить, что оно не было экспромтом.

«Прежде всего коснусь идеологической работы, которая должна в полной мере соответствовать нашим политическим и экономическим задачам,— говорил Громыко.— Здесь нельзя ни в коем случае даже на отдельных участках пускать дело на самотек. Ведь надо помнить, что в идеологических вопросах нет более высокого судьи, чем партия, Центральный Комитет, его Политбюро. Ясно, что милицейские методы здесь не годятся, нужно действовать прежде всего силой убеждения и разъяснения. Но все же нельзя проходить мимо того, что у нас не перевелись люди, которые хотят, чтобы мы вернулись к переоценке прошлого, снова поставили бы под вопрос Сталина, индустриализацию, коллективизацию. Это просто недопустимо...

Я согласен, что, видимо, жестковато поступили в свое время с Ахматовой, Цветаевой, Мандельштамом. Но нельзя же, как это делается теперь, превращать их в иконы. Ленин вообше умел работать с интеллигенцией, и нам надо у него учиться. Можно напомнить, как, например, мудро Ленин учил Горького, доказывая ему, что мы не можем быть добренькими. И мы, конечно, не можем быть добренькими. Тут сомневаться нечего...

Видимо, члены Политбюро недавно читали разосланный нам документ, в котором т. Никонов (А. А. Никонов — президент ВАСХНИЛ, ученый-аграрник.— Авт.) предлагает реабилитировать русских буржуазных экономистов А. В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева, А. Н. Челинцева и Н. П. Макарова. Разве можно это делать? Это были махровые защитники кулачества, против которых выступал Ленин, хотя они утверждали, что их идеи использовались при разработке нашего кооперативного плана. Мне самому, когда я преподавал политэкономию, приходилось разоблачать этих горе-теоретиков, выступавших главным образом под флагом защиты кулачества и свободного хуторского хозяйства. А теперь нам предлагают, видите ли, реабилитировать этих буржуазных лжеученых. Естественно, на это идти нельзя. И вообще в решении таких вопросов мы должны быть предельно осторожны и сдержанны. Надо уметь правильно оценивать прошлое».

Громыко открыто пошел против «нового мышления», проявившегося, в частности, в поддержке первых попыток прессы представить образ социализма, очищенного от сталинских репрессий и «искажений ленинизма». Очевидно и другое — в Политбюро подготавливалось решение о создании комиссии по продолжению реабилитации жертв политических репрессий, и Громыко был проинформирован об этом85. Его выступление свидетельствовало, что он был против.

Горбачев оказался в сложном положении. Авторитет Громыко был велик, но уступить ему Генеральный секретарь не мог. «Вы сами видите,— говорил Горбачев, подводя итог обсуждению,— во что вылился этот наш очень доверительный и откровенный разговор. Речь пошла в целом о деятельности ЦК КПСС, Политбюро, о нашем курсе, о позициях по многим и многим актуальным вопросам. Главное состоит в том, чтобы у нас не было расхождений в оценке значения основной стратегии, которую мы предложили нашему народу, еше глубже стали понимать, что это не импровизация и не озарение. Это обдуманная, научно обоснованная позиция партии, ее стратегическая линия. Никакой убедительной альтернативы этому курсу мы не видели и не видим... Курс на перестройку затрагивает сами основы жизни общества, наиболее злободневные проблемы сегодняшнего и завтрашнего дня, глобальные вопросы внутренней и внешней политики».

Горбачев вновь и вновь возвращался к вопросу о необходимости «добиваться правильного, заботливого