Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию - Александр Дюма

В Москве, во дворце того самого патриарха Никона, нам показали некоторые из его церковных облачений: омофон, епитрахиль, что он носил на плече, и которая спускалась на грудь, и большой хитон, так нагруженный драгоценными камнями и жемчугами, что весит 50 русских фунтов.

В период смуты, вызванной появлением лже-Дмитрия, обвиненного в намерении впустить поляков в Россию, несметные богатства Троицы служили источником расходов на защитников старой России, тогда как ее стены их укрывали; поэтому поляки, ведающие, что монастырь один держит столько богатства, сколько вся Польша, пришли осадить его в 1609 году под началом великого гетмана Сапеги.

Самым ярым их противником стал простой монах [келарь]; брат Abraham Palitzine ― Авраамий Палицын, объехавший страну, проповедующий священную войну, призывающий знать и князей пожертвовать частью своих интересов, дружеских уз и даже рознью, что гораздо труднее, это был тот, кто решил ― князю Пожарскому идти на Москву в сопровождении Минина, мясника из Нижнего Новгорода. Утомленные 7-месячной бесполезной осадой, поляки, наконец, запросили мира. Он был подписан [перемирие на 14,5 года] в 1616 [1618] году в деревне Деулино, одной из принадлежащих монастырю и расположенной в лье от него.

В 1764 году, когда Екатерина конфисковала богатства духовенства в пользу государства, Троицкий монастырь держал под своей властью четвертую часть всех остальных монастырей и владел 106808-ю крепостными.

Св. Сергий родился в Ростове в 1315 году. Решившись предаться созерцательству и одиночеству, попросил у князя Андрея Радонежского земли, где и построил свою первую келью. Князь, вместо участка в несколько шагов, что просил св. Сергий, выделил ему квадратную версту земли. Рядом с местом своего уединения св. Сергий возвел церковь в честь Троицы, от нее ― название, данное сегодня монастырю, который вобрал в себя эту церковку. В ней ― могила князя Андрея Радонежского (первым даровал здесь землю) рядом с могилой св. Сергия.

Нужно видеть сокровища Троицы, чтобы представить себе, какие богатства могут таиться в русском монастыре. Драгоценные предметы загромождают 10 залов: ризы, одеяния митрополитов, плащаницы, парадная часть престолов, книги Евангелия, молитвенники, потиры, кресты, дары. Глаз слепят диаманты и драгоценные камни всех видов, которые, кажется, струятся по тканям и священным предметам, по святым церковным облачениям. Один алтарь стоит 1,5 миллиона франков.

Примечательно, что среди драгоценных экспонатов находятся в шкафу у двери уздечка коня и старинный халат. Это ― уздечка с коня Пожарского и халат с плеча Ивана Грозного.

В числе самых дорогих предметов посетителям показывают оникс, найденный в Сибири и дарованный Потемкиным митрополиту Платону. На камне естественный оттиск распятия, у подножья которого человек, молящийся на коленях.

Как бы в противоположность всем этим богатствам, под конец показывают нам лохмотья клобука св. Сергия, очень далекого от предположения, что его преемник Никон будет носить хитон, отягченный 56-ю фунтами драгоценных камней.

Прежде монастырь был населен 300-ми монахами. Сегодня их не больше сотни.

Из всех служб, сохраняемых монастырем, одна наиболее курьезная ― ресторан «Троица» в Москве. Он принадлежит монахам; очень модный ввиду того, что славится стерляжьей ухой. Между прочим, там разрешается пить и напиваться, как в других кабаре; только не дозволено закрывать двери отдельных кабинетов. Думаю, что если бы такое же предписание распространили на постоялый двор монастыря, то оно значительно сократило бы количество паломников и паломниц Троицы.

Пока я изучал надписи одного обелиска невысокого вкуса, что воздвигнут патриархом Платоном посреди двора, Калино привел ко мне молодого монаха, который открылся, что говорит по-французски; только выдавая свой секрет, что могло для него обернуться самой тяжкой виной перед вышестоящими лицами, он хотел, чтобы никто в монастыре об этом не узнал, и умолял меня не заставить его раскаяться в большом желании познакомиться со мной. Вот уже два месяца, как они были предупреждены о моем приезде в Санкт-Петербург и получили совет остерегаться меня, если я появлюсь в Троице.

Я весь еще мыслями там, чтобы понять, на каком повороте могло быть разбужено их недоверие.

Нарышкин только что присоединился к нам, в разгар наших изысканий; он не был раздосадован настолько, чтобы не удостовериться самому в знаменитом действе исторической пилой, совершенном палачом Петра I на могиле Лопухина. Он увидел это своими глазами, и его уважение ко мне очень возросло. Его приход преследовал и другую цель ― напомнить о времени завтрака. Наш дорогой боярин имел обыкновение при любых жизненных обстоятельствах смотреть на часы трапезы, как на святые.

Мы вернулись на святой постоялый двор, где нашли, как всегда, благодаря Дидье Деланжу, превосходный завтрак.

Я заявил о намерении совершить поездку в Вифанский монастырь[209], к месту рождения отца и матери св. Сергия. Так как дороги были не очень хороши, Дидье Деланж решил в связи с этим не рисковать экипажем своего хозяина. Соответственно, достал нам совершенно новое для меня, хотя весьма популярное в России, транспортное средство ― тарантас. Вообразите себе громадный паровозный котел, поставленный на колеса, с окном впереди, чтобы видеть пейзаж, и со входом сбоку, чтобы забираться внутрь. Для тарантаса подножка еще не изобретена; в наш залезали по приставной лесенке, которую потом поднимали и, по необходимости, ставили вновь. Когда пассажиры бывали посажены в печь, лесенку закрепляли внутри. Поскольку кузов никоим образом не подвешен и нет мягких сидений, то пол устлан соломой, которую щепетильные пассажиры вольны обновлять. Если предстоит долгая поездка, и всей семьей, то, вместо соломы, кладут 2-3 матраса: это позволяет экономить на постоялых дворах и путешествовать днем и ночью. В тарантасе не тесно 15-20 пассажирам.

При виде этой мерзкой механики, что имела отдаленное сходство с коровой Дедала[210] и быком Фалариса[211], Муане и Калино заявили, что расстояние ― всего три версты, и они пройдутся пешком.

Что касается Нарышкина, он смотрел на нас с балкона славянским оком с лукавым видом, желая нам удовольствий всякого рода.

― Признайтесь, ― говорю я Женни, помогая ей карабкаться в машину, ― что он получил бы поделом, если мы поймали бы его на слове.

На три версты по отвратительной дороге, посреди очаровательного пейзажа, ушло три четверти часа; получилось так, что мы нашли там Муане и Калино, которые пришли на 20 минут раньше.