Закон скорпиона - Боу Эрин

Но в итоге все это было не важно. Как и во времена Бури войн, машинный интеллект решил, что нас пора спасать от самих себя. Надзиратели вышли наружу.

Мы переключились на нового противника и стали швырять в них фруктами и камнями, как мячами в кегли. Кто-то даже сбил большого скорпионоподобного надзирателя ударом тыквы.

Но веселье было уже не то. Несколько разрядов, розданных кому попало, осознание того, что за нами следят, то, что мы воспитаны лучше (ну или если не лучше, то хотя бы не так), – все это взяло над нами верх. Детям перемирия трудно дается легкомыслие, и все оно тут же улетучивается.

Вечер застал нас притихшими, в синяках, разбившимися на группки и пары на забрызганной соком траве. Мы поедали осколки наших боеприпасов – куски арбуза и мускатной дыни, согретые бронзовым солнцем. Даже это было на нас не похоже – непродуманная, ненормированная пища, да на открытом воздухе. Но мы не могли выбросить столько еды. Мы разбрелись по террасам сада, повалились на объеденную козами траву и были счастливы.

Я, например, отхватила себе одно из лучших мест в обители: спиной к стене сарая, скрытая от взгляда Паноптикона. Трава здесь была не так выжжена солнцем. Приятное, полное свежести местечко, маленький оазис, пахнущий диким клевером. Я сидела одна, поджав под себя ноги, когда ко мне подошел Элиан и плюхнулся рядом. Он взял один из ломаных кусочков дыни, которые я себе собрала, и, опершись на локоть, как римский император, принялся есть.

– Спасибо, – сказал он.

– Тут хватит – хотя, вообще-то, можно было и попросить.

– Да нет, спасибо за то, что позволила разразиться всей этой катавасии. – Он ухмыльнулся, подняв голову от ломтя дыни. – Давно я так не веселился.

Он и впрямь выглядел другим человеком. Из глаз ушла настороженность, стало заметно, что они золотисто-коричневые; спина выпрямилась – теперь все тело излучало вызов.

– Мне кажется, битва едой подпадает под категорию «Неизбежные конфликты малой интенсивности», – сказала я и прокомментировала: – Это аллюзия. На Изречения. «Есть определенное количество неизбежных конфликтов малой интенсивности, до которых мне никакого дела нет».

– «Только смотрите не перестарайтесь там».

Элиан поразил меня, процитировав окончание стиха. Должно быть, мое удивление было заметно, потому что Элиан посмотрел на меня и поморщился.

– Да я не идиот, вообще-то. Если бы я попал на необитаемый остров, единственная книга, которую я бы взял с собой, определенно была бы «Почему я засадил тебя на этот необитаемый остров. Подпись: Твой сумасшедший механический властелин». Конечно, я читал эту чертову Талисову книгу.

Тут встретились наши тревожные и испуганные взгляды, но надзиратели его не тронули. Формально они обладали интеллектом, но разумными не были. Потому что они не люди. Сарказм давался им плохо.

Я перевела дух.

– Эту книгу, мне кажется, нельзя прямо назвать книгой Талиса. Просто он афористичен.

– Ага, – сказал Элиан, выбрав кусок дыни побольше. – Это точно. Афористичен – это именно то слово, которое немедленно приходит в голову.

Надо зайти с другой стороны.

– Я только имела в виду, что меня не стоит благодарить. Эту битву ведь ты затеял.

– Козел ее затеял, – возразил он. – Но ты, Грета, – ты могла ее остановить.

– Не уверена. Она слишком быстро разгорелась.

– Серьезно? – Элиан стер с подбородка сок тыльной стороной ладони. – Ты изучаешь философию власти и не знаешь, кто здесь обладает властью? Я тебе подскажу, принцесса. Ты и обладаешь.

И вот тут-то последовал электрический разряд. Элиану сошло с рук замечание о Талисе, поэтому он, должно быть, ослабил внимание, и боль застала его врасплох. Мальчик дернулся, рука подогнулась, и он упал навзничь. Я бросила дыню и ухватила Элиана как раз вовремя, чтобы он не разбил себе голову о камень. Но никакого рычага, чтобы подпереть тело, у меня не было, и я аккуратно опустила его на землю.

– Элиан?

Он не отозвался. Только еще больше откинул голову, так что подбородок задрался в небо, оголяя горло, глаза закатились, черные ресницы сомкнулись. Если бы у позы эмбриона была противоположность, то вот она – сама беззащитность. Было видно, как на шее, где мягкие ткани, бьется пульс.

И от этого внутри у меня что-то сжалось, скрутилось, как будто выжимали мокрую тряпку.

Всю жизнь я была так осторожна, так защищена броней, так собранна, а тут он, открытый и… и…

Я не могла додумать, что «и». Во всяком случае, в этот момент – ничего «дурацкого».

– Ну что за ерунда, – сказал он. – Не могли они нас не перебивать, что ли?

Внутри у меня снова сжалось, потому что я была согласна. Я согласилась с ним!

– Это ты сбил большого надзирателя? – спросила я. – Я… я надеюсь, что ты.

Элиан не ответил. Может, не понял, как важно мне было это произнести, встать на сторону беспорядка. Он поднял обеими руками кусок дыни и принялся изучать на нем пики и разломы.

– Столько суеты вокруг меня. – Он еще откинул голову и улыбнулся мне перевернутой улыбкой. – Клянусь тебе, дома я был никто.

– Перестань. Внук Уилмы Арментерос – никто? Эта женщина – воплощенная легенда!

– Да, но мама держала меня от всего этого подальше. Я оставался почти никем.

– И уверена, ты не безобразничал.

Я обошла его, чтобы у него не заболела шея от разговора со мной.

– Н-н-ну-у-у, – протянул он, растягивая слово и разворачивая к нему соответствующую хитрую улыбку. – Разве что самую малость. Время от времени.

– Время от времени… – повторила я, стараясь выглядеть строго, но мне плохо удалось.

Я сидела и смотрела на него сверху вниз.

Элиан положил дыню себе на живот и внимательно вгляделся в меня. Глаза у него снова были настороженные, и я знала, совершенно однозначно: он собрался сделать что-то категорически предосудительное.

– А ты? Тебя еще никто не… уводил? Ты сама – безобразничала?

– Редко.

Теперь строгость мне удалась. Отчетливо.

– А хотела бы?

– Хотела бы что?

У него были серьезные глаза. Даже испуганные. Но голос зазвучал сладко, как персик.

– Чтобы я тебя умыкнул?

– Элиан, за пределами этой территории я герцогиня. Никакая наша совместная прогулка не сможет пройти без участия чиновников по протоколу.

Он засмеялся – или только изобразил смех? – и огляделся по сторонам.

Проверял зоны видимости.

Я знала эти зоны намного лучше его. Знала, что Паноптикон скрыт стеной сарая. Наших лиц он не видит. Можно было не поворачиваться, чтобы в этом убедиться, но все же, исключительно от нервов, я повернулась и посмотрела на него. Потому что вдруг поняла, куда клонит Элиан. Он вовсе со мной не заигрывал. Или, может быть, и заигрывал тоже, но на самом деле этот разговор о том, чтобы сбежать отсюда.

Элиан научился говорить шифром обители. И сейчас им воспользовался. И предлагал мне побег.

Паноптикон его видеть не мог, не мог прочитать по губам. Маленькие паучки в одежде могли его слышать, но не в состоянии были проникнуть сквозь все оболочки смыслов.

– Ну, одно-то свидание у нас наверняка грядет, – сказал он. – С участием… чиновника по протоколу.

С Лебединым Всадником. Меня всю скрутило от напряжения, когда я вспомнила ее: вежливая белая женщина, с темными волосами, напоминающими шапочку синицы. Войдет в класс. Назовет оба наших имени…

– Когда?

Этот вопрос я задавала себе с первого мгновения, как увидела Элиана. Знает ли он, что ему предстоит умереть, или только догадывается? Знает ли, когда именно?

Это слово вырвалось у меня слишком бурно. На растоптанной грядке повернулся надзиратель и стал нас изучать. Я вежливо улыбнулась ему, улыбнулась Элиану, как будто польщена его вниманием. Мои щеки дрогнули в улыбке.

– Мы и так, – сказала я. – У нас уже назначено свидание.

– И этот день придет так скоро…

– Думаешь?

Знает ли он?

Руки у меня были липкими от сока. Я вытерла их о грубый лен рабочих штанов.