У великих африканских озер - Александр Балезин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но не прошло и месяца с отъезда Петерса, как до Менго наконец добрался Ф. Джексон. И Мванга, который в трудную минуту столько ему наобещал, вообще отказался подписывать с ним какой-либо договор. Джексон по-прежнему настаивал на принятии Мвангой протектората компании и предоставлении ей исключительных прав в Буганде. А это, как мы видим, не соответствовало намерениям кабаки. Джексон пробыл во владениях Мванги месяц, но так и убрался, несолоно хлебавши, да еще в сильной ярости.
Главным аргументом Джексона в его спорах в Мвангой было заявление, что Буганда входит в сферу влияния Англии. Мванга решил проверить его (не исключено, что тут не обошлось без советов католических миссионеров) и послал на Занзибар с разведкой двух своих придворных. С собой они несли письма Мванги и Каггвы британскому консулу на Занзибаре.
В своем письме от 26 апреля 1890 года Мванга признает, что ему «нужны ружья и порох, чтобы изгнать мусульман», но тут же спрашивает: «Какова будет цена? Ведь я не намерен отдать вам мою страну, а только хочу, чтобы европейцы всех национальностей приезжали в Уганду, строили и торговали, как они того хотят». И поскольку Мванга догадывается, какова будет расплата за помощь, вдогонку он пишет письмо другому консулу на Занзибаре — германскому. Ведь с Германией уже есть договор на приемлемых условиях. Вдруг она поможет?
«Сообщаю Вам, — читаем в письме Мванги германскому консулу на Занзибаре от 16 мая 1890 года, — что Джексон предложил мне заключить с ним договор, но я отказался, так как уже ранее я договорился с немцем д-ром Карлом Петерсом о том, что все европейцы — немцы, французы и англичане — могут селиться и торговать в моей стране.
Джексон прибыл после отъезда Петерса и попросил, чтобы я уступил ему доходы от пошлин на ввоз товаров в обмен на предоставление английского протектората при условии, что только англичане будут жить и торговать в моей стране.
Я отклонил его предложение. Прошу Вас посоветовать мне, как поступить, чтобы все европейцы приезжали и вели торговлю в моей стране…»{33}.
Реакция Германии на этот и последующие призывы Мванги связана с так называемым Гельголандеким договором, заключенным между Англией и Германией 1 июля 1890 года. По этому договору Буганда и другие территории Восточноафриканского Межозерья признавались сферой влияния Великобритании. Казалось бы, все стало просто и однозначно, но…
Даже оставаясь вне пределов Германской Восточной Африки, Межозерье представляло для Германии определенный интерес. По этому поводу, например, Эмин-паша писал руководству в Берлине в начале 1891 года: «Если в Уганде будет создана сильная армия под руководством европейцев, это станет постоянной угрозой для германских владений»{34}.
Поэтому даже после заключения Гельголандского пакта Берлин и его представители на Занзибаре и в Германской Восточной Африке внимательно следят за развитием событий в Межозерье, а германская пресса активно их комментирует. Официальным предлогом для подобного комментария послужила религиозная ситуация в Буганде. На щит поднималось «преследование» католиков, в «защиту» которых якобы выступала лютеранская Германия. Поэтому католические миссионеры-французы в Буганде видели противовес Англии именно в лице Германии. Дружеские чувства Мванги к немцам, видимо, объяснялись не в последнюю очередь влиянием Белых отцов.
Немудренно, что Мванга, которого в германской прессе с первого упоминания в 1885 году называли не иначе как «кровавым тираном», постепенно эволюционирует на страницах немецких газет в «борца против махдистов» (имеются в виду его сражения со ставленником мусульманской группировки Калемой), а затем и в «борца против Притеснений католиков». Более того, власти Германской Восточной Африки Мвангу даже считают своим.
Вот с такими настроениями в Менго, Дар-эс-Саламе и Берлине подошли к новому этапу раздела Африки, подготовленному Лондоном уже на базе Гельголандского пакта.
Лугард в Буганде. «Почтовый роман» продолжается
Этот новый этап связан с именем Фредерика Лугарда, впоследствии генерала и лорда, а в 1890 году только капитана и Представителя Британской восточноафриканской компании.
Энергичный и решительный, Лугард взял реванш за неудачи Джексона в Буганде. Он прибыл в Буганду 18 декабря 1890 года. Помимо солдат-суданцев в его эскорте было и несколько пулеметов «максим». Будущий лорд действовал с позиции силы. Его главным козырем была угроза: в случае отказа Мванги подписать договор он заключит союз с Кабарегой — грозным противником кабаки. Мванга сдался и 26 декабря 1890 года подписал договор о протекторате и исключительных правах компании в Буганде.
Что же сделал Мванга, едва успев поставить свою подпись на документе, фактически обозначавшем конец независимости его страны? Он попытался прибегнуть к помощи немцев, столкнуть Англию и Германию. В конце декабря двое посланных отправились к оказавшемуся в Буганде д-ру Штульману, одному из соратников Эмина, и попросил его поднять в Буганде германский флаг. Естественно, они получили отказ. Лугард верно оценил этот шаг, сделав в дневнике такую запись: «Они полагают, что если им удастся привлечь в страну других европейцев, а мы вступим в борьбу, то они избавятся от нас всех сразу». И дальше — так верно, как долгое время не смог понять никто другой: «Они вообще не хотят присутствия европейцев; во всяком случае, король этого не хочет»{35}.
Но Мванга не ограничился этой неудачной попыткой. Он все еще надеялся на Германию и пожаловался на Лугарда самому германскому кайзеру. Письмо Мванги к Вильгельму настолько передает отчаяние кабаки, что я позволю себе привести его полностью, сохраняя по возможности стиль суахилийского оригинала:
«Менго, Буганда, 4 января 1891 года.
Султану немцев.
Приветствую тебя и хочу поведать следующее. 33 султана правили моей страной, как того хотели. Я унаследовал страну от отца, а потом пришли арабы и попытались прогнать меня. Я сражался с ними и прогнал их, я возвратился на свой трон и стал жить в мире.
Но вот однажды я увидел европейца-англичанина. Он пришел ко мне, и я хорошо его принял. Но назавтра он сказал мне: „Отдай мне свою страну, отдайся в руки англичан“. Я ответил: „Я пошлю людей на побережье, чтобы они разузнали, как договорились правители Европы в отношении моей страны“. И он, этот европеец, господин Джекисини, согласился, он и мои люди отправились на побережье.
А я остался здесь. И увидел другого европейца, по имени капитан Лугард, англичанина. Он сказал „Отдай мне свою страну!“ Я ответил: „Потерпи немного, другой человек из твоей страны сказал мне похожие слова, но я отказал ему. Мы послали людей на побережье. Подожди, пока я сам услышу, как решили в Европе, и ты получишь что хочешь“.
Он отказался и сказал: „Тогда мы будем сражаться, и ты будешь свергнут“. Я решил было не соглашаться, но подумал, что если опять будет война, то для страны это будет плохо, и сказал: „Ладно, я подпишу. Но если в Европе решат по-другому, то этот договор будет расторгнут и ты не получишь мою страну“.
Но, друг мой, я хочу, чтобы сюда приходили разные белые люди — немцы, французы, англичане, американцы, — приходили и строили в моей стране. Я не хочу, чтобы мою страну получил один англичанин. Я хочу, чтобы мне дали править моей страной, так как правили ею тридцать три султана — как сами того хотели…»{36}.
Письмо это знаменательно. Во-перых, в нем Мванга выступил, как сейчас сказали бы мы, как историограф своих взаимоотношений с англичанами — в письме рассказывается и о борьбе с мусульманами, и о Джексоне, и о том, что для уточнения международной обстановки были посланы люди на побережье. Во-вторых, в письме Мванга не только высказывает свою идею о привлечении в Буганду всех европейских держав на равных правах, но и обращает внимание на собственные дипломатические достижения в этом направлении. Действительно, в договоре с Лугардом 1890 года имелась статья о том, что если в Европе будет заключено какое-либо соглашение, противоречащее этому договору, то договор аннулируется. Мванга рассчитывал, что ему все же удастся привлечь в Буганду другие державы и свести на нет усилия Лугарда: ведь он еще не получил к тому времени от своих людей подтверждения о Гельголандском пакте. Однако Гельголандский пакт к тому времени существовал уже более полугода, поэтому расчетам Мванги не суждено было оправ даться.
Хотя Берлин никак не отреагировал на призыв Мванги и на этот раз, кабака все же не терял надежды. Он вновь пытается «подключить» соперников Великобритании в октябре 1891 года, когда протестантской фракцией на него было совершено покушение. Не на шутку перепуганный, он пишет правителям не только Бельгии и Германии, но и Франции. Причисляя себя к католикам, он жалуется даже папе римскому: «Я стал как бы рабом в стране своего отца, великого Мтесы. Но я надеюсь, что мне оставят то, что мое, что мою страну не отдадут мусульманам и что мою власть не отдадут моим восставшим подданным… Я требую, чтобы мне оставили королевское могущество моего отца Мтесы… Я надеюсь, что Бог пошлет Вас нам в помощь. Но если Вы не можете ответить на мою просьбу, мы — я и мой народ — готовы умереть…»