Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр ничего не понял, но денек перерыва позволил себе сделать. Да и просто голову освежить не мешало.
Дома, по случаю прибытия главного «кормильца», готовился праздничный обед. Старине Питу, даже при его четырехсотфунтовом весе, что по нормальному счету зашкаливало возле ста шестидесяти килограммов, озверелая морозами Москва была не по нутру, старого разведчика-контрразведчика, прожженного цэрэушника тянуло в тепло. Лучше семейное. Дом Турецких, если так называть скромную квартиру на Фрунзенской набережной, его вполне устраивал.
И когда посвежевший от мороза, краснощекий Саша вступил на порог, его чуть не оглушил доносящийся из кухни громыхающий бас Реддвея. Он там что-то сочинял на кулинарную тему и делился своими откровениями с Ириной, которая, разумеется, в отсутствие супруга млела от счастья! Черт побери, черт побери…
Саша понял, как соскучился. По Иркиным глазам, по смеху Нинки, ставшей в его краткое отсутствие еще старше и солиднее. И как это у таких соплюх получается? Пятнадцать лет, а гонору — на все… На что? На какие годы? Как хорошо, что она еще маленькая, хоть и взрослая. И у нее еще есть время не стать прожженной стервой Зоей Воробьевой… Вспомнил вот, и стало грустно…
А предложений у Пита, оказалось, не одно, а целых два, как торжественно сообщил он, профессионально разделываясь с немалым куском запеченной бараньей ноги.
Первое — это официальное приглашение в Гармиш-Партенкирхен, в школу под «ласковым» названием «Пятый уровень» — «Файв левел», которой со дня ее основания стукнул ровно червонец! То есть с момента пребывания там Александра Борисовича. Будет большая программа, не исключено появление не первых, нет, но вторых лиц государств — основателей школы, что вполне реально. Пит, собственно, здесь для ведения переговоров на высоком уровне.
Попутно Питер предлагал уже там, на месте, обсудить возможность еще одного срока работы Турецкого в школе в качестве преподавателя. Это было бы большой удачей. И несомненно, очень понравилось бы его дочери Ниночке, которая всегда, как она утверждает, разумеется, рада близкому присутствию своего отца.
— Что-что-что? — напряг мозги Турецкий, заметив попутно, как забеспокоилась дочь, как отодвинулась от стола и стала что-то поправлять на нем Ирина, и, наконец, как Питер с изумленным лицом искренне не понимал, что это так неожиданно удивило друга Алекса?
— Понимаешь, Шурик?… — начала Ирина и словно сбилась с мысли.
— Пап, ну, ей-богу, ну что ты как неродной? Неужели непонятно, что если ты будешь не где-то, а почти рядом, какой-то час на машине, то я буду гораздо лучше учиться? И маме легче сновать между нами, правда?
— Пит, хоть ты можешь мне объяснить, о чем речь?
— Разумеется, Алекс! Мы тут обсудили…
— Кто — мы?
— Ну я, твоя Ирина, твоя дочь, твой друг Костя… И пришли к мнению, что ситуация в стране сейчас гораздо лучше, чем в те дни, когда мы с тобой познакомились, да. Но пока она станет совсем правильной, пока суд рассмотрит дело, так?
— Ты хочешь сказать: пока суд да дело?
— Именно! Почему бы девочке с ее выдающимися способностями к языкам?..
— К языкам?! — поразился Турецкий, услышав такое о Нине впервые со дня ее рождения.
— Именно, Алекс! У меня в Гармише, но можно и в Висбадене, и во Франкфурте, на плохой конец, в Мюнхене! Превосходный международный лицей! И это будет сделано с восторгом! Нет, я понимаю, если у тебя имеются важные возражения против этой страны, есть и Англия. Где в Кембридже у моего друга Стивена Карра имеется такой же свой лицей! И старина Стив, мой коллега в прошлом, он теперь этим балуется, детективом, книжки пишет, выполнит мою просьбу непременно! Это будет еще оригинальнее, когда мы соберемся втроем — Алекс, Пит и Стив — три ковбоя!
— Ну па-ап… — заныла Нинка.
— Шурик, разве дать нашей дочери приличное образование на высшем международном уровне не входило в твои планы? Ты ведь мне все уши прожужжал, не так ли?..
Вот это уже была настоящая, профессионально слепленная провокация, против которой… А почему, собственно, он должен быть против? И смотрят, черти, умоляюще…
— Ну, если вы считаете, что… то… как бы… мое мнение? А кто его спрашивает? Ах вы, девчонки мои любимые! Да когда ж я был против того, чтобы вам стало хорошо? Валяйте!
— Ура!! — завопила Нинка. — Значит, можно арбуз!
— Слушайте, при чем тут арбуз?
— А дядя Пит сказал, если папа согласится, выдам арбуз!
— Значит, вы за взятку работаете? Как же вам не стыдно? Ай-я-яй, девчонки! Стыд-то какой! И что будет рассказывать Пит? Что в семье Турецкого готовы родине изменить за скибку арбуза? Да кто ж со мной после этого разговаривать будет?
— Ну это, наверное, слишком, — заметил Реддвей, поднимаясь, — но прошу иметь в виду, что арбуз хороший. Когда мы с ним летели сюда, нас стюардесса, очень приятная женщина, немного путала.
Он вышел в коридор и вернулся с огромной сумкой. Раскрыл и достал оттуда воистину чудовищный арбуз, килограммов, наверное, на тридцать, не меньше, прикинул Турецкий. Да их просто и не бывает таких, решил он, определенно обман. И тем более в разгар морозов! Посреди зимы! Да где ж такие страны-то еще есть?..
Но Питер торжественно взял в руки самый большой нож, который имелся в доме, — его ему специально приготовила Ирина — отошел в сторону, оглядел арбуз, положенный на большущий поднос, какие в прошлые времена были в ходу в учреждениях общепита, а потом, взмахнув ножом, легко вошел в зеленое, полосатое тело. Всего и дела-то — короткий удар ножом, правда умелый, — и арбуз с характерным хрястнувшим звуком развалился на две большие половинки — ярко-алый, красный, вишневый, черт-те какой!
А у Турецкого от этого резкого звука и, главным образом, наверное, полыхнувшего в глаза яркого цвета вдруг что-то помутилось в голове. Словно тошнота окутала…
Он, сдерживая себя, поднялся, процедил сквозь стиснутые зубы: «Я сейчас» — и медленно вышел в коридор, а потом прыжком ворвался в туалет. И его вывернуло буквально наизнанку…
Саша прополоскал рот в ванной, посмотрел на свое побледневшее лицо в зеркале и с печальной усмешкой подумал, что, кажется, действительно постарел. Сколько на его веку случалось трупов? И не считал. В порядке вещей. Анатомичка… морги… эксгумация… экспертизы… — хоть бы хны. Значит, подошел какой-то предел. И его так вот просто не объяснить. И никому нет дела до того, что борьба за правду тоже штука, откровенно пахнущая кровью.
— Я сейчас! — крикнул он, приоткрыв дверь. — Не ждите, я не хочу!
Да, именно с таким вот звуком расколотого арбуза и закончил свой путь некрасивый и злой человек, возможно единственный раз в жизни совершивший верный поступок…
— Ну, Шурик! Ну, мы ведь ждем! — закричала Ирина.
— Да я согласен! Согласен! Пусть будет Англия, раз вы так хотите!
Дружное «Ур-ра-а-а!» донеслось до Турецкого.
«Господи, хоть бы поскорей они слопали, что ли, этот проклятый арбуз!»…