Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

Но больше всего его смешило то, что, когда закончили легкий обед с безалкогольным вином — вкусным и безопасным, Реваз приказал принести целую сковородку приготовленных в каком-то вкуснейшем соусе с орехами и острыми приправами петушиные гребешки. Вот тут, с истинно кавказским восторгом, Реваз заявил, что настоящий мужчина должен обязательно съесть это блюдо. Тогда у него появится такая сумасшедшая потенция, которая ему даже не снилась! А что потом скажет женщина! О-о! Это невозможно представить!

Насчет потенции — это было очень интересно, хотя Климов не мог на себя пожаловаться, да, впрочем, и Маринка, кажется, тоже. Но наверняка не помешает!

Окончательно успокоенный Реваз проводил следователя до дверей и еще раз извинился за своих дураков. Ну как можно было допустить, чтоб такой хороший разговор не состоялся? И он пригласил Климова приходить сюда, и самого, и с друзьями, при этом настоящее кавказское гостеприимство гарантировалось.

Оно, конечно, так, но лучше не надо, решил про себя Климов.

А в последовательность событий последнего дня Леонида Морозова, которые со скрупулезной точностью фиксировал для себя Климов, он не стал вставлять казавшийся вполне возможным визит журналиста к сопернику Суворова — Ревазу Батурии. Искать надо было в другом месте. Может, у кредитора? Но кто он? Неужели это было «страшной тайной» Морозова и он никому ни разу об этом не обмолвился? Но ведь знают же! Тогда откуда?

5

Его появления на студии в Останкино становились, похоже, регулярными, словно приходы на работу. И, кстати, Марина, видимо, тоже стала привыкать к тому, что внизу, на контроле, ее ожидает рослый мужчина с могучими усами, похожий на бравого телохранителя.

«Телохранитель… Хранитель тела… Но не охранник, а славный мужик, помогающий телу сохранить свою молодость и живость… Здорово, между прочим, помогающий… — Так забавлялась Марина „словотворчеством“, как она это называла, спускаясь в лифте на первый этаж. — А может, хранитель не тела, а души? Душехранитель? Нет, звучит некрасиво. А слово, которое некрасиво звучит, не может отражать правду… И в этом есть великое таинство языка, как это ни странно…»

Он стоял на привычном уже месте — высокий, плечистый, черноволосый, — у огромной стеклянной стены, и глядел на улицу.

— Милый… — тронула она Климова за плечо, и тот резко обернулся: в глазах его вспыхнул азарт, усы встопорщились, и Марина засмеялась: — Ты сейчас похож на огромного котяру, который увидал лакомую мышь и уже прикинул, как он ее будет…

— Употреблять? — подсказал Климов, смутив бедную девушку. — Вот интересно! А чего ты-то краснеешь? Чего я не так сказал?

— Нет, я все-таки не встречала таких наглых котов… — Марина вздохнула глубоко и смешно оскалилась, согнув при этом пальцы когтями: — Которых так и хочется погладить… против шерстки… ух! Чтоб электричество затрещало!

— Ну ты, мать, садистка, — радостно прошептал Климов. — А у меня есть новость.

— А у меня тоже. Даже две. Хорошая и не очень…

— А-а, понятно, — посерьезнел Климов. — Все бизоны сдохли, остался один навоз. Но навозу — много, так?

— Нет, мой дорогой! — хитро улыбнулась она и на мотив «Подмосковных вечеров» пропела: — Обна-ру-жился кре-ди-тор… та-та-та!

— Ты — золото! А я узнал, где ваш Ленечка пользовался услугами симпатичных девочек и брал «бабульки», каково?

— Значит, все-таки брал? — как-то скисла Марина. — Девки-то, черт с ними…

— Не расстраивайся, поедем-ка лучше домой… Куда сегодня желаешь? К тебе? Ко мне?

— А какая программа?

— Буду тебя кормить и разговаривать, а потом мы долго не будем разговаривать, а потом… Потом я чего-нибудь придумаю такое, чтоб тебе было интересно, но не утомительно. А совсем уже потом…

— А потом — суп с котом. Едем к тебе. Я терпеть не могу у себя мыть посуду, а у тебя, думаю, буду это делать даже с удовольствием… А разговаривать, между прочим, можно и в машине, — многозначительно сказала она.

— Я понял. Это был весьма прозрачный намек на то, что все деловые вопросы должны остаться в машине?

— Именно так. У меня нет ни малейшего желания обсуждать грешную жизнь Морозова, лежа в твоих объятиях. Это — на будущее. И чтоб ты больше не считал, что нам с тобой не о чем говорить, милый.

— Кошечка показывает коготки… — засмеялся Климов. — А что, мне нравится!

Когда они сели в машину и Марина обернулась, чтобы кинуть свою сумочку с неразлучным целлофановым пакетом на заднее сиденье, она увидела лежащий там большой сверток.

— Батюшки, а это что? Как вы их называете — вещдоки?

— Дело в том, что по долгу службы и против собственной воли, естественно, я вынужден был дважды пообедать сегодня у двух непримиримых соперников и противников, с которыми работал твой подопечный журналист. Но я посчитал, что это было бы в высшей степени несправедливо, если бы и ты, хотя бы частично, не разделила мое вынужденное пиршество. Вот и заехал на рынок, тут, неподалеку. Буду угощать тебя таким мясом, которого ты отродясь не едала. По-нашему, по-донскому, по-казачьему. Так что готовься морально. А теперь к делу…

И Климов, не упуская подробностей, посвятил ее в суть своих посещений ресторанов Суворова и Батурии. Не упустил и Надю с ее рассказом об известном клиенте и комментариями Петра Егоровича. После чего высказал и свои собственные соображения. Он ничего уже не скрывал от Марины, потому что видел в ней свою не только единомышленницу, но и самого близкого друга, если так можно сказать о женщине, с которой с удовольствием делишь постель…

Марина слушала его с некоторым напряжением, особенно то, что касалось последней части — по поводу «друга в постели». Но промолчала, оставив без комментариев. Зато касательно взятки в пять тысяч баксов выразилась довольно откровенно:

— Это еще немного. По нынешним временам — цветочки. Хотя обидно. Впрочем, теперь уже не о чем жалеть. Кстати, похороны назначены на завтра. Приедут наконец родители, соберется нижегородская родня… Место выбили на Ново-Кунцевском, знаешь? В двенадцать. И завтра же будет объявлено о призе в миллион рублей тому, кто поможет раскрыть убийство. Вот такие новости. А насчет кредитора — это, Сереженька, отдельный разговор. Лучше не на бегу.

— Ну кредитор — это у тебя хорошая новость, а где которая не очень?

— Так миллион же! Ты сам говорил, что тебе это только помешает… Свистопляска начнется…

— Если уже не началась, — кисло ответил Климов и поводил из стороны в сторону усами. — Твой же секрет, поди, давно для «верхних» никакая не тайна, так? И там наверняка уже распределили роли и ответственность… Ну и черт с ними. Давай так, пока я буду готовить, ты мне обрисуешь этого кредитора. У тебя, кстати, какое впечатление о нем? Ты его видела?

— А если нет, что это меняет?

— Только то, что я верю твоим глазам и твоему чутью. Правда, с Ленечкой у вас, дорогая моя мадам, вышел маленький прокольчик, нет? Не кажется?

— Нет, Сереж, о Морозове я все-таки догадывалась. Точнее, знала, но просто хотелось ему верить… Чистота принципов там, то-се… Муть это, конечно, Сережа. Какие могут быть принципы, когда на карту ставятся, с одной стороны, жизнь, а с другой — большие деньги? И плюс азарт загонщика, почуявшего затравленного зверя! Какая после этого справедливая движущая сила?.. Значит, ресторанщики, ты считаешь, не могли мстить? Ведь у них же есть что скрывать от вас?

— Нет. Завтра в МУР скатаю, посоветуюсь с операми, послушаю, что они думают по этому поводу. Почти уверен, что наши мнения совпадут. Да, в двенадцать же — похороны! Родные будут к тебе подходить, да?

— Не только. К Сапову в первую очередь. К Эльдару. Ну и ко мне. Но я им в принципе не нужна, поэтому буду переключать их сразу на тебя, так что ты далеко не отходи. Может, тебе и командировка в Нижний не потребуется, не появится и повода подозревать меня, будто я хочу от тебя избавиться.

— Ну ты и вредная девушка! Когда я это тебе сказал? Уже позабыл давно, а ты все вспоминаешь и накачиваешь себя? Смотри, если я буду сердитым, мясо не получится, либо подгорит, либо еще что-нибудь нехорошее случится, — это я тебе точно говорю, примета есть такая нехорошая.

— Молчу, кормилец! — засмеялась Марина и ласково поглядела на него. — Ну ладно, пока время есть… Короче говоря, этот кредитор, он мне представился — я записала и фамилию, и адрес, и номер телефона, — никакого долга с Леонида не получил. И когда узнал о его смерти, очень расстроился. Думаю, искренне. О сумме речь у нас не шла, но, думаю, немалая. Что-нибудь в тех параметрах, о которых рассказал ты. О чем это говорит?

— О том, что мне с ним надо срочно встретиться, — мрачно сказал Климов. — И чем скорее, тем лучше. Это далеко?

— Ты хочешь сейчас? — насторожилась Марина.

— Боюсь, что завтра будет некогда… А мне и разговору-то — в глаза посмотреть, выслушать да себя проверить. Ты могла бы и в машине полчасика посидеть. Либо вместе бы зашли, так даже и доверия больше… А за ужин ты не беспокойся, я сказал, значит, будешь сегодня пальчики облизывать.