Божественный кулак Масутацу Ояма - Алексей Горбылев

Я тогда в некотором сомнении сам себе задавал вопрос: «Неужто и такие сэнсэи бывают»? Подстрекаемый своим природным любопытством, я стал подумывать, как бы мне поскорее повстречаться с сэнсэем Исибаси.

В то время я решил, что по воскресеньям, после окончания общей тренировки, буду ходить в додзё и тренироваться самостоятельно. И вот однажды я, как обычно, после окончания утренней тренировки в 3 или 4 часа дня снова отправился в додзё и обнаружил, что там в одиночку тренируется сэнсэй Исибаси. Он оказался очень худым и высоким и фигурой совсем не походил на каратиста, но при этом, к моему удивлению, с легкостью жал на скамейке штангу в 70 или 80 кг. Вспомнив слышанный незадолго рассказ сэмпая Одзава, я сразу сообразил, что это и есть сэнсэй Исибаси. Я напрягся, поздоровался и, отойдя в угол зала, стал тренироваться, стараясь не обращать на себя внимания, когда сэнсэй вдруг позвал меня.

Сэнсэй Исибаси, оказывается, знал, как меня зовут, и веселым голосом велел мне поработать с ним в спарринге: «Эй, тебя Рояма, кажется, зовут… Давай-ка теперь поспаррингуем!» Сэнсэй Исибаси был очень худой и чрезвычайно гибкий. Такой же была и его атака, например, он одним разворотом колена переводил удар ногой с маэ–гэри на маваси–гэри в голову. Я с первого же раунда получил этим маваси–гэри по лицу, но сэнсэй был человеком очень мягким. Он тут же приблизился ко мне и с беспокойством в голосе спросил: «Эй, ты в порядке?» Впоследствии эти слова — «Эй, ты в порядке?», которые он произносил со своим специфическим тембром голоса, я слышал еще бесчисленное число раз, так что у меня самого вошло в привычку задавать этот вопрос, и, когда я спарринговал с кем-то из товарищей по занятиям, стоило мне попасть в противника, как я уже чисто автоматически спрашивал: «Эй, ты в порядке?» После этой встречи каждое воскресенье в одно и то же время в додзё стал приходить сэнсэй Исибаси, и каждый раз он приглашал меня поспарринговать с ним. В точности, как и говорил сэмпай Одзава, стиль кумитэ сэнсэя Исибаси был таков, что он, защищаясь от моей атаки, одновременно атаковал сам. При этом он отнюдь не принимал атаки на тело, как это делал сэнсэй Куросаки, а, ловко используя специфическую гибкость своего тела, то отклонялся назад, то ускользал в сторону.

В спарринге его противник совершенно не мог распознать его замыслов. Пойдет в атаку спереди — и тут же отпрыгнет в сторону, отступит назад — и мгновенно бросится в атаку, в общем, его тактический замысел прочитать было совершенно невозможно. Порой во время спарринга с сэнсэем Исибаси я начинал ощущать себя куклой, которой он ловко манипулировал с помощью ниточек. И, разумеется, он бесчисленное число раз «гладил» меня своим руками и ногами по лицу. При этом сэнсэй после каждого спарринга давал мне советы: отмечал, что я сделал неправильно, указывал, что мне следовало сделать в том или ином эпизоде. Думаю, что своей абсолютной уверенностью в круговом ударе ногой в голову я целиком обязан этим урокам сэнсэя».

Чтобы оценить роль Исибаси в становлении Кёкусинкай, нужно принять во внимание, что в те годы стиль кумитэ был неразрывно связан с базовой техникой. Вот, что об этом рассказывает один из первых учеников «Ояма–додзё» Накамура Тадаси: «В основе стиля спарринга кантё Оямы лежало абсолютное владение техникой каратэ и его основами. Я восхищался стилем кумитэ периода расцвета Оямы… Мы занимались каратэ, в котором использовались базовые приемы традиционного каратэ.

Что касается кихон, то в те времена сам кантё Ояма уделял ему огромное внимание. Длительное время кихон давался нам плохо, но после того, как мы укрепили тело и дух, на тренировке мы могли подолгу отрабатывать базовые движения. Случалось, что в жаркие летние дни мы едва не теряли сознание во время тренировки. После кихона мы переходили к отработке приемов в движении, а затем к кумитэ. Кантё лично спарринговал с каждым из нас. Тренировки он проводил очень интенсивно».

Яркая личность Оямы, его максимализм и идея реального каратэ способствовали привлечению в додзё молодых каратистов из других школ и амбициозных, талантливых парней, жаждавших стать настоящими мастерами. Одними из первых в «Ояма–додзё» перешли из Годзю–рю кохаи Оямы Като Кэндзи и Ясуда Эйдзи, записались братья Ояма — Сигэру и Ясухико, Харуяма Итиро и Накамура Тадаси, чуть позже появились Куросаки Кэндзи и Асихара Хидэюки, а еще позднее Соэно Ёсилзи и Рояма Хацуо. В Ояма–додзё блистали также другие первые черные пояса Кёкусина: Года Юдзо, Като Сигэо, Окада Хиробуми, Ватанабэ Кадзухиса, Фудзихира Акио (который позднее прославился как чемпион по кикбоксингу под именем Одзава Нобору), Одзава Итиро.

Все это были совершенно незаурядные личности, блестящие бойцы со своим специфическим опытом и уникальным стилем каратэ. Так, по словам Стива Арнейла, сэмпай Ватанабэ, бывший классный дзюдоист, «был непревзойденным специалистом по работе в партере, куда он неизменно переводил своих противников. Он также прекрасно вел бой из положения лежа, когда партнер был на ногах. Сэнсэй Окада отличался высокой скоростью и совершенством техники. Близким ему по духу и по манере боя был сэнсэй Исибаси. Они с великолепной точностью исполняли обусловленные кумитэ и ката, всегда возвращаясь в одну и ту же точку. Ояма Сигэру был, прежде всего, сильным бойцом. Накамура Тадаси — тоже, но он был силен еще и в ката, хорошо разбирался в философии». Вспоминая о первых месяцах занятий в зале Оямы, Рояма Хацуо говорит о наставниках и старших учениках: «Сэмпай проводили тренировки поочередно и выжимали из нас все соки. Когда кто-то из сэмпаев — обладателей черного пояса — пристально взглядывал на меня в додзё, я приходил в такой трепет, что даже не мог устоять на месте. Но все мы восхищались их силой и чем больше слушали предания об их геройских подвигах, в которых они вышвыривали из зала погромщиков додзё, тем больше проникались чувством своего превосходства: «Правильно я сделал, что выбрал каратэ Оямы»! И еще мы очень гордились, что можем называть своими сэмпаями таких сильных людей».

Рояма рисует яркие портреты сильнейших бойцов того времени, которые оказали большое влияние на его становление как каратиста и человека:

«Практически сразу после моего вступления в додзё, состоялся экзамен на присвоение очередных степеней кю и дан. Я прекрасно помню даже сейчас кумитэ, которое тогда провел сэмпай Окада Хиробуми, — такое глубокое впечатление оно произвело на меня. Я, который был начинающим, наблюдая за этим кумитэ, смог тогда хорошо понять, что же такое каратэ, и что такое кумитэ. Это кумитэ было прекрасно, словно поединок на картине. Это был ожесточенный бой между драконом и тигром, и я был поистине ошеломлен. Насколько я помню, противником Окады в этой схватке был сэмпай Накамура Тадаси.

Спокойно изготовившись к бою, вперив друг в друга взоры, словно два диких зверя, они медленно двигались по кругу, потом бросались в атаку, и в этот миг их удары сыпались, как молнии, с совершенно неожиданных направлений, а потом, обменявшись градом ударов, они мгновенно разрывали дистанцию и снова медленно двигались по кругу. Вот так проходил этот бой — бой двух великих мастеров.

В то время сэмпай Окада был обладателем второго дана. Он был не особенно высок ростом, но у него было отменное, необычайно пропорциональное телосложение. Он обладал великолепной техникой каратэ, прямо как на картинке. В то время в додзё Оямы практически все обладатели цветных поясов имели очень хорошую базовую технику и ката, но, по общему признанию, ни у кого не было лучшей техники, чем у сэмпая Окада. Его скорость, точность движений вызывали всеобщее восхищение. Даже сейчас, когда я наблюдаю за поединками на самых разных турнирах, и когда меня просят провести показательный бой, я всегда вспоминаю кумитэ сэмпая Окада.

Незабываема и манера кумитэ сэнсэя Куросаки Кэндзи. Я практически ежедневно слышал от кантё Оямы рассказы о его боевой мощи и выдающейся силе духа, но самое большое, поистине ошеломляющее впечатление на меня произвел первый его поединок, который мне довелось увидеть. В этом бою противником Куросаки был сэмпай Васиноя. Этот сэмпай в то время тоже был первоклассным каратистом, он был высок ростом и, по общему признанию, был очень сильным бойцом. Но и его сэнсэй Куросаки смог свалить с одного удара кокэн–ути слева, а потом таскал за собой по всему додзё в течение трех минут.

Сэнсэй Куросаки использовал в кумитэ необычную боевую изготовку: левую руку он с самого начала широким движением отводил за спину, а правой рукой с разжатыми пальцами защищал лицо. Удары противника он просто принимал на корпус, не меняя изготовки, и одновременно наносил ему удар кокэн–ути левой рукой, отведенной за спину. Вот такая у него была необычная тактика. В кумитэ он действовал в буквальном соответствии с выражением «дать противнику порезать свою плоть, и перерубить ему кости» — давал противнику нанести себе удар и отвечал на него еще более мощным, сокрушительным ударом. Скопировать сэнсэя Куросаки обычному человеку, конечно же, было совершенно не под силу.