Закон скорпиона - Боу Эрин

– Где он? – прошипела Тэнди.

Мы выносили из сарая корзины, чтобы собирать яблоки. Вшестером. Уже было ясно как день, что нас только шесть. Тэнди процедила этот вопрос, пока мы находились под защитой дверной притолоки, но все равно мы украдкой бросили взгляд на Паноптикон, проверяя линии обзора.

– Не важно, увидят они, что я спрашиваю, или не уви дят, – сказала Тэнди. – Ты правда думаешь, что они не заметили его исчезновения?

– Но где он? – спросил Хан.

– Никто из нас не знает, – ответила я.

Наверняка если Элиан ничего не рассказал мне (почти ничего), то не рассказал никому другому.

Хан выглядел озадаченным, Грего – испуганным, Тэнди – взбешенной: очередной набор заранее известных реакций. Мы сгрудились вместе, плотно сбились в дверях, словно это могло нас защитить. Знали, что не защитит, но все равно надеялись.

– Надо пойти к аббату, – сказал Хан.

– Надо сообщить про него, – одновременно с ним произнесла Тэнди.

– Нас это не спасет, – отозвался Грего.

– Пусть у него будет побольше времени. – Да Ся подставила лицо свежему ветерку.

Как только она это выговорила, над головой зазвонили колокола, словно возвещая катастрофу, пожар. Словно призывая к оружию.

– М-да, время вышло, – сказала Тэнди.

– Верно, – произнес аббат, выходя из-за угла. – Будьте любезны все пройти со мной. – Он сложил губы в подобии тонкой холодной улыбки. – У нас гость.

Аббат усадил нас на траву. Грохотчиков не было видно, но они наверняка находились где-то поблизости: «королевский гость» поедал наши арбузы. Надзиратели уводили остальных заложников внутрь. Утро переходило в день. Палило солнце. Колокола умолкли, а мы так и сидели, молча и неподвижно. У меня до боли сводило живот, подташнивало. Аббат стоял перед нами, скрестив руки. Все молчали.

Вдруг мы заметили какое-то движение. Одна из грохотил, спотыкаясь, шла к нам через луг. По пятам за ней следовал большой надзиратель-скорпион. По тому, как она подпрыгивала и пошатывалась, мы понимали, что он направляет ее электричеством – гонит, как козу.

Она подошла к нам, задыхаясь. С широко раскрытым ртом и вытаращенными в откровенном страхе глазами.

– Я ничего не сделала! – выдохнула она. – Ничего!

– Это Ханна, – мягко сказал аббат, обращаясь прежде всего к нам. – Кажется, у нее пропали башмаки.

Мы посмотрели Ханне на ноги. Они были босыми. И крупными для девочки.

– Я ничего, ничего… Прошу вас… – принялся молить ребенок.

Мы были почти ровесниками, но, без наших упражнений, она и на самом деле выглядела ребенком. Голые лодыжки пошли свежими мелкими волдырями – следы точечных электрических ожогов.

– У тебя пропали башмаки, у меня же пропал заложник, – сказал аббат. – Ханна, это странное совпадение.

Смотрел он не на Ханну, а прямо на нас.

Я посмотрела на собственные ноги, обутые в таби. Вот, наконец я поняла смысл таби: в такой ненадежной обуви далеко не уйдешь.

– Интересно, что еще пропало? – сказал аббат. – Ханна, дорогая, вытри нос. Мне нужен полный перечень.

– Отец аббат… – нерешительно начала Зи.

Надзиратель кинулся к ней, она вскрикнула и испуганно отшатнулась. Добрые и благородные слова на этот раз стоило оставить при себе.

Надзиратель просеменил вперед, зарылся в подол Ханниного дорожного плаща. Суставчатой рукой он отодвинул плащ в сторону, затем обвился ей вокруг лодыжки, обхватив, как манжета. Девочка молча дрожала. Мы сидели рядом, и снизу нам было видно влажное пятно, расползающееся у нее по ноге.

– Давай же, Ханна, попытайся подумать, – сказал аббат. Хватка надзирателя становилась сильнее. Еще сильнее. – Вас не так много, чтобы ты не знала. Чего еще не хватает? Бурдюков для воды? Мешков? Карты?

– Мы ему не помогали! – крикнула Ханна.

– Я… – начал аббат и замолчал, как будто кто-то похлопал его по плечу. Но ничего не было видно. – Дети, встаньте, – сказал он. – Талис хочет, чтобы вы кое-что видели.

Широко раскрытые глаза Зи были отражением моих.

«Только бы он не оказался мертв». Мой желудок будто подпрыгнул к горлу.

«Только не заставляй нас смотреть, как ты будешь его убивать».

– Идемте же, – сказал аббат. – Вы все пропустите.

Что нам оставалось делать? Мы встали.

Повинуясь указанию аббата, мы выстроились в шеренгу, как расстрельная команда. Лицом к открытой прерии, на юго-восток.

Шли минуты, но ничего не происходило. Все еще ничего. А затем – звук из кошмаров. Вспышка – больше, чем молния, – и треск. Шипение, как будто поджаривается сам воздух. Залп орбитального оружия.

Я еще никогда в жизни его не слышала. Никто из нас не слышал. Но конечно, все знали про него, из тысяч видео. Символ. История. Вот он.

Тэнди отпрянула, наткнувшись на меня, а Грегори повалился на землю, накрыв голову руками. Пришел второй удар: свет, а затем, долю секунды спустя, – треск и грохот. Зловеще-голубая из-за эффекта Черенкова вспышка – результат ускорения элементарных частиц. Она полыхнула коротко и ослепительно, а когда в глазах прояснилось, мы увидели прямую, как стрела, колонну дыма, поднимающуюся к краю космоса.

Сперва свет, а затем облако, подпершее облака в небе.

Потом мы увидали, как механические пауки от посадочного индуктора толпой помчались к точке удара.

Элиан. Конечно, Элиан. Мы все это знали. Знали еще до того, как его вывели из-за гребня холма – в одежде грохотчика и в высоких Ханниных башмаках.

– Ну вот, – сказал аббат. – Спасибо, Ханна. Сообщи родителям, что мы с ними свяжемся.

Надзиратель отступил назад, и девочка стремительно бросилась наутек.

Аббат смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, затем повернулся к нам, постепенно, по одному градусу, как храповик.

– Итак, дети мои, – улыбнулся он. – Разве не познавательный исторический момент? Пойдемте посмотрим?

Идти смотреть никто не хотел. Но никто не осмеливался сказать об этом. Наша маленькая шеренга, выстроившаяся, как для расстрела, сбилась в кучу – ошарашенные ударом орбитального оружия, мы жались друг к другу. Хан помогал Грего подняться с земли.

– Ну же. – Аббат вскинул руку. Надзиратели словно из стен выступили и сгрудились вокруг. – Это должно быть поучительно.

И мы пошли – шестеро детей в белом двигались за старым, поскрипывающим роботом, который нащупывал себе дорогу палкой. Издалека, наверное, смотрелось идиллически. Если не обращать внимания на машины, которые кишели в высокой траве вокруг, вспугивая со всех сторон кузнечиков.

Мы двигались тем же путем, каким пришли грохотчики, – по едва заметной тропке через высокую, по пояс, растительность прерии. Трава была сухая и жесткая от августовского зноя, а буйволова ягода и древовидная полынь острыми колючками царапали нам руки. Через тонкие подошвы таби чувствовались комья земли.

Сто метров, двести – так далеко от обители еще никто из нас не уходил. Триста метров. А потом дорога кончилась.

Перед нами открылся кратер: мелкое чашеобразное углубление в земле, шириной в тысячу футов. От него еще поднимался жар и пахло печью для обжига.

На дне валялись три яблока, словно их туда уронили.

Мы стояли на краю воронки. Ближе всего ко мне оказалась Тэнди, и она тряслась – дрожь волнами исходила у нее от кожи, как рябь в воздухе от места удара. За то, что сделал Элиан, сделал так открыто, будет наказана наша когорта. Когда? Где? Как? Эта воронка, такая странная, такая горячая, вызывающая в уме столько возможных объяснений. Да уж, возможно, это будет поучительно.

И как-то по-другому. Не так, как мы привыкли. Не так, как было заведено. Не то, что мы были в состоянии вынести. Тэнди не единственная тряслась от ужаса.

Но аббат не двигался.

Аббат. Мой учитель и защитник, близкий для меня, как… как… Не придумать было сравнения. Он не причинит мне боли. До сих пор никогда не причинял.

Но вероятно, отдавал приказания причинить мне боль.

Говорил с Ханной, словно с родной.