Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Сконфуженно кивая и понимая, что за последний год от приступов тоски и безысходности действительно накупила слишком много ненужных мелочей, я вдруг ухватилась за мысль о том, что в выходные дни перевозка багажа с вокзалов не осуществляется, а значит… Мои глаза заблестели неожиданной радостью — значит, я могла остаться еще на несколько дней, до средины недели, чтобы оформить контейнерную перевозку.

Неизвестно, почему меня так обрадовала эта идея и зачем нужны были эти дни, которые все равно не могли ничего изменить… Или могли? Я раздраженно сжала пальцами виски, стараясь отогнать подальше сомнения, которые успели порядком поднадоесть.

Но Марку мое предложение абсолютно не понравилось — он не планировал тратить на дорогу еще и следующие выходные. Я понимала, что не имею права настаивать на своем — в отличие от меня, свободной от рабочих обязательств и жестких графиков, он не мог так легко распоряжаться своим временем. И для него было бы гораздо лучше, если следующие суббота и воскресенье выдадутся спокойными и расслабленными, но… Это вечное «но», как маленькая болезненная заноза, которую я никак не могла найти и выдернуть, продолжало ныть, отвлекать, и не давало сосредоточиться на том, что я должна делать.

Нужно было просто поменьше обращать на нее внимания. В конце концов, это обычная нервозность перед новым стартом, вполне естественные сомнения и страх. У всех так бывает. Абсолютно у всех.

Но в воскресенье все стало еще хуже — мое волнение было таким сильным, что я не могла его скрыть, как ни старалась. У меня все валилось из рук, я беспричинно то плакала, то смеялась и Марк, придумавший накануне, как решить нашу проблему с непредусмотренным багажом, снова начал беспокоиться и даже колебаться относительно сегодняшнего переезда.

Но тут уже я не желала ничего менять, и со смехом, который ему все больше не нравился, убеждала наконец, разрубить этот последний узел — уехать, не откладывая ничего на завтра, послезавтра или неделю вперед. Меня охватила лихорадочная готовность к переменам, которых я так боялась, но теперь желала только одного — чтобы они побыстрее произошли, не оставив нам ни одной возможности свернуть назад или передумать.

Было восемь часов утра, я сидела на полу посреди разбросанной горы вещей, из которой мы снова пытались отобрать что-то лишнее и окончательно упаковать в коробки, половина из которых отправлялась в багажник и на заднее сидение нашей машины, а половину Марк собирался отвезти на вокзал для переправки на междугородном такси. Таким образом, проблема была почти решена — наши вещи дожидались бы нас в камере хранения, где их должен был оставить водитель по прибытии, и все, что требовалось сейчас — это отвезти багаж к месту отправки, взвесить, застраховать и оформить заказ. Связываться с частными перевозчиками, которые могли подъехать к самому подъезду, несклонный к доверию Марк отказывался, но и оставлять меня одну ему с каждой секундой хотелось все меньше.

— Да ну что ты говоришь такое, Марк, почему ты вообще беспокоишься? Неужели ты не понимаешь, что я просто… Мне просто… Нет, ну ты же знаешь, как тяжело я переживаю переезды! Вспомни, что творилось в день моего отъезда в университет, из дома твоих родителей — и ничего, как-то все прошло, пережила же… Как-то у меня все получилось… — и я снова почувствовала, что по щекам текут слезы.

Кто бы мог предположить тогда, что все мои смелые планы и творческие устремления закончатся таким вот поспешным бегством. Хотя, почему же бегством? Ну, что за глупые мысли? Я возвращаюсь в город нашего детства, где уже была счастлива и снова обязательно буду. Ведь никто же не отнимает у меня свободу или возможность заниматься тем, чем захочу. Наоборот, это прекрасный шанс открыть в себе что-то новое, научиться делать то, чего никогда не делала. Никакой это не конец, это всего лишь начало!

— Это всего лишь начало, Марк. И я совершенно, ни капельки ни о чем не жалею, — глотая слезы, продолжала уверять его я, пока он, присев рядом на корточки, смотрел на меня глазами полными не то сопереживания, не то страха — за нас и за то будущее, к которому он так неуклонно вел нас обоих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мне все это не нравится, Алеша. Совсем не нравится. То, что ты делаешь и говоришь… Я чувствую себя каким-то душегубом, который силой везет тебя в тюрьму. Послушай, я не хочу, чтобы все это происходило… так. Что-то изменилось за время моего отсутствия? Если тебе есть, что сказать — скажи, как есть, перестань бегать от себя самой. Я приму любое твое решение, но теперь я просто-напросто не понимаю, какое оно. Что происходит с тобой сейчас? Объясни мне!

Слишком много простых и ясных вопросов, на которые я никак не могла дать ответов — с каждым днем они звучали все чаще и чаще. И тем больше я злилась сам на себя из-за того, что могу лишь глупо молчать в ответ.

— А нечего объяснять, Марк, понимаешь, нечего! Обыкновенные нервы, вот и все. На меня этот город так влияет уже… странно. Словно он мстит мне за то, что я уезжаю, бросаю его сама, по своему желанию. Так много людей мечтают здесь остаться навсегда, а у меня было все, никто меня не выгонял, даже наоборот… И я сама… сама от всего отказалась, — тут я снова всхлипнула, чувствуя, что еще немного и совсем потеряю контроль над эмоциями. — Марк, я веду себя как дура, да? Как неблагодарная дура? Вот ты — постоянно рядом, всегда готов помочь, все для меня делаешь, специально приехал, чтобы перевезти, защитить от всего, а я… Мне кажется, я не стою твоей заботы и любви тоже не стою, и зря ты так для меня стараешься, потому что дальше будет только хуже… Ты просто этого еще не понимаешь… — последние слова я бормотала еле слышно, уткнувшись лицом в грудь Марка, который, не дослушав, крепко обнял меня, чтобы успокоить, дать понять, что все страхи нужно оставить здесь, в месте, которое уже сегодня станет прошлым для нас.

— Ну все, все, Алеша. Не надо говорить глупости и гадости о себе. Ты действительно сейчас на нервах, я понимаю… Это нелегко — вот так просто взять и оставить за спиной шесть лет жизни. Даже мне от этого не по себе, а тебе и подавно. Успокойся, не переживай ни о чем. Все будет так, как ты захочешь. Захочешь — сегодня поедем. Не захочешь — завтра. Или через несколько дней, как сама решишь. С работой я что-то придумаю, не волнуйся. Я могу остаться еще на несколько дней, пока ты не будешь готова. Знаешь, я тоже перегнул палку с этой спешкой. Хотел все сделать лучше и быстрее, а получилось… Сама видишь, как. Вот еще одно доказательство того, что не стоит менять принятые решения — хаос порождает еще больший хаос. Мы подождем. Сколько надо, столько и подождем.

— А как же наш багаж, и все остальное? Ты же уже договорился… И собирался ехать на вокзал…

— Я отменю все, — несмотря на спокойную доброжелательность в голосе, глаза Марка выдавали обреченную усталость. — Ведь это я все перевернул с ног на голову, так давай вернемся к тому, с чего начали. Переедем на следующей неделе. Я не хочу, чтобы ты так из-за всего этого переживала.

— Ну уж нет! Стоп-стоп! Марк, не надо! Так будет только хуже и запутанней! Вообще… все как-то неправильно происходит, слишком много суеты… Сначала мы решили одно, потом другое, потом ты сделал мне сюрприз и придумал третье… Теперь опять какая-то новая идея… Даже у меня голова кругом от этого, а уж у тебя… Даже представить не могу, что ты чувствуешь. Я не хочу делать все только хуже, не забывай — если плохо тебе, мне в сто раз хуже.

— То же самое могу сказать и я. Абсолютно то же самое. Если плохо тебе — мне хуже в сто раз, — рассеянно проводя ладонью по моим волосам, повторил Марк, словно выходя из оцепенения. — Поэтому надо нам нужно остановиться и прекратить эту неразбериху. Ты права — пора решить этот вопрос раз и навсегда. Послушай меня… Если мы уедем сегодня — уже завтра ты будешь вспоминать об этих своих страхах и не верить в них. В нашем новом доме тебе обязательно понравится, я знаю это. Там уже ничего не сможет испугать или потревожить тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Стараясь отогнать от себя мысль о том, что полная изоляция от внешнего мира пугает меня еще больше, чем любые тревоги и потрясения извне, я молча кивнула в знак согласия.