«Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион» - Владимир Першанин

– Не Ванькой меня зовут, а Егором, – вызывающе ответил лейтенант. – А приказ мы выполним и сами. Нам погоняло без надобности.

Гибель противотанкового взвода видели многие. Это был неравный, обреченный на смерть поединок Лейтенант умело выбрал позицию. Три «сорокапятки» открыли огонь и успели выпустить десятка два своих мелких снарядов весом полтора килограмма.

Затем все три пушки были разбиты прямыми попаданиями танковых 75-миллиметровых снарядов. Хорошая оптика позволила немцам обойтись пятью-шестью выстрелами. Через четверть часа все было кончено.

На пригорке валялись обломки «сорокапяток» и тела артиллеристов. Несколько человек уползали прочь и тянули на плащ-палатке своего лейтенанта. Рана была тяжелая, но взводный не терял сознания. Недавно у него родилась вторая дочь, и он очень хотел жить.

– Ничего, дотащим, – упирались сапогами в землю артиллеристы.

Они любили своего командира, с которым прошли путь от Днепра до Белоруссии. Сегодня ему не оставили разумного выхода, и взвод, имевший на счету пять немецких танков и несколько броневиков, был расстрелян как в тире.

Сержант Федосеев, сопя, протирал прицел орудия. Алесь Хижняк, заглушив двигатель, проверял давление масла в системе. Подошел лейтенант Зацепин и, сняв танкошлем, сказал, кивнув на пригорок.

– Видел, Пашка, как «сорокапяток» размолотили? Дурь сплошная…

– А Ваня Евсеев догорает со своим экипажем, – отозвался заряжающий Бурлаков.

Ложбину обстреливали из минометов. И хотя огонь был не слишком интенсивный, прямое попадание 80-миллиметровой мины могло разбить или поджечь самоходку.

Впереди продолжался бой. Огонь немецкой артиллерии был направлен на батальон Клычко и батарею Чурюмова.

– Что будем решать? – спросил Зацепин, но старший лейтенант Карелин предостерегающе поднял руку. – Тише… с Чурюмовым наконец связался. Захар, как обстановка?

– Лучше некуда… и хуже тоже, – раздался голос капитана. – Повисли между небом и землей. Надавить бы чуть-чуть и фрицев можно оттеснить. Ты сам как?

– С немецкими танками что-то делать надо. Нас тут две машины, и пехота понемногу скапливается.

Было отчетливо слышно, как отдаются в рации звуки разрывов. Чурюмову приходилось туго. Затем связь прервалась. В ложбину переползла пехотная рота и сразу принялась окапываться. Ее командир, тоже старший лейтенант, подошел к Карелину. Хотя тот не был его начальником, доложил:

– Нас семьдесят человек, два расчета противотанковых ружей и один «максим». Какое решение примем? Здесь под минами долго не высидим. Либо назад, либо – вперед.

Карелин закурил, предложил папиросу командиру роты. Впереди их поджидали танки, не говоря об укрытых в глубине обороны гаубицах-«стопятках». Но главное – танки. Павел знал возможности своих машин. «Пантеру» и усиленный «Т-4» они без посторонней помощи не одолеют.

Неизвестно, как бы дальше повернулись события, но в эти минуты вышел на связь с Орловым командир дивизиона 122-миллиметровых гаубиц. Он видел горящие машины и как расправились немецкие танки со взводом «сорокапяток». Отрывисто сообщил:

– Мы сможем ударить четырьмя гаубицами по танкам. По пять снарядов на ствол. Кстати, «пантера» там одна. Второй танк – это «Т-4», но с усиленной броней. Сомневаюсь, что таким количеством снарядов мы уничтожим их.

– И что дальше? – раздраженно отозвался полковник, которого теребили за медлительность из штаба дивизии.

– А дальше свяжитесь с самоходками. Там их две штуки. Если расшевелим немецкие «панцеры», пусть будут готовы нанести удар. Орудия у наших «фердинандов» сильные, могут врезать хорошо.

Еще через десяток минут сообщение было передано Карелину, а гаубичная батарея ждала команды выпустить свой «НЗ» – двадцать снарядов, которые при навесной стрельбе вряд ли накроют такую небольшую цель.

Две самоходки шли по ложбине, приближаясь к немецким танкам. У них тоже было немного шансов добиться успеха, но другого выхода не оставалось.

– Сколько до фрицев метров? – переговаривались между собой наводчик Федосеев и заряжающий Бурлаков. – Наверное, метров четыреста.

– Еще бы на сотню метров приблизиться, тогда сумеем их взять.

– Или они нас обоих насквозь, как Ваньку Евсеева, – буркнул заряжающий, нащупывая в боеукладке подкалиберный снаряд.

В этот момент экипажи услышали приближающийся шелест снаряда, летящего со скоростью пятьсот двадцать метров в секунду, а следом первый пристрелочный выстрел. После трех выстрелов гаубичная батарея ударила залпом, следом последовал второй… третий. Самоходки Карелина и Зацепина выскочили наверх, готовые также открыть огонь.

Обер-лейтенант принял решение переждать обстрел в своих капонирах. Менять позицию под летящими тяжелыми снарядами казалось ему неразумным. Взрывы раздавались совсем рядом, его «панцер» массой сорок пять тонн порой встряхивало. А один из фугасов рванул метрах в семи, отбросив обер-лейтенанта в глубину башни.

Командирскую башенку с ее оптикой залепило влажной землей. Чтобы как следует оглядеться, следовало открыть люк, но обер-лейтенант рисковать не стал. Лучше подождать, когда закончится обстрел. Вряд ли он будет длиться долго.

Внезапно заработала рация. Лейтенант, командир «Т-4», сообщил:

– Завалило аппарель, возможно, повреждена гусеница.

– Пошли людей, пусть проверят.

– Уже послал, – отозвался лейтенант и тут же встревожено добавил: – Две русских «штуги» заходят с левого фланга.

Командиру «пантеры» мешала увидеть цель выброшенная взрывом земля. Электромотор плавно разворачивал башню, а механик прибавил газ. Мощный двигатель в 700 лошадиных сил легко толкал «пантеру» из капонира наверх.

Расстояние от самоходки Карелина до знаменитой «пантеры», которая считалась лучшим танком вермахта, составляло около четырехсот метров. Однако снаряд пушки «ЗИС-3», способный пробить на таком расстоянии семь сантиметров брони, отрикошетил от покатой башни, так как шел под углом.

Удар оглушил наводчика, а выпущенный ответный снаряд «пантеры» с воем прошел мимо. Карелин наводил орудие, которое мгновенно перезарядил Бурлаков.

– Бей, Паша!

Подкалиберный заряд, состоящий из мягкой оболочки и твердого вольфрамового жала, врезался в одно из колес «пантеры», пробил его. Машина выползла из капонира. Двигалась она рывками, перекошенное колесо задевало соседнее, но длинноствольное орудие упрямо ловило дерзкую русскую самоходку. Хижняк без команды дал задний ход.

Рывок подбросил легкую машину. Карелин ударился лицом о прицел, а Костя Бурлаков отлетел в угол в обнимку со снарядом. Механик спас экипаж от бронебойной болванки, способной прошить «фердинанд» насквозь.

Зацепин выпустил два снаряда в «Т-4», который застрял на выезде из капонира, и тоже едва увернулся от кумулятивного заряда, разлетевшегося веером огненных брызг от удара о землю.

Обходя танк с тыла, к нему бежали десантники из роты Бобича, с ними вместе поднялась пехота. «Пантера» уходила в запасное укрытие, стреляя из двух пулеметов. Было отчетливо видно, как болтается продырявленное вывернутое колесо.

«Т-4» выбирался через груду земли, засыпавшую аппарель (выезд из капонира), и не мог вести прицельный огонь. Зато «пантера» из своих пулеметов уже срезала несколько атакующих и снова ловила в прицел самоходку Карелина. Лейтенант Зацепин среагировал быстрее и, развернув машину, дважды выстрелил в опасную «кошку».

Снаряд отрикошетил от лобовой башенной брони, но очередной удар оглушил наводчика. Выпустило последний подкалиберный снаряд орудие Карелина. Раскаленное жало угодило в двигатель. Из жалюзи позади башни показался дым.

– Горит чертова «кошка»! – загнав в казенник очередной снаряд, потрясал кулаком заряжающий Костя Бурлаков.

Но поврежденная, потерявшая ход «пантера», победа над которой никогда не давалась легко, выстрелила в последний раз. Фугасный снаряд (его хватило бы, чтобы просадить броню самоходки) взорвался с недолетом.

Крупный осколок врезался и застрял в «подушке» орудия. Другой кусок железа ударил в голову сержанта Бурлакова, снес заостренным краем верхушку танкошлема и пробил голову.

Двадцатисемилетний слесарь из сельской МТС под Саратовом Костя Бурлаков вряд ли успел осознать, что рана смертельная. Его ждали мать, жена и две дочери, которым он писал: «Война к концу идет, фашиста гоним. Даст Бог, скоро встретимся…»

Уже не встретятся. Война за секунды отнимает жизнь у человека, унося куда-то все его чувства, любовь к близким, надежды на будущее.

У Бурлакова были крепкие мускулистые руки, которыми он перекидал за два с половиной года многие сотни снарядов. Сначала в расчете дивизионной пушки «Ф-22», а затем в экипаже самоходки. Он был дважды ранен и лишь к майским праздникам сорок четвертого года получил свою первую награду, медаль «За боевые заслуги». С десяток секунд Бурлаков продолжал стоять, держась за поручень. Кровь текла по лицу, промасленному комбинезону. Затем пальцы сержанта ослабли, и он осел на дно рубки.