Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов (Рисунки А. Лурье) - Василий Ардаматский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда в Праге гестапо разгромило наше подполье, попал я в тюрьму. Запрятали меня для начала в камеру, где было еще четырнадцать человек. Пригляделся я к ним, послушал, что говорят, и страшно удивился — все сплошь явные коммунисты. У нас в подполье каждый человек был на счету, а тут полная камера коммунистов. Когда я с ними уже перезнакомился как следует, выяснилось, что коммунистов в камере всего один — это я. А у остальных только заряд пока был. Тогда я еще раз подумал, что партия наша правильная.
Капитулирую, — хрипло рассмеялся Магурский. — Записывайте меня в вашу партию. Раз она против бандита Гитлера, я — ваш.
— Давайте-ка закрывать наше партсобрание, надо спать, — сказал Баранников.
Они пожали друг другу руки и разошлись по комнатам.
Удивительно выразительная походка была у Рудольфа Гримма! Баранников вскоре научился по походке угадывать его настроение. Гримм был одним из контрольных инженеров дирекции, подчиненных непосредственно главному инженеру Гроссу.
Постоянным местом его деятельности был сборочный цех, но он мог бывать и в других цехах, и это очень облегчало ему связь с подпольщиками. Было ему лет сорок пять, может быть немного больше. И, хотя его густые каштановые волосы от седины приобрели серый оттенок, он сохранил стройную юношескую стать и летучую легкость походки. Его худощавое лицо с прямым красивым носом, с пристальными серыми глазами и энергичным ртом могло бы принадлежать актеру, исполняющему роли волевых и сильных мужчин.
В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, Рудольф Гримм был уже инженером, но работал механиком по ремонту кранов в Гамбургском порту. Тогда в Германии инженеру нелегко было найти работу по вкусу. В порту действовала сильная организация коммунистов. Однажды Гримм попал на их собрание. Его поразила логическая ясность в речах коммунистов. Он стал читать их газету «Роте фане», Довелось ему однажды услышать выступление Тельмана. Этот бритоголовый богатырь с добрым лицом ребенка поразил его своей спокойной уверенностью о покоряющей убедительностью.
Шло время, и Гримм убеждался, что все предсказания коммунистов сбываются. Гитлер прорвался к власти точно так, как говорили коммунисты, и вызвало это именно те трагические последствия, о которых они предупреждали. Тогда Гримм пошел к коммунистам и сказал: «Я хочу быть с вами, потому что с вами правда и спасение Германии от фашизма».
Вскоре Гримм смог получить работу, соответствовавшую его квалификации и стремлениям. Он стал инженером по ангарному ремонту самолетов на Темпельгофском аэродроме в Берлине. Он еще не успел связаться с работавшими здесь коммунистами, как его разыскал представитель берлинского комитета. Их встреча и решила всю дальнейшую судьбу Гримма. Компартия нуждалась в получении данных, разоблачающих империалистические замыслы фашистов. Для этого в соответствующие отрасли промышленности направлялись верные люди. Никто из окружающих не должен был и подумать, что они коммунисты. «Вы будете глазами партии по ту сторону баррикад», — сказал Гримму представитель берлинского комитета.
Гримм с честью выполнял поручение партии. Вскоре он уже работал на авиационном заводе «Юнкере». Гитлеровцы задыхались от бешенства, стараясь выяснить, откуда коммунисты получают такие точные сведения о том, что до поры до времени фашисты хотели бы держать в строгой тайне. Во время разгрома Центрального Комитета Коммунистической партии, по свидетельству самого Гиммлера, гестапо исследовало каждую бумажку архива коммунистов, отыскивая нити, ведущие в секретные области военного производства, но найдены были данные лишь предположительного порядка. В подвалах гестапо приняли мученическую смерть многие работники партии, но пытки не сломили их, и они унесли с собой в безвестные могилы большую тайну партии.
Когда началась война, Гримм перешел в фирму, принявшую на себя разработку новых видов вооружения. И здесь он продолжал выполнять боевое поручение своей бессмертной партии. Год назад вместе с группой инженеров он начал заниматься созданием сверхсекретного оружия Гитлера, названного «фау». Одной из секций в этой группе руководил инженер фон Браун, тот самый, который ныне подвизается на службе у американской военщины. В этой секции работал и Гримм. Он понравился Брауну и вскоре был включен в главное проектное бюро. Естествен но, что он прошел тщательнейшую проверку гестапо, но остался вне всяких подозрений. И снова партия знала то, что было одной из главных тайн Гитлера.
Но к началу 1943 года создалась обстановка, когда боевой задачей стало помешать нацистам применить новое оружие. Этим занялись не только немецкие коммунисты.
Борьба против «фау» стала делом и французского подполья, которое, кстати сказать, сумело вовремя предупредить английское командование о грозящих Англии бомбардировках снарядами «фау». Но в Англии к предупреждению французов отнеслись с классическим английским консерватизмом. Сведениям, полученным от коммунистов, там попросту не поверили. Опытная английская разведка могла сделать по этому сигналу очень многое, но она начала принимать меры лишь после того, как Лондон почувствовал первые удары «фау». У французских подпольщиков не оставалось ничего другого, как действовать самостоятельно и пытаться установить контакт с немецкими антифашистами. Чего это стоило, каких жертв, знают только люди, участвовавшие в этой борьбе.
Одним из эпизодов этой борьбы было и то, что однажды на подземном заводе, о котором идет речь, немецкий инженер Гримм встретился с русским инженером Баранниковым, с французом Шарлем Борсаком, с чехом Гаеком и поляком Магурским, чтобы вместе вести беззаветную борьбу против фашизма.
15
Гримм вошел в цех быстрой, летучей походкой. Баранников сразу угадал, что инженер чем-то озабочен. Увидев, что Гримм направляется к нему, Баранников отошел к столу, где лежали чертежи, и склонился над ними. Гримм стал рядом, тоже склонился над чертежами и быстро заговорил:
— Сегодня ночью с завода увезли первую партию умерщвленных нами «фау». Я наблюдал за погрузкой. Но сколько увезли исправных! Я пришел к выводу, что мы не имеем права не думать о том, что «фау» делают не только в этом цехе, а еще и в одиннадцати секторах завода. Мы просто обязаны проникнуть и туда.
— Подождите, Гримм, не торопитесь, — сказал Баранников, рассматривая чертеж. Очень легко потерять даже то малое, что мы уже делаем. Но это малое, тоже стоит кое-чего. Сегодня увезли испорченных не меньше десяти. Так? Если принять самый минимальный расчет, что от «фау» погибает десять человек, — это значит, что мы уже спасли сотню людей, которые будут продолжать борьбу против нашего общего врага.
— Но мы обязаны спасти больше, — продолжал Гримм. — И мы это можем. В седьмом секторе есть люди, которые, я чувствую, пойдут за нами.
— «Чувствую» — это несерьезно. Людей надо знать хорошо, твердо, как свое имя.
Иначе мы поставим под удар и тех, кого сейчас считаем спасенными.
Гримм был явно недоволен возражениями Баранникова:
— Но придет час, товарищ Сергей, когда немецкая компартия спросит у меня: все ли вы сделали, что было в ваших силах? Как вы ответите на моем месте?
— Я отвечу утвердительно. Мы сейчас делаем все, что в наших силах.
— А я привык стремиться видеть далеко вперед;
— Я тоже стремлюсь к этому. Но в наших условиях смелость и быстрота действий — качества не самые главные. Умная осмотрительность и трезвый учет обстановки поважней. Особенно когда хорошее дело уже начато. Думая о новом шаге завтра, мы не имеем права спотыкаться сегодня.
Баранников замолчал. Молчал и Гримм. Посмотреть со стороны — задумались два инженера над каким-то мудреным чертежом.
Баранников коснулся локтем Гримма:
— Осторожней, как можно осторожней! Все время помните о тех ста, которых вы уже спасли. Хорошо?
Гримм кивнул и, помолчав, сказал:
— У меня для вас приятная новость. Вам передает привет Пепеляев.
— Он жив?
Гримм улыбнулся:
— С того света приветов не передают. Скоро он с вами свяжется.
Баранников крепко сжал руку инженера:
— Спасибо! Вы не представляете, какую радость вы мне доставили…
Гримм ушел, и теперь он шагал по цеху чуть медленней, в походке его была сама сосредоточенность…В это время Демка переживал очень тяжелые минуты. Он только собрался протопить печь, как в домик без стука вошел человек в штатском. Он молча обошел все комнаты и, убедившись, что никого нет, вернулся на кухню к Демке.
— Все на работе, — сказал Демка.
— Надо надеяться… — Человек в штатском смотрел на Демку и как-то странно улыбался. — А ты, я вижу, неплохо устроился?
— Что приказано, то и делаю.
— Еле тебя разыскал.
— А на что я вам? — глухо спросил Демка. Сердце его колотилось от предчувствия беды.