Закон скорпиона - Боу Эрин

Стол с картами, за которым я изучала бассейн Великих озер. Где читала распечатки, пока не начали кровоточить руки, и следила по новостям, как Камберлендский альянс и Панполярная конфедерация медленно сползают к войне. Страна Элиана и моя. Потребность в доступе к питьевой воде озера Онтарио. Без этого доступа камберлендцам не выжить, а Панполярная никогда его не предоставит.

У аббата расширились глаза. Они были просто двумя овалами, но казались мудрыми и печальными.

– Грета, я знаю, ты догадываешься, что грядет.

– Война.

– Я лишь хочу, чтобы Элиан хорошо себя проявил. Знаешь, всем будет лучше, если он сможет достойно себя вести. Тебе ведь придется уйти с ним. Лучше, чтобы он не поднимал шумихи.

– Скоро? – спросила я.

Аббат сделал вид, что пожал плечами, хотя плеч у него не было: вместо этого он перевернул руку ладонью вверх и развел пальцы.

– Грета, я не больше тебя знаю о реальном положении вещей. У меня всего лишь более долгий и, пожалуй, более горький опыт наблюдения, как разворачиваются подобные вещи.

Он чуть заметно склонил лицевой экран. Похлопал меня по коленке.

– Мое милое дитя, – сказал он. – Скоро тебе предстоит умереть.

Мои глаза невольно поднялись к выпуклости в стене позади него – показалось, взгляд что-то тянет.

По другую сторону этого изгиба находилась серая комната.

Серая комната была главной реалией нашей жизни, но при этом мы ничего о ней не знали. Глядя на выпуклость, мы заключили, что комната овальная. Прикинули, что она должна быть маленькой. Но ничего не знали наверняка.

Даже то, почему она называется серой.

– Я знаю, что владение информацией всегда было твоей сильной стороной и поддерживало тебя, – сказал аббат. – Не оказалось бы в данном случае неведение более милосердным.

Я ничего не ответила.

– Грета. Хочешь увидеть серую комнату?

Во рту у меня мигом пересохло. Я не могла ничего выговорить, не могла даже сглотнуть. Мне показалось, что, если я встану, кости подломятся, как сухие ветки. Но я все же встала и с невидящим взглядом вышла. Аббат вытянулся в полный рост и последовал за мной. Я обошла изгиб и подошла к той самой, незаметной и всегда закрытой двери.

Она открылась.

Серая комната.

И правда маленькая.

И правда овальная.

В ней стоял стол. Высокий. Длинный. Узкий. Металлический, потускневший до светло-серого оттенка. Истертые кожаные ремни в двух концах и два в середине. Для запястий и лодыжек. С ремней свисали четыре застежки.

Нечто вроде клетки для головы.

Аббат опустил мне на плечо свою шарнирную руку, сустав за суставом.

– Не беспокойся, Грета. Не сомневаюсь, ты прекрасно справишься.

Я вышла из обители. Словно держась за руку Лебединого Всадника, я вышла с достоинством. Хорошо вышла.

И пошла дальше, не останавливаясь.

Обитель обосновалась в излучине реки. С северной стороны нас защищает холм, с лугом и садом. Террасы с фруктовыми деревьями ступенями поднимаются над маленьким полем люцерны. Луг спускается к яркой ленте воды. На том берегу – открытая прерия. С той стороны приезжают Лебединые Всадники. Можно беспрепятственно наблюдать за их приближением.

Все ушли на обед, и на лугу стало пусто. Я пошла прямо по траве. Сад жужжал от лихорадочно носящихся насекомых, которые вели обратный отсчет к зиме. Я прошла сквозь это жужжание. Поле люцерны цвело фиолетовыми цветами. Маленькие домики пчел-листорезов. Стоговище. Сарай, где хранятся косы.

Почему нам разрешили косы? У них лезвия по три фута длиной, и мы следим, чтобы они были остро наточены. Если бы нам хватило храбрости применить эти косы, мы бы легко испортили всю торжественность придуманных Талисом церемоний.

Стебли люцерны путались и мешали мне пройти. Как будто продираешься сквозь толпу в Галифаксе, когда все руки тянутся к тебе. Стебли хватали меня за ноги, я шла все медленнее и медленнее. На берегу реки наконец упала на колени.

Мне было и жарко и холодно. И всю трясло.

В серой комнате – стол с ремнями. И что-то вроде клетки для головы.

Я была рождена унаследовать корону. А теперь моей короной станет вот это – клетка для головы.

Почва под руками была песчаной. Слышался плеск реки. Дальше мне идти нельзя – край обители, край мира.

Из-под берега поднялся надзиратель.

И его тут же пнула чья-то нога.

Произошло все внезапно: надзиратель поднялся – тяжелый, увенчанный куполом системы наблюдения – и как только он выпрямился, Да Ся подлетела ко мне, тяжело дыша, и рухнула на колени. Ногой она случайно подде ла надзирателя и опрокинула его. Тот упал.

Послышался плеск.

– Ой, – сказала Зи.

Я хотела рассмеяться, но вылетевшие из меня звуки оказались пронзительными, как предсмертный крик зайца.

– Успокойся, Грета. Не переживай так.

Она повела меня с собой, и я пошла нетвердыми шагами, пока не почувствовала, что стою, прислонившись к огромному стволу одинокого тополя. Жесткие листья шуршали над головой, как платье из парчи.

Паноптикон заслоняла листва, а надзиратель утонул. Слепое пятно. Надо отдать должное Зи – сумела найти местечко, именно сейчас, когда нам оно так нужно.

– Что произошло?

– О чем ты?

– Грета. Что произошло? Что он с тобой сделал?

– Я ее видела. Серую комнату.

Зи стояла ко мне лицом, опершись рукой о ствол рядом с моей головой. Я почувствовала, как ее ногти вонзились в морщинистую кору.

– Он сделал тебе больно? – прошептала она. Слепое пятно слепым пятном, но нельзя было быть уверенным, что никакая железка нас не подслушивает. – Аббат сделал тебе больно?

Я опустила голову. Грубая кора дерева попыталась меня остановить, потянув за прядку волос.

– Грета?

Сделал ли аббат мне больно? Да. Нет. Аббат никогда не причинял мне боль, и не стал бы. Но дерево пыталось удержать мою голову, и они тоже привяжут ее к стволу.

– Идут. – Взгляд Да Ся на секунду оторвался от меня. – Тебя ищут. Остальные. Даже Тэнди.

– А Элиан?

Если его опять забрали – новые пытки убьют его.

Но Зи тихо рассмеялась:

– Особенно Элиан. Пошли.

Она обняла меня и потянула прочь от дерева. Рука, обвивающая мне ребра, была сильной, ее теплый бок прикасался к моему. Интересно, я чувствую к ней то же, что Элиан ко мне? Чувствует ли она, что я дрожу? Рядом с ее спокойным телом я понимала, что дрожу. «Это уже слишком, – говорил Элиан. – Они убьют меня».

Я хотела сказать об этом Зи, но было не придумать такого невинного замечания, чтобы скрыть этот смысл, не было достаточно большого слепого пятна для подобного разговора. Сказать хотелось, но нельзя. Никак. На глазах выступили слезы – и Зи смахнула их мне большим пальцем.

Моя единственная подруга – и я не могу с ней поговорить. А она не может мне ответить. Мы не можем быть ближе друг другу.

Хотя…

Зи сделала шаг вперед, я отклонилась назад и снова легла спиной на дерево. И еще сильнее вжалась. Руки Зи прижали мои плечи. Колено тронуло мое колено. Она удерживала меня – а мне казалось, не дает рассыпаться. Я глянула на нее. Она чуть отпустила меня. Привстала на цыпочки. И поцеловала.

Само касание губ губами было настолько легким, что могло показаться воображаемым. Как будто на меня слетела бабочка. Я вздрогнула, и что-то глубоко внутри, до сего момента замороженное и твердое, растаяло медом.

Слова, которые я хотела произнести, вырвались чуть ли не рыданием:

– Это слишком…

– Нет, – прошептала она.

Потом подвинулась ближе и свернулась у меня под подбородком. Как ей удается быть такой сильной, когда она такая маленькая? Я чувствовала тепло в своих объятиях. И вдруг вся дрожь прошла. Ее ребра поднимались и опускались под моими ладонями. Мое дыхание замедлилось им в такт. И на несколько мгновений все – кто мы и где мы, будущее и прошлое – все унеслось прочь.

– Он не сделал мне больно, – сказала я. – Он попытался напугать меня.