Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Эта нарочитая состаренность, явная отсылка к прошлому еще сильнее подчеркивала желание Марка вернуть наши детские мечты и то время, когда мы еще не научились жить друг без друга. Вчерашний день, застывший в этом помпезном, взмывающем ввысь доме, выглядел обманчиво живым, призрачно-реальным, словно стрекоза в янтаре. На самом деле от него давно осталась лишь оболочка, хрупкая, как музейный экспонат, который безжалостное настоящее продолжало медленно разрушать.

И лишь слабый, едва уловимый запах водоема не дал мне вовлечься в тревожные, полные непонятной обреченности мысли. Радостно встрепенувшись, я вдохнула полной грудью, стараясь впитать в себя ощущение близкой воды, которую очень любила со времен жизни в приюте, где рядом с нашим корпусом текла небольшая речушка. Именно туда я сбегала через хлипкий заборчик, как только научилась понимать, что запреты взрослых можно обходить, именно там любили отдыхать мы с Марком, будучи школьниками, именно оттуда, от большого раскидистого дуба у реки, я ушла во взрослую жизнь, чтобы никогда не возвращаться.

Но… так ли уж никогда? Мне вдруг захотелось посмотреть, что стало со всеми местами, отпечатавшимися в моей памяти, пройти по улицам, на которых осталось наше беспечное детство. Может, не стоило давать волю страхам, разбуженным неизвестностью и темнотой? И столкновение с прошлым не будет похоже на встречу с бесцветной тенью ушедших дней, а разбудит внутри старую уверенность в том, что впереди нас ждет только счастье, и пока мы вместе — любые трудности нипочем.

Обернувшись к Марку, продолжавшему напряженно следить за моей реакцией, я облегченно выдохнула и ободряюще улыбнулась ему — мне нравилось здесь.

Первый шаг через порог нашего дома мы оба сделали в прекрасном настроении — я все пыталась отобрать у Марка хоть какую-то сумку или небольшой пакет, чтобы помочь занести вещи наверх, а он упорно сопротивлялся, с негромким смехом отбиваясь от моих попыток.

— Куда подниматься? Выше? Еще выше? Марк! Ты специально купил квартиру на верхнем этаже, чтобы наш въезд с этой кучей вещей тебе точно запомнился? — в нетерпении, то взбегая вверх по ступенькам, то спускаясь вниз, продолжала сыпать вопросами я.

— О куче вещей я тогда не имел ни малейшего понятия, Алеша. Но, если бы мне пришлось принимать решение сейчас, я бы серьезно подумал… И выбрал бы то же самое. Когда посмотришь на вид из наших окон, поймешь, почему я это говорю.

И он, как всегда, оказался прав. Несмотря на то, что в прежней квартире единственное, что мне нравилось — это вид на два днепровских берега и на мосты, соединяющие их, картина, представавшая перед нашими глазами в новом жилище, завораживала до безмолвно-восхищенного состояния.

И пусть перед нами простирался не могучий и величественный Днепр, а небольшая, вьющаяся точно змейка, речушка с прилегающими к ней прудами и озерцами, но это природное раздолье не ограничивали ни мосты, ни высокие здания мегаполиса, вечно соперничающие с горизонтом и стремящиеся зачеркнуть его геометричностью линий. Живописный пейзаж, раскинувшийся внизу, покорял бесконечностью, невесомостью, стремительной и неудержимой свободой.

Понимая, что сейчас, при свете уличных фонарей я вижу лишь сдержанную, серебристо-серую картину, и по-настоящему ее красота проявится с первыми лучами солнца, я представила, как все вокруг меняется и на смену приглушенным оттенкам приходят яркие утренние краски, а зелень парков и скверов становится похожей на безграничное море, в островках которого прячутся крыши таких же уютных домов, как наш.

Я наслаждалась этим потрясающим видом, стоя на небольшом крытом балконе, куда Марк провел меня сразу же, как только мы вошли в квартиру, заговорщически прикрыв руками глаза и не включая свет. Такая таинственность была совсем не в его стиле, и я лишний раз убедилась, как тщательно он готовился к моему приезду, как сильно хотел, чтобы я чувствовала себя здесь спокойно и радостно.

Мне действительно нравилось это место — стеклянные стены балкона создавали иллюзию отсутствия преград между нами и близким небом, к которому можно было дотянуться рукой, потрогать утренние облака, а ночью — протянуть ладонь и собрать в нее звезды. Последний раз я испытывала подобное ощущение лишь в своей старой комнате-мансарде в доме Виктора Игоревича — и вот опять, в который раз за такое короткое время, мне показалось, что вчерашний день возвращается. Но это больше не пугало и не казалось противоестественным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наша первая ночь в этом доме выдалась такой же серебристо-сказочной и нежной, пьянящей и размывающей связь с реальностью, как и лунный свет за окном. Мы не стали зажигать верхний свет, чтобы начать раскладывать вещи, разрушая очарование полумрака, стирающего очертания и так незнакомых предметов. Нам нравилось это ощущение тайны, размытости, непринадлежности ни месту, ни времени — только друг другу. Очень скоро мы перестали понимать, когда и где находимся, кто мы — прежние подростки, случайно попавшие в свои взрослые мечты, или взрослые, вернувшиеся в беззаботные дни и ночи юности. Нас больше не заботили никакие проблемы или вопросы, главное — мы были вместе, всегда. И мы были дома.

Пришедшее на смену ночи утро, вопреки моим тайным страхам, не разрушило атмосферу удивительного наваждения, а лишь подкрепило её. Проснувшись, я cмогла, наконец, в деталях рассмотреть ту самую белую комнату, к которой стремилась с самого детства — и вот она была в моем распоряжении, такая же, как я и представляла. Абсолютно пустая, теплого молочно-белого цвета, с огромной стереосистемой, покрытая мягким уютным ковром, заменившим нам кровать прошлой ночью. Казалось, это было самое безмятежное место в мире. Именно к ней примыкал балкон, похожий на смотровую площадку между землей и небом, сквозь прозрачные стены которого радостно улыбалось солнце нового дня.

— Она точно такая, как я хотела, — осматриваясь уже при утреннем свете, восхищенно прошептала я. — Ты как будто заглянул внутрь моего сознания, увидел там эту картинку и перенес ее в реальный мир.

— Тебя это все еще удивляет, Алеша? — расслабленно улыбаясь, Марк перевернулся на спину и потянулся за одеждой. — Я уже давно смотрю внутрь твоего сознания. Теперь, когда нам не мешают посторонние люди, это очень легко.

— А как ты объяснил рабочим эту свою идею? Такое помещение выглядит немного странно… Не возникло ненужных вопросов? — пытаясь не дать свернуть разговору в русло прошлых проблем, не унималась я.

— Да нет. Наоборот, после золоченых колонн и статуй, которые до сих пор так любят местные богачи, эта идея показалась им довольно аскетичной. И выполнили заказ они быстро — всего лишь покрасили стены и положили ковер. Когда я покупал эту квартиру, она и так была в хорошем состоянии — заходи и живи. Переделывать пришлось только эту комнату и немного мой кабинет. Хотя, ты угадала, — его глаза весело блеснули, — без сюрпризов не обошлось. В конце я узнал, что рабочие приняли меня за художника и решили, что здесь будет моя мастерская. Уж очень тут свет хороший. Ну и все эти пейзажи, — небрежным взмахом руки он указал в сторону балкона. — Я не стал их разочаровывать и рассказывать о себе правду. В конце концов, во мне еще никто никогда не подозревал творческую личность.

Тут уже я не могла сдержать смех, живо представляя себе Марка в роли художника, творящего шедевры в этой комнате-мастерской.

— Кроме того, тут все только для тебя. Моя комната совсем другая. Пойдем, покажу ее, — поднявшись на ноги, Марк протянул мне руку, привлекая к себе и помогая надеть свою футболку. — Пойдем-пойдем. Оценишь контраст. После твоих белых стен у меня там настоящая темница. Но мне нравится, если честно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Марк был прав — его кабинет выглядел самой нелюдимой, закрытой и едва ли не мрачной комнатой их всех, что я видела. Казалось, с самого порога стены начинали выдавливать незваного гостя, а расставленные в строгом порядке книги, папки и канцелярские принадлежности вызывали желание никогда к ним не прикасаться, чтобы не нарушать эти музейные пропорции. Окна в комнате тоже, по всей видимости, были, но тяжелые шторы надежно укрывали солнечный свет, охраняя полумрак и приятную прохладу.