Закон скорпиона - Боу Эрин

– Это называется «грохочение». Мы стрясаем грязь через прутья. После этого картошку можно хранить без мытья. Это экономит воду.

– Вечно эта вода, – не к месту сказал он.

Но за вторую рукоятку взялся. Мы вдвоем подняли плоское сито. Я с облегчением убедилась, что он справился. Пятьдесят фунтов картошки – груз небольшой, но, стоя рядом, я видела, что мускулы у Элиана еще подрагивают. Как все мы, Дети перемирия, имели случай убедиться, электричество бывает трудно одолеть. Либо у Элиана была плохая переносимость, либо получил большую дозу.

– Так вот, значит, каково это – быть членом королевской фамилии.

– И?..

Мне начинало казаться, что я не зря обращалась с ним, как с непослушной козой. Как и наши козы, этот тип словно что-то замышлял. Сито тряслось у нас в руках, пыль взлетала и липла к коже. Я еле сдерживалась, чтобы не чихнуть.

– Да. Вот каково это – быть Ребенком перемирия.

– Вообще, я думал, тут будет хотя бы кондиционер, – вздохнул Элиан. Грего подавил смешок, и Элиан покосился на него через плечо. – Но подумать только. Неужели я обтрясаю картошку вместе с самой принцессой Гретой!

– Да, Грета, без сомнения, – наш лучший обтрясатель картошки, – съязвил Грего. – А завтра, может быть, ты вместе с Тэнди будешь разделывать козу.

– Не о том речь. – Элиан покачал головой, и надзиратель у его ног чуть приподнялся на шарнирах. Элиан едва взглянул на него. – Я просто хотел сказать, что смотрел про тебя видео, только и всего.

– Ты видел записи со мной? – удивилась я.

Конечно, я много снималась в роликах. В один прекрасный день мне предстоит стать правителем своей страны, если выживу, и важно, чтобы мой народ знал и любил меня. Они любили. Правда, скорее как могли бы любить ребенка, больного раком, поскольку все это так грустно, а я такая храбрая. Все, кто проявляет подобное сострадание – к раковому больному, к заложнику, – на самом деле не осознают, что есть жизнь в условиях постоянной угрозы. Но все равно эта любовь свою роль сыграет. Видеоролики помогут. Однако я не знала, что они известны и за пределами Панполярной.

– Конечно! Я их все видел. Интервью на прошлогоднее Рождество. На торжественной елке. Грета, ты – член королевской фамилии. Знаменитость. Как… как Гвиневра.

– Гвиневра! – в голос расхохоталась Да Ся.

Элиан пожал плечами – насколько это в состоянии сделать человек, держащий грохотку с картофелем и еще не оправившийся от недавно полученного удара током.

– Наверное, из-за волос.

– У меня совершенно обычные волосы.

– Н-ну-у-у… – выговорил Элиан, растягивая слово чуть ли не на четыре слога. – Волосы, и еще осанка, как будто у тебя линейка в твоей королевской… спине.

Слово «спина» было произнесено так стремительно, что даже самые невнимательные из нас (ну хорошо, хорошо, даже я) поняли, что оно подставлено в последнюю секунду. Замечание было грубым, неблагородным, но Тэнди рассмеялась. Не кто иной, как Тэнди! Мне показалось, будто Элиан растапливает нас, одного за другим. Правда, ни у кого из моих друзей не было таких причин оставаться холодными, как у меня. Их страны не готовились к войне с его страной. Мои друзья не видели его связанным и не слышали его криков.

Пока мы стояли над грохоткой лицом к лицу, Элиан постоянно пытался поймать мой взгляд. Было в этом мальчике нечто магнетическое, отчего трудно становилось отвести глаза. Он не принц – у них, у американцев, принцев нет, так что он, наверное, сын какого-нибудь генерала или политика, – но… Он назвал себя Спартаком. Спартак был рабом, который стал героем. Военачальник, ставший мучеником. Элиан шутил и смеялся, но в глазах у него стояло отчаяние. Словно у человека, которому объявили, что ему предстоит скоро умереть.

Я еще разок хорошенько встряхнула плетенку и опрокинула картофелины в корзину, которую держал Атта. Взлетела пыль. Я провела рукавом самуэ[4] по лбу и сморг нула пот, разъедавший глаза. День выдался жарким. Кажется, веснушки у меня слились, образовав города-государства.

Элиан толкнул рукой пустое сито и перевел взгляд с Атты на Грего.

– Если она Гвиневра, то вы двое получаетесь Ланселот и Артур. А кто из вас кто?

Атта ничего не ответил. Только посмотрел вниз на Элиана такими глазами, что в них можно было утонуть, как в колодцах.

– Атта у нас тихий, – пробормотала Зи, проскользнув между ними. Она совсем худенькая, но удивительно, как ее тело умеет защищать. – Не дразни его.

– Во-первых, – сказал Грего, – ты пропустил Хана, хотя, по правде говоря, так обычно и бывает. Во-вторых, я, разумеется, Артур. Только чуть больше литовец и интересуюсь техникой.

– А какой именно? – переспросил Элиан. – Пожалуйста, скажи, что военной!

У ног Элиана щелкнул большой надзиратель – с таким звуком ломается кость. Железяка стояла рядом, и совсем неподвижно. Пыль оседала на наносмазке его шарниров, и они поблескивали, как жирные глазки.

– Стоп! – предостерегла Тэнди.

Она следила за надзирателем, но голос ее был скорее сердитым, чем испуганным.

– Это кибернетика, да, Грего? – спросил как всегда ничего не понимающий Хан.

– Почти. – Грего стал осторожным и немногословным. – Если точнее, кибернетика и мехатроника.

– Жалко. – По лицу Элиана медленно расползалась широкая ухмылка. – Я надеялся, что ты поможешь мне взорвать это место, к чертям собачьим.

Надзиратель среагировал молниеносно.

Разряд пришелся в колено и пах. На этот раз Элиан даже вскрикнуть не успел. У него закатились глаза, и он опрокинулся навзничь. Атта выронил корзину и рванулся было подхватить его, но я стояла ближе. Элиан рухнул мне на руки, и я сама упала. Вокруг нас покатились картофелины. Несколько секунд его глаза были двумя белыми лунами, прикрытыми спутанными ресницами, но он быстро пришел в себя. И всхлипнул, хватая ртом воздух…

Нет. Он смеялся.

Распластавшийся на земле, испытывающий отчаянную боль, казалось бы, униженный – и смеялся! Он тряхнул головой, словно хотел узнать, что там внутри рассыпалось мелкими осколками – гордость, инстинкт самосохранения…

– Как ты? – Зи присела около нас.

– А-а-ах, прелестно! – крякнул он. – В компании все намного веселее.

Веселее?

Моя когорта обступила нас, в полном остолбенении. Несколько мгновений слышен был только шум ветра, гоняющего серо-зеленые сухие волны по траве прерии.

И в тот миг – миг бесстрастного прозрения – я окончательно поняла. Мне предстоит скоро умереть. Моя мать сама расчесала мне волосы, потому что Великие озера находились под угрозой, потому что моей стране предстояло ввязаться в войну.

Не важно, что агрессором станет Камберленд, а панполяры будут защищаться. «Ребятки, ведите себя хорошо, – сказано в Изречениях. – Вы поймите, я ж не буду принимать ничью сторону».

Да, Талис не станет решать, кто прав, кто виноват. Он не будет вставать на ту или другую сторону. Я как вживую слышала его, это неведомое, чуждое существо, которое говорило: «Я всех вас люблю одинаково». Он вышлет Лебединых Всадников, и они нас обоих заберут в серую комнату.

Мне предстояло умереть. Вместе с этим мальчиком, который сейчас смеялся у меня на руках. Я отшатнулась, оставив его лежать в грязи, и кое-как поднялась на ноги. Элиан перекатился на живот и вытянулся на земле рядом с бороздой. Над ним встал надзиратель. На миг красный луч взгляда уперся в меня и задрожал, словно надзиратель хотел произнести мое имя.

Глава 5. Вечерние послания

«Мама», – написала я.

В тот день – день, когда Элиан появился со своим скорпионоподобным спутником, – мы работали дотемна. В ав густе на севере это довольно поздно. Потом без сил поплелись домой и съели холодный ужин, на вкус отдававший пылью.

Я сидела в сумерках одна, за крохотным столиком у себя в келье. Зи ушла за кувшином воды, чтобы помыться, так что дневная грязь еще была на мне. Ручка нерешительно зависла над белой бумагой.