Московский упырь - Андрей Посняков

– Прошу! – спешившись, усач гостеприимно кивнул на большую избу, из-за множества военных больше напоминавшую кордегардию.

– Ой, не нравится что-то мне такое гостеприимство, – наклонившись к Ивану, прошептал Митрий. – Как бы и здесь нас за других не приняли. Говорил – надо было переодеться.

– Ага, а одежку где взять? Украсть или кого ограбить?

– Эй, хватит пререкаться! – начальственно распорядился усатый. Кто-то из воинов назвал его на иноземный манер: «господин ротмистр». – Заходите, милости просим.

Парни поднялись на крыльцо. Часовой в блестящей кирасе услужливо распахнул дверь. Вошли… Низкая притолочина, просторная горница с изразцовой печью, в горнице, за столом и на лавках – воинские люди в коротких польских кафтанах, с пистолями, палашами, саблями.

– Вот, привел, – усатый ротмистр показал рукой на парней и, обернувшись, спросил: – Оружья какого при себе нет ли?

– Нет… Так, ножики – мясо порезать.

Ротмистр повернулся к своим:

– Обыщите их!

– Э, – запротестовал Иван. – Зачем же обыскивать? Хоть скажите, зачем? А то шли мы шли по своим делам, и нате вам – обыск!

– Обыск для того, что сам государь Дмитрий Иоаннович, возможно, на вас посмотреть захочет! – важно пояснил усач.

– Дмитрий Иоаннович?! – непроизвольно ахнул Иван. – Государь?

– Вот именно!

Дождавшись, пока воины тщательно обыскали прибывших, ротмистр приказал отвести их в небольшую комнатушку – чулан с ма-аленьким – в ладошку – оконцем и тяжелой дубовой дверью.

– Посидите покудова тут, – усмехнувшись, пояснил он и, обернувшись, громко приказал: – Кабакин, скачи на государев двор. Доложишь – поймали троих монахов. Тех самых, о ком писано…

– Что?! – дернулся было Иван.

Со стуком захлопнулась дверь.

Глава 6

Самозванец

…В Путивль явились три монаха, подосланные Годуновым.

– Какие еще монахи? – Усатый ротмистр угрюмо посмотрел на вестового.

– Не могу знать, господин ротмистр! – вытянулся тот. – Сказано – известить.

– Ну, так извещай, что стоишь? – Усач раздраженно хватанул кулаком по столу, да так, что подпрыгнула яшмовая чернильница, а приведенный для разговора Иван (сам напросился) хмыкнул.

– Осмелюсь доложить, господин ротмистр, люди Дворжецкого поймали трех монасей, у коих нашли подметные грамоты – дескать, Дмитрий-царевич не царевич вовсе, а беглый монах Гришка Отрепьев!

Доложив, вестовой замолк, почтительно наклонив голову. Был он в широких казацких штанах-шароварах и в польском кунтуше, темно-зеленом, с желтой шнуровкою. С пояса свисала до самой земли увесистая турецкая сабля.

– Да-а, – задумчиво протянул ротмистр. – Значит, и Дворжецкий монахов словил? И тоже трех, – он сумрачно взглянул на Ивана. – Которые же из них лазутчики?

– Они, – юноша усмехнулся. – Которых поляк этот поймал… Дворжецкий.

Ротмистр нервно потеребил ус:

– Ага, так я тебе и поверил. Пытать вас троих велю, вот что! А ты что уши развесил? – усач накинулся на вестового. – Все доложил?

– Все.

– Тогда чего стоишь?

Еще раз вытянувшись, вестовой поклонился и вышел, плотно прикрыв за собой дверь губной избы, где с удобством расположился усатый ротмистр вместе с подчиненными ему воинскими людьми. На стене, прямо над головой ротмистра, висела подзорная труба, выкрашенная черной краской. Наверное, затем, чтобы следить, как выполняют распоряжения подчиненные.

– Хм, интересно, – покачал головой Иван. – Зачем тебе нас пытать, коли ты еще ничего не спрашивал? Может, мы и так тебе все расскажем, безо всяких пыток.

– Ага, – ротмистр недоверчиво хохотнул и махнул рукой. – Давай, рассказывай, коль не шутишь.

– Спрашивай, – улыбнулся пленник.

– Надо говорить: «Спрашивай, господин ротмистр», – наставительно поправил его усач. – У нас тут не шайка какая-нибудь, а истинного царевича Дмитрия войско! Это что? – Он показал юноше лежавшие на столе бумаги – обличающие самозванца грамоты, вытащенные из голенищ Ивановых сапог.

Насколько московский дворянин помнил, грамоты были написаны по-польски и – немного – по-латыни. Латыни ротмистр наверняка не ведал, а вот польский вполне мог знать, да и так мог позвать кого-нибудь прочитать – в войске самозванца хватало поляков.

– Это – важные бумаги, врученные мне самим царевичем Дмитрием, – приосанившись, важно молвил Иван. – Посмотри, там, внизу – его подпись на латинице – «ин ператор Демеустри», что значит – «царевич Димитрий». Мало того, господин ротмистр, что ты схватил преданных царевичу людей – нас, – так еще и посадил под арест, мало того – намеревался пытать! Хорошо хоть меня решил выслушать – иначе б дорого тебе это все обошлось!

– Болтай, болтай… да знай меру.

Было хорошо видно, что слова пленника заставили ротмистра задуматься, на что и рассчитывал Иван. Плохо, когда рубят с плеча, а вот когда начинают думать, тут же появляются и всякого рода сомнения.

– Не веришь мне, поинтересуйся у самого царевича! – нагло заявил пленник. – Можешь даже нас к нему отвести, только не забудь развязать руки: Дмитрий Иоаннович терпеть не может, когда вяжут его верных слуг! Живо разжалует из ротмистров в простые пищальники. Впрочем, может быть, и не разжалует – зла-то ты нам не причинил, по крайней мере пока. А что посадил под замок – так то от неусыпного бдения, качества весьма похвального на воинской службе.

– Вот именно, – негромко произнес усатый. Похоже, он теперь не знал, как себя вести с пленниками… Сомневался!

– Вот что, – наконец решился ротмистр. – Сделаю, как ты просишь – сообщу о вас царевичу, и грамоты все ему передам…

– Ага, – с усмешкой заметил Иван. – То-то он и обрадуется, что его людей под замком держат. Ой, попадешь под горячую руку, господин ротмистр! Пойми – я ведь тебе зла не желаю, наоборот, доложу государю о должной твоей преданности и решительности… Зовут как?

– Кого? – опешил ротмистр.

Пленник расхохотался:

– Ну, не меня же! Имя свое скажи – о ком мне докладывать.

– Э… Афанасий Поддубский.

– Ну, Афанасий, что ж поделать, если со лжемонахами повезло Дворжецкому, а не тебе, так ты что ж, за усердие свое наград не достоин? Конечно, достоин! Обязательно доложу государю о столь усердном воине.

Ротмистр почтительно улыбнулся:

– Прямо сейчас желаете предстать перед очами царевича?

– Как скажешь, господин ротмистр, как скажешь.

– Собирайтесь! – Афанасий решительно подкрутил усы. – Сейчас велю вас развязать и…

– Да, вымыться бы хорошо, – попросил Иван. – Неудобно в грязном виде перед государем предстать.

– Помыться? – Ротмистр задумчиво поскреб затылок. – Сегодня у нас что? Понедельник?

– Да вроде бы…

– Значит, вчера наши баню топили… вода еще должна бы остаться. Федька! – выглянув в дверь, позвал Афанасий. – Беги в баню, проверь – осталась ли вода? Смотри, живо мне, одна нога здесь, другая там.

Сработала! Та дикая чушь, которую нес Иван незадачливому усатому ротмистру, сработала! Сказать по правде, парни и не надеялись, просто решили хоть что-нибудь делать – не очень-то хотелось сходу попасть на дыбу, а именно к этому все и шло. И вот – получилось! Что дальше – об этом пока не думали, главное сейчас было – обрести хоть какую-то свободу, выбраться из-под замка, а там… там снова нужно было бы соображать.

В бане было довольно тепло после вчерашней топки, в обложенном камнями чане плескалась вода, в маленькое волоковое оконце бил яркий солнечный свет, а в предбаннике сидел Федька с заряженной пищалью, посланный предусмотрительным ротмистром якобы в целях защиты «верных государевых слуг» от злохитрых татей и прочей нечисти, коих в «любом граде полно», по утверждению того же ротмистра.

– И что теперь? – осмотревшись, шепотом спросил Прохор.

– Митька, – Иван оглянулся на парня. – Ты у нас ростом и комплекцией схож с этим Федькой. Да и мастью – у того тоже волос темный.

– Угу, – понятливо кивнул Митрий. – Значит, переодеваюсь да бегу доставать мирскую одежку… времени у меня сколько будет?

– Немного. Вряд ли и до полудня.

– Тогда чего ж мы мешкаем?

– Ну, готовься к любимому делу, Проша!

Отворив дверь, Иван позвал Федьку:

– Феденька, глянь-ка, вроде б чан протекает… Так и было – не скажите потом, что мы.

– Где протекает? – Часовой осторожно заглянул в дверь.

Бах!

Прохор уложил его быстрым ударом в скулу. Дешево и сердито! С парня тут же стащили одежку – кунтуш с шароварами, сапоги и баранью казацкую шапку да, связав руки, затащили под лавку.

– Осторожней! – Иван придержал бросившегося было к выходу Митьку. – Снаружи вполне может быть и второй часовой. Глянь-ко…

Митрий, чуть приоткрыв дверь, посмотрел в щель. Так и есть… Около бани, на улице, тоже прохаживался пищальник.