Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Опасаясь беспорядков в многолюдных селах, власти торопили чиншевые комиссии с рассмотрением прав на выкуп. В таких случаях протест чиншевиков оказывался эффективным. Так, в селе Коса-Слободка в том же Балтском уезде после вмешательства губернского по крестьянским делам присутствия Собанские были вынуждены оставить в покое чиншевиков, начавших «незаконно» распахивать землю. Подобным образом развивались события в 1888 г. в имении Боровка под Ямполем, принадлежавшем сахарному магнату Эмерику Маньковскому. Из документов остается неясным, добились ли каких-то результатов деклассированные шляхтичи из имения Подгорских в селе Долотеки под Бердичевом, захватившие в 1887 г. урожай ржи своего бывшего помещика. В целом напряжение было крайне сильным. В декабре 1887 г. «Kraj» сообщал о сопротивлении 11 семей бывших однодворцев из имения Калинских, которые с топорами в руках вышли защищать свое имущество1206.

Сходство крестьянского и чиншевого вопросов стало еще более очевидным после принятия Положения 1886 г. К примеру, обязательное повторное измерение бывших чиншевых владений напоминает проводимое межевание крестьянских наделов. В обоих случаях помещикам, подкупавшим землемеров, удавалось проводить эти работы в свою пользу. С этой точки зрения пример шляхты сел Степановка и Бобриче Овруцкого уезда, обрабатывавших до этого 2120 десятин земли в имении Фелициана Млодзецкого, представляется одним из наиболее характерных. Шляхта прислушалась к советам крестьянина, которого неоднократно арестовывали и публично били, и не позволила проводить землемерные работы в своих прежних чиншевых владениях, отказавшись пойти на какое-либо соглашение с помещиком1207.

Однако борьба помещиков с бывшей шляхтой была слишком неравной. Судя по мемуарам Станислава Стемповского, написанным значительно позже, он даже не отдавал себе отчета в том, сколь гибельным был удар, нанесенный его отцом по чиншевикам. Как о большой удаче он писал о способе, благодаря которому отец сумел оставить в своем распоряжении 200 десятин леса рядом с имением Старая Гута на границе Литинского и Летичевского уездов. Воспользовавшись кадастровыми работами в этих уездах, отец объявил недействительными права шляхты, которая жила там с XVIII в. и надеялась на позитивное решение своего вопроса в Сенате. Однако частные поездки в Петербург и Москву, большие суммы денег, которые перешли в карманы комиссаров, прибывших на место и с размахом принятых в имении, сделали свое дело. По прошествии времени сын, Станислав Стемповский, не увидел в этой истории признаков драмы, а лишь источник дополнительного дохода, полученный благодаря умению найти подход к коррумпированной царской администрации. Приобретенный лес позволил отцу расширить имение в Ражепах: «Отец продал сразу тот лес и заплатил за половину Ражеп, а спорную часть, что была на плодородной, лесистой местности, начал корчевать, сажая лес на бросовой земле. Именно тогда он начал вести рациональное лесное хозяйство под эгидой комиссии по охране лесов, у него было немало красочных рассказов об этой бюрократической и взяточнической организации, где в самых простых делах выдумывались сложные придирки, чтобы выбивать взятки»1208.

Трехлетний срок, предусмотренный Сенатом для установления, кто из чиншевиков имеет право выкупа земли, а кто нет, закончился, но сама процедура не была завершена, и никто не мог наверняка определить, когда наступит конец. Время от времени газета «Kraj» критиковала господствовавшее бессилие, отравлявшее взаимоотношения помещиков и чиншевиков и подталкивавшее первых «избавиться от своих обременительных соседей раз и навсегда»1209. Отчеты губернаторов о работе ревизионных комиссий свидетельствуют о хаосе и бессилии в попытках справиться с горой нерассмотренных дел, трудностями с межеванием, противоречиями в уже существующих планах, размерами коррупции, неточностью списков, в которых обнаружилось огромное количество «мертвых душ», чересполосицей чиншевых наделов с другого рода землями1210. Министр внутренних дел, которому на расстоянии было сложно разобраться в сути дела, призывал сохранять бдительность и давал нереальные советы. Министр Дурново, например, наивно рекомендовал не принимать решений, которые могли бы навредить процветанию чиншевиков, «так как число таких владельцев может оказаться весьма значительным, [и] предупреждение расстройства их благосостояния нельзя не признать мерой серьезной необходимости…». Именно поэтому им следовало дать «возможность ликвидировать свое хозяйство исподволь без чувствительных потерь и приискать себе новые занятия…»1211.

Однако никто не подумал о том, чтобы мягче обойтись с жертвами этой беспощадной операции по превращению земли в товар. В канцелярии нового генерал-губернатора Игнатьева ежегодно ставили на полку очередное объемное дело под названием: «Жалобы чиншевиков без ответа». Это был самый верный способ избежать проблем, и это же было откровенным признанием собственного бессилия.

Забвение и социальное разложение

Приведем несколько примеров, свидетельствующих о глубине горя и несчастья, постигших чиншевиков. Их жалобами заполнены упомянутые выше дела, звучащие как реквием по вымирающей шляхте.

Одним из таких был случай Васыля Мазуркевича. Отставной солдат 70 лет, бывший однодворец, неграмотный, послал составленное по его просьбе письмо из села Старо-Житово Таращанского уезда Киевской губернии. Из его рассказа генерал-губернатору следует, что, вернувшись в 1866 г. из армии, он надеялся получить надел, обещанный государством ветеранам. Однако, поскольку еще были живы остатки шляхетского братства, владелец села Красовский предложил ему устное соглашение по старопольскому обычаю, поскольку хорошо знал его родителей. Вместо того чтобы просить крестьян выделить надел для бывшего солдата, помещик дал ему дом с землей, которые, по его словам, должны были перейти к детям солдата. Поскольку жалобщик был из бывших однодворцев, родители которого верой и правдой служили своему помещику, проявление подобной доброты не показалось ему необычным. После смерти старого хозяина его дети также признали права отставного солдата, и в течение 20 лет он постепенно устроил свой быт, но весной 1887 г. новые наследники подали на него в суд, требуя, чтобы он вместе с женой и детьми освободил землю: «Такой суд творился надо мной с семейством на днях по милости управляющего имением с. Ново-Житова, поляка Милинского, который постарался вывести меня из жилища, находившегося в моем бесспорном и непрерывном владении». И вот теперь, в 70 лет, он был беднее и несчастнее, чем за 25 лет до этого. Он подчеркивал, что все местные крестьяне знали его и могли выступить в качестве свидетелей. Лишенный какой-либо помощи, он со слезами просит защиты у генерал-губернатора1212.

Павел Кулаковский, подписавшийся как «крестьянин из польской шляхты», умолял Игнатьева восстановить его права в имении Януша Ледуховского под Дубном. Еще его отец держал здесь чинш на 29 моргов, за который выполнял определенные виды работ в имении. В 1879 г. его хозяин, воспользовавшись необразованностью 24 чиншевиков, заставил их подписать соглашение о повышении чинша, утверждая при этом, что речь шла о засвидетельствовании их прав. С тех пор от них, как от крепостных, постоянно требовали выполнения дополнительных работ, этого не удалось избежать и семье жалобщика, которая не смогла выполнить все требования из-за того, что в семье были маленькие дети. В 1880 г. помещица Хелена Ледуховская начала против него процесс о выселении из-за долга в 40 рублей. Представленные им старые расписки на польском языке были отвергнуты судом, постановившим его выселить. Он заявил, что не знал, что в 1879 г. подписал арендный договор на один год. Копии ему, конечно, не дали, и он надеялся, что Положение 1886 г. сможет его спасти…1213

Даже несколько получивших подтверждение принадлежности к дворянству обедневших шляхтичей, которым еще как-то удавалось благодаря работе в соседних имениях содержать семью, уже не могли платить постоянно увеличивавшийся чинш и пали жертвами богатых помещиков, когда-то им помогавших. Такова была судьба Матеуша Павловского из села Глуховцы под Бердичевом, который напрасно обращался в 1888 г. к генерал-губернатору после того, как наследники Эдварда Межевского забрали у него чиншевое владение. Он оказался в глубокой нищете с пятью детьми.

У этого шляхтича была по крайней мере крыша над головой. У большей же части деклассированной шляхты не осталось ничего. В жалобах чувствуется ужас надвигавшейся катастрофы. Этим обездоленным уже даже не было чем заплатить писарю, который представил бы в нужной форме их жалобы. Во многих письмах, написанных неразборчиво и на плохом русском языке, повторяется одна и та же просьба «о возврате коренных земель, которыми мы ныне не пользуемся». Мещане из села Фастова А. Кончинский, Н. Крашевский, Г. Кевлич, К. Иванькевич наивно признавались в том, что в смятении они уже не могли объяснить, в чем, собственно, были их права: «…мы, как люди темные, неопытные и неграмотные, не можем указывать буквы закона… а просим Вашего Превосходительства как начальника края… наблюдать возвратить до сороковых годов и о том дать знать»1214.