Закон скорпиона - Боу Эрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элиан даже не поморщился. Но продолжал молчать.
– Итак, Элиан? – напомнил ему аббат.
– Святой отец… – вдруг заговорила Да Ся. – Наша когорта вполне крепка.
– Верно, Да Ся. – Аббат повернулся к ней, улыбаясь. – Я уже давно так считаю.
– Отец, тогда, может быть, мы сумеем выровнять небольшое отклонение?
Аббат сложил пальцы домиком. Керамика стукнула по алюминию.
– Интересная мысль. Ты предлагаешь позволить Элиану к вам присоединиться?
– Если это не слишком дерзко с моей стороны, отец.
– Дерзость и впрямь твоя слабость, дорогая моя. – Аббат задумчиво погудел. – Но у тебя щедрое сердце. – Он поднял голову и обратился ко всем нам: – Дети, а как считаете вы? Вы сможете повлиять на устойчивость нашего… ммм… новобранца?
Глаза когорты обратились на меня.
Мне, конечно, лестно, что во мне признают лидера. Но я не знала доподлинно, что надлежит делать. Если я буду противоречить Зи, она поплатится. И все же – связать судьбу всей когорты с этим полудиким мальчиком? Воды мы уже лишились. И это только начало. У меня на языке вертелось: «Нет!»
Но тут паук на сердце у Элиана пошевелился. Мальчик встретился со мной взглядом. Когда-то я представила его себе рабом, поскольку видела в цепях. Но если сейчас он был раб, то раб на невольничьем рынке. Его глаза и молили, и дерзко сверкали.
– Отец, мы можем попытаться, – осторожно сказала я.
– Моя дорогая Грета. Большего никто и просить не может. – Аббат задумчиво погудел про себя, наконец решился. – Садись, Элиан.
И Элиан сел. Рядом со мной. За парту Сиднея.
Бисеринки пота блестели в мягком пушке вдоль кромки волос. Элиан дрожал.
– Вчерашняя попытка интеграции, пожалуй, оказалась для тебя слишком жесткой, сын мой, – улыбнулся аббат. – Это была моя ошибка, и я прошу за нее прощения. Мы попробуем еще раз и будем стремиться к большему порядку.
Тон аббата был ровным и беспристрастным.
– Итак. Кажется, вы вчера предложили тему, мистер Палник.
Элиан чуть заметно побледнел. Высовывающаяся из-под воротника паучья лапа двинулась к его горлу.
– Я… э… Не помню.
– Хмм… – Аббат выглядел озадаченным, пальцы постукивали друг о друга. – Третья рабская война? Ты хотел ее обсудить?
Паук под рубашкой шевельнулся. Элиан сидел абсолютно неподвижно.
– Вы, разумеется, правы, аббат, но…
На слове «но» Элиан дернулся, понуждаемый чем-то не видимым для меня. Он содрогнулся и перевел дух. Мы все задержали дыхание, ожидая, чтобы он закончил фразу.
– Я… – запинаясь, начал он, и его следующие слова выкатились наружу неестественно быстро. – Честно, я не помню, я не знаю, о чем вы говорите.
– Хмм.
Лицевой экран скрипнул на шарнире, когда аббат поворачивался ко мне.
– Грета, ты, пожалуй, лучший наш специалист по Древнему Риму. Может быть, ты порадуешь нас кратким изложением истории Третьей рабской войны? Помоги мистеру Палнику разобраться.
– Третья… – начала я.
– Встань, – сказал аббат.
Это прозвучало угрожающе строго, как выговор. Я стояла, мысленно перебирая все события, и живот у меня сжимался. Что я вчера такого сделала, с Элианом на картошке, с Зи в нашей комнате? Было ли нечто такое, за что мне можно выговаривать?
– Э-э… – замялась я.
И это было недостойно. Я постаралась себя успокоить и вспомнить, что я и на самом деле (никаких «пожалуй») лучший в когорте специалист по Древнему Риму.
– То есть я хотела сказать, святой отец… Третья рабская война была последним из трех неудачных восстаний рабов за период существования Римской республики и проходила с семьдесят третьего по семьдесят первый год до нашей эры. Мы располагаем подробными ее описаниями от Плутарха, Аппиана и Флоруса и, конечно, Юлия Цезаря – «Записки о Галльской войне».
– И прежде всего эта война известна… – подсказал аббат.
– Известна прежде всего участием выходца из рабов, военачальника Спартака, святой отец. Хотя, пожалуй, ее влияние на карьеру командиров легионов Помпея и Красса имело намного более важное историческое значение.
– Ну еще бы. – Аббат издал мягкий смешок. – Они же выиграли.
– Конечно. – У меня пересохло в горле.
Аббат повернулся. Обычно он тщательно старается вести себя как человек, двигаясь медленно и делая много лишних движений. Но в этот раз он повернулся резко, каждым кубическим дюймом ведя себя как машина, как выкидное лезвие.
– Итак, мистер Палник. Вы хотели обсудить Спартака? Может быть, вы расскажете нам, что с ним произошло?
– Он…
– Встань, – щелкнул аббат.
Элиан встал.
– Что произошло со Спартаком?
– Он… – У Элиана был такой вид, будто во рту у него что-то горькое. – Его распяли. На обочине.
– Грета?
Смысл вопроса был только в том, чтобы возразить Элиану: он неправ, и аббат наверняка это знает и ожидает, чтобы я себя проявила.
– Его судьба неизвестна, святой отец. Дисциплина армии рабов упала, и их разбили наголову: все были убиты на поле брани, уцелевшие шесть тысяч взяты в плен. Предположительно среди убитых был и Спартак.
– И значит, распятие?..
– Эти шесть тысяч пленных были распяты, отец. Кресты выстроились по Аппиевой дороге от Рима до побережья.
– Все так. – Аббат улыбнулся.
Я стояла, стоял и Элиан. Мне казалось, что мы словно соединены проводом. Я как наяву чувствовала, как этот провод затягивается у меня на шее. Под рубашкой Элиана шевелились пауки. Все молчали.
Аббат обвел глазами каждого из нас, одного за другим.
Он ничего не приказал. Но все встали.
– Хорошо, – сказал аббат. – Хорошо.
На мгновение мне подумалось… Я не знаю, что мне подумалось. Мне подумалось: вот-вот произойдет что-то серьезное.
Но аббат лишь кивнул.
– Дети, я уже занял достаточно вашего времени – приступайте к своим делам. Я буду рассчитывать на вас. Расскажете нашему новому товарищу, что у нас здесь принято.
Он протянул руку. Словно вызванные к жизни его заклинанием, зазвонили колокола.
Итак, Элиан окончательно к нам присоединился.
На улице, выскочив на солнце, он сделал три торопливых неуверенных шага и остановился. Запрокинул голову и глубоко вдохнул. Сидней однажды мне рассказывал, что домашние индейки могут захлебнуться, наблюдая за дождем. В этот момент я ему поверила. Мы все уставились на Элиана, а он стоял, разинув пасть. Шел бы дождь, Элиан был бы обречен.
Через несколько секунд он сглотнул и оглянулся на меня:
– Грета, это было великолепно. Спасибо большое. Теперь я знаю, у кого списывать, когда у нас будет контрольная.
Пауки у него под одеждой запульсировали. Я заметила, как напряглись и вылезли мускулы на руке, там, куда ударило электричество, как на миг расширились его глаза и рот. Но почти моментально все прошло. Остальные, возможно, даже ничего не заметили.
– Яблоки! – сказала Тэнди. У нее был напряженный голос. Отчего? Гнев? Страх? – Можно пойти убрать падалицу. Пошли, пока он на всех нас беды не накликал.
Одиннадцати-двенадцатилетки уже сложили яблоки в большие корзины и поставили дробилку в тени сарая. Кажется, примерно половину работы они сделали. С одной стороны агрегата была насыпана кучка мятых яблок, а по другую выстроились ведра дробленых. У одного ведра стояла коза Лупоглазка, засунув голову внутрь. Хвостик у нее был поднят. Такое ощущение, что она сразу перерабатывала яблоки в экскременты.
– Ххаву![7] – закричала Тэнди. – Ну-ка убирайся отсюда.
Коза подняла голову, работая челюстью справа налево, как человек, перемещающий сигару из одного угла рта в другой. Не имея передних резцов, козы могут есть яблоки, только устраивая такую комедию, но их это не останавливает. Лупоглазка посмотрела на нас, разглядывающих ее, вспомнила, что дорожит свободой, и метнулась прочь, как суборбитальная ракета.
– Хан, пойди поймай ее, – велела Тэнди. – Ты их любишь.
– Я не их люблю – я просто сыр люблю.