Божественный кулак Масутацу Ояма - Алексей Горбылев

Говоря это, сосай все активнее размахивал руками, жестикулировал. Наблюдая за его движениями, вслушиваясь в его слова, мы чувствовали, как по изможденному телу, которое только что жаждало поскорее усесться, пробегала сила, подобная молнии, и оно внезапно наполнялось энергией. Глаза учеников, готовых разрыдаться, вдруг преображались и начинали излучать ярчайшее сияние, и после этого, под вдохновением от вселяющих мужество слов сосая, мы были в состоянии заниматься еще и отработкой техники в перемещениях и ката.

Перед кумитэ мы обычно занимались годо кэйко — «объединенной тренировкой», т. е. комплексом базовых упражнений на развитие силы, после чего все ученики за исключением двух или трех сэмпаев усаживались в углу у стены. Порядок посадки был строго определен: ближе всех к центру усаживались сэмпаи, а на самом дальнем конце занимали места самые новенькие ученики. Затем начинались яростные схватки.

Когда молодые ученики начинали нервничать, сосай обращался к ним со словами: «Эй вы! Противник — не привидение! Так же, как и у вас, у него две руки и две ноги. Если вам нанесут один удар рукой, отвечайте двумя или тремя ударами. Если вам нанесут один удар ногой, отвечайте вдвойне. Ну, что?! Разве это сложно»?!

Не обращая внимания на подавленное состояние духа кохаев, трясущихся от страха, он старался вселить в них мужество, но столь драматического эффекта, как во время тренировки базовой техники, во время кумитэ это не производило.

Когда я обращаюсь в своих воспоминаниях к тем давним тренировкам, мне припоминаются только отдельные эпизоды, но, с другой стороны, некоторые случаи я помню совершенно отчетливо, словно дело было только вчера. Даже сейчас, когда прошло уже около пятидесяти лет с тех тренировок в кумитэ, у меня все еще сохраняется живое ощущение тех ударов руками и ногами, которые обрушивались на меня. Своим сэмпаям, дохаям и кохаям я наносил неисчислимое количество ударов руками, нокаутировал их ударами ног, но воспоминаний о таких приятных вещах у меня почти не осталось. При этом, как ни странно, я совершенно отчетливо помню о своих промахах, о том, как противник «прочитывал» мои движения, и мои попытки провести коронные приемы оканчивались неудачей.

Эти схватки совсем не походили на современное кумитэ, когда господствует «турнирное каратэ». Это были совершенно варварские реальные бои. В этих схватках использовались не только такие удары как сэйкэн–дзуки (прямой удар кулаком), фури–ути (круговой удар кулаком), сита–дзуки (сита–ути, апперкот), гэдан маваси–гэри (лоу–кик) и хидза–гэри (удар коленом). В них тот, кому не удавалось навязать противнику свою игру, в которой он мог бы использовать свои специфические умения, рожденные им самим, оказывался вынужденным играть по правилам противника…

Главным в этих схватках было научиться обнаруживать слабости противника и скрывать свои слабости. Естественно, что, также как и в изучении наук, для успеха в этом были важны учение и повторение. Мы «потели» и до, и после тренировок. Фудзихира, который был гораздо младше меня, запросто тренировался до 2–х или 3–х часов ночи.

Тогдашние схватки были столкновением двух индивидуальностей. Стоило противнику один раз «прочесть» твою «коронку», твои движения, если ты быстро не перестраивался, то терпел поражение раз за разом. Перед тренировкой на следующий день нужно было каким-то образом обновить свой стиль боя. Поэтому студенты, раскрывая свои учебники, продолжали размышлять именно об этом, а сотрудники фирм, выполняя свою работу, постоянно раздумывали об изменении дыхания, тактике использования приемов. Так проходили целые дни, словно тренировка и не прекращалась.

Каждый день, направляясь в додзё, я чувствовал биение своего сердца. Вот электричка вползает на станцию Икэбукуро. Я иду в людском потоке, и мне кажется, что все окружающие меня люди — мои враги, которые сегодня сойдутся со мной в бою не на жизнь, а на смерть.

Мы практиковали кумитэ, в котором разрешалось абсолютно все: удары головой; удары по глазам (конечно, мы не вонзали пальцы в глаза, а наносили по ним чиркающий удар их кончиками); прямые и круговые удары кулаком и удары локтем в лицо; захваты; прихваты; броски; удары ногой в колено; удары ногой в пах; удушения; болевые приемы…[11]

Однажды брошенный наземь боец утащил за собой противника и впился зубами ему в руку. Другие сэмпаи, удивившись, стали ему говорить: «Эй! Ну, ты что!? Кусаться ведь нельзя! Нельзя кусаться»! А сосай заступился за этого кохая:

«Ну, вы! Не прошло еще двух–трех месяцев, как он поступил в школу. Конечно же, он не может использовать различные приемы так же, как вы. Поэтому он и стал кусаться. Молодец! Прекрасные у тебя зубы»!

Парень машинально ответил: «Да нет! У меня слабые зубы…». И тут зал, в котором висела мертвая тишина, вдруг разразился хохотом, потому что сосай в ответ сказал:

«Слушайте! За зубами нужно следить! У человека со слабыми зубами — слабые желудок и кишечник. Вы понимаете, что значит слабые желудок и кишечник? У человека со слабыми желудком и кишечником плохая выносливость, и силу он набрать не может. Поэтому за зубами нужно следить очень внимательно. Плохо вам придется, если у вас не будет таких зубов, чтобы можно было откусить противнику ногу или руку. Нужно иметь такие зубы, чтобы не уступить в драке даже тигру»!

Когда он дошел до этого места, у учеников пооткрывались рты от удивления. А сосай все не унимался:

«Если вы спросите, что самое страшное, я вам скажу: голод. Кода-то давно один мой друг ужасно проголодался. Он отправился на берег реки, чтобы наловить себе рыбы. Но из-за голода он так ослаб, что, хотя рыба плескалась у самых его ног, он не смог ее поймать. Не знаю уж, может быть, у него в голове помутилось, но тогда он схватил камень и сказал: «Вот, я поймал рыбину»! И тут же откусил кусок камня. Киай при этом он издал просто ужасный. Это был такой вопль, словно он, зайдя в джунгли, одним разом загрыз на смерть Тарзана…».

Когда сосай дошел до этих слов, ученики разразились смехом. Сам сосай расхохотался над своим рассказом, но тут же добавил: «Вы, наверное, думаете, что это ложь, но на самом деле это правда. Наверное, моего приятеля одурачила какая-нибудь маленькая рыбка. Он тоже занимался будо. Возможно, он хотел выставиться передо мной и, назвав камушек рыбой, просто проглотил его. Если бы он его укусил на самом деле, то, наверное, зубы поломал. Ха–ха–ха»!

Иногда рассказы кантё перерастали в настоящие лекции, прерывавшие тренировку. Тем не менее, если бы мы сейчас использовали тогдашние методы тренировки, додзё на другой день просто развалилось бы. Мы тренировались в точном соответствии с лозунгом Оямы, который я уже приводил: «Чем иметь тысячу учеников, лучше иметь одного, но сильного, как призрак»!

Поскольку, как я уже говорил, мы практиковали столь жестокие спарринги, что, казалось, в них нет никаких правил, то мы должны были уметь использовать самые различные приемы. Сколько я помню, особенно часто мы применяли удары ногой в пах. Поскольку в то время паховые раковины еще не использовались, то в спарринге порой такими ударами даже рвали пенис.

Однажды Харуяма доспарринговался до того, что у него брюки тренировочного костюма окрасились кровью. Тут к нему обратился сэмпай: «Эй! Да у тебя кровь течет»! До этого момента он только выкрикивал: «Ойся! Ойся»! — и продолжал драться. Заглянул он к себе в брюки, чтобы посмотреть на своего «младшего брата», и тут же вскрикнул, а лицо его сразу побелело.

Харуяму доставили в травмпункт. Сосай схватил за руку врача, который осматривал Харуяму, и прямо на глазах у молоденьких медсестер с самым серьезным видом спрашивает: «Сэнсэй! Сможет он еще им пользоваться»? Никто даже рассмеяться не смог — такое серьезное положение было. Врач взял член Харуямы в руку и говорит: «Да. Думаю, все будет в порядке». Тут сосай обхватил голову Харуямы и машинально забормотал себе под нос: «Какое счастье! Какое счастье»! А Харуяма ответил ему: «Ос»! Сказал «Ос»! — и уставился злобно на стоящих в стороне сиделок. Когда мы вышли на улицу, я невольно расхохотался. И сосай тоже на улице разразился смехом: «Ха–ха–ха»!

Да, что ни говори, а Харуяма — парень был неустрашимый. Я, конечно, точно не знаю насчет его «младшего брата», но, думаю, швов пятнадцать ему наложили. Уж не знаю почему, но Харуяма был доволен.

Ариакэ Сёго, который фигурирует в серии комиксов «Каратэ бака итидай» (и в кинофильме «Обреченный на одиночество» — А. Г.), — это и есть Харуяма. В комиксах он выглядит этаким серьезным, настоящим учеником, но в жизни Харуяма был шкодливым кохаем.

Хотя Харуяма и получил ранение паха, во время спаррингов в додзё удары в пах продолжали применяться очень широко.

Но победу одерживают не с помощью приемов. Все зависит от того, насколько умело боец контролирует ситуацию между приемами. Поскольку в таких спаррингах мы наносили удары в лицо голыми кулаками, единственное, на что все сразу же обращали внимание, была их ожесточенность, но если бы они присмотрелись, то смогли бы заметить, что все наши действия были точнейшим образом рассчитаны.