Кетополис: Киты и броненосцы - Грэй Грин

Кит над городом: история любовницы

Я открыла глаза. Лизи – бледная, растрепанная – вытирала мне пот со лба. Воск свечи, которую она держала в дрожащих пальцах, капнул мне на руку.

Больно.

Больно! А раньше не чувствовала, хотя на руке уже несколько белых оплывшихся точек. Значит, была без сознания… Скверно.

– Слава господу, очнулись. Я думала, не придете в себя уже… Как вас било, мотало как! Пена изо рта шла, – зашептала девушка. – Хотела за доктором бежать, но вы не велели.

– Не кричи, Лизи. – Ее шепот и впрямь действовал на меня как крик. – Сколько времени сейчас?

Лизи посмотрела на часы:

– Восемь часов и три доли… октябрь.

– Слава кальмару, а то я подумала, что месяц в себя не приходила, – я нашла в себе силы пошутить.

Но припадок в этот раз и впрямь был долгим: длился несколько часов. Прежде такого не случалось. Сегодня китобоям неслыханно повезло, они вернутся в город героями. А может быть, дело в том, что я становлюсь старше. Когда-то я просто чувствовала уколы в сердце, теперь вот и до припадков дошло.

Ясно одно: Большую Бойню мне точно не пережить.

В Кето я приехала три года назад. Когда я сошла с трапа корабля, меня охватило странное чувство. За четыре года странствий я успела объехать полмира и из юной восторженной девушки превратилась в женщину – хоть молодую, но уже опытную и много повидавшую. Немного на свете осталось диковинок, способных меня удивить, но еще ни разу меня не посещало подобное ощущение.

Я прижала руки к вискам, чтобы понять, что говорит мой внутренний голос. Голосов было два: «Добро пожаловать домой, девочка», – шептал один. «Уезжай немедленно! Пропадешь!» – кричал второй.

Я была близка к тому, чтобы шагнуть назад на трап и, высыпав в широкую ладонь капитана пригоршню монет, попросить увезти меня куда глаза глядят.

– Госпожа, не зевайте, чемоданы уведут! – раздался третий голос.

Шустрый узкоглазый мальчишка-носильщик улыбался во весь свой щербатый рот.

Это решило дело.

Я должна осмотреть город, прежде чем трусливо сбегу. Оставаться здесь я не собиралась: Кето – последний город на земле, где мне хотелось бы жить. Гнилой городишко: здесь убивают китов. Сделать я все равно ничего не смогу: я всего лишь женщина, слишком слабая, чтобы бороться.

Осмотрю – и уеду.

А потом я встретила Ричарда Фокса.

Несмотря на разницу в возрасте, он не напоминал мне отца. Знаменитый художник, гений. Удивительно, что он вообще обратил на меня внимание.

Но – обратил.

Не смейтесь, но так, как мы, не любил никто и никогда на этом свете.

С Ричардом все было иначе, все по-другому.

С ним я стала не просто смелой – отчаянной.

Он обнимал меня прямо на улице, шокируя добропорядочных граждан. Ах, как неприлично!

…Откидывается сетчатая занавеска. За окном – белые рыхлые облака, словно пух, выпотрошенный из подушки. Ко лбу любимого прилипло перышко: ночью было жарко. В комнате плохо натоплено, но тепло от жара сердец. В клетке – птичка, деревянные рамы не крашены. Взмахиваю головой, темные кудри рассыпаются по плечам. На круглом бедре – солнечные зайчики. Бегут, скачут по татуировке, сделанной в сиамском квартале: кит и вензель Р.Ф. Ричард Фокс.

Безбрежное счастье затапливает грудь. Провожу пальцем по спинке кровати, по надорванному углу подушки (вот откуда выпорхнули облака!), по лицу Ричарда, считываю информацию. Код: счастье. Ты будешь счастлива, Либби. Ты уже счастлива.

Как мало для этого нужно!

Всего лишь, чтобы сердце оттаяло.

Смеюсь звонко-звонко, не боясь разбудить Ричарда. Теперь я знаю, про что поют киты: про любовь. Они поют только о самом важном, а важнее этого нет ничего на свете.

Люблю. Любима.

Люблю. Любима.

Любима. Люблю.

…Как быстро все меняется! Год спустя на бульваре я встретила рыдающую девушку. Это было неприлично, на нее оборачивались люди. В таком состоянии она могла стать жертвой шарлатанов или прохвостов-сластолюбцев. Мой дом находился рядом, я убедила малышку подняться ко мне. Она рассказала мне свою историю: ее обесчестил и бросил негодяй, обещавший жениться. Письма писал, платок подарил, а потом исчез.

– Успокойтесь, милая, – я протянула ей чашку чая. – Все пройдет.

– Вы не понимаете, – девушка подняла на меня заплаканные глаза. – После такой любви не живут!

Это ты не понимаешь, глупышка Лизи. Живут и не после такого.

Если, конечно, есть, ради чего жить.

Ведь Ричард умер, а я – живу.

До пяти лет я была слепой.

Мне, насколько помню, это не мешало. Зрение заменяли пальцы рук. Мне часто говорят, что я не могу помнить, что я была слишком мала, но это все неправда. Достаточно закрыть глаза ладонями и прижать крепко-крепко. Пальцы начинает покалывать, и я вижу картины из своего детства.

В день, когда я впервые услышала о Кето, было ветрено. В воскресный вечер семья собралась у камина. Отец часто неделями отсутствовал, но когда он приезжал, это всегда был праздник. Мама играла на фортепьяно. Я рисовала на огромном листе, развернутом во весь обеденный стол, окуная в краску пальцы. Вот наш дом на берегу моря, вот папа, мама и я. А в воде – огромные улыбающиеся киты пускают в небо фонтаны.

Тем вечером у нас гостили дальние родственники: тетушка Кло с сыном. Она привезла нам подарки – расписной веер, засохшее печенье, красный сомский чай и теперь считала, что заслужила право говорить глупости.

– Малышка Либби слепая, а рисует прямо как мой Бобби! – похвалила тетушка Кло. Тетушка была неумна и славилась отсутствием такта.

Бобби, исчеркав несколько листов так, что они порвались («Что это детка?» – «Дырки в бумаге, ха-ха!» – «Гениальный ребенок!»), в это время портил ногами обивку соседнего кресла.

– Так вот, в Кето… – Муж Кло много плавал, и она считала правильным хвастаться этим направо и налево. Кето было ее новым увлечением. – Там есть такие плетельщицы, если отдать Либби к ним на воспитание, девочка получит профессию и сможет выйти замуж.

Это можно было счесть оскорблением. Да, мы были не так богаты, как семья Кло, но предложить девочке из хорошей семьи судьбу плетельщицы рыбьих сетей – это было слишком. Мы не были настолько бедны, чтобы мне когда-нибудь пришлось работать. Дело женщины – вести дом. Как моя мама.

Противный сын Кло захохотал.

– У Либби другое предназначение, – тактично ответила мама.

– У слепой? – округлила глаза тетушка.

– Вы не поймете, Кло, – мама взяла аккорд.

Музыка стала громче.

Бобби, улучив момент, когда ни на него, ни на меня никто не смотрел, хитро усмехнулся и быстро передвинул баночки с краской. Я услышала стук и пожала плечами: какой он еще ребенок! А ведь ему уже пять.