«Если», 2012 № 12 - Журнал «Если»

12 декабря 1944 года

Дом Пауля Шеррера был построен в швейцарском стиле, с видом на озеро, и располагался на другой стороне бульвара Зиштрассе от Рийтерпарка, с его рощицами и игровыми площадками. В середине октября Берг провел пару недель с Шеррером и его семьей и очень полюбил Ильзе, жену Шеррера и подлинную главу семьи. Понравились ему и три девочки, в возрасте от восьми до четырнадцати. К концу этих двух недель он внес семью в свой мысленный список людей, которых должен будет спасти от гнева Гитлера, если из-за Гейзенберга обострится ситуация. Ферми с семьей в нем уже значились, и Берг, улыбаясь в глубине души, уже окрестил его Списком любимых физиков.

Гейзенберг в число любимцев не входил.

Мо подошел к длинной подъездной дорожке. Снег уже шел вовсю, покрывая землю сантиметров на пять, и, судя по всему, обещал затянуться. На газоне в стороне было припарковано с полдюжины машин, наглядно живописуя цюрихский относительный достаток даже во время войны. Парочка «бугатти» и один «мерседес» говорили о присутствии каких-то местных политиков и ведущих бизнесменов. «Рено» и «ситроены», вероятно, принадлежали профессорам помоложе.

Берг уже собирался постучать в дверь, как его опередила Жанин, младшая дочь Шеррера.

— Мистер Берг! — радостно закричала она и ринулась к нему с объятьями. Из трех прелестных дочек она была самой очаровательной.

— Как же я рад видеть тебя, Жанин! — ответил он, обнимая ее. — Как сестры? Как мама?

Она рассмеялась.

— Вы такой глупый, мистер Берг. Амели единственная сестра, которая у меня есть, и ей почти одиннадцать, так что с ней не особенно-то и поговоришь. А мама — хорошо. И папа. Они так счастливы, что вы здесь, и я тоже!

Не переставая трещать, она взяла его за руку и повела в дом, видимо, намереваясь проводить его к хозяевам, прежде чем отстать. Что ж, все это прекрасно, но почему «единственная сестра»? Он твердо знал, что их было три. Не подвела ли его память?

Следуя на буксире за Жанин, он свернул за угол и предстал перед Паулем и Ильзе Шеррерами. Со всех сторон последовали приветствия, рукопожатия, объятия и благовоспитанные поцелуи в щеку; вскоре Жанин отправили к сестре, а взрослые занялись разговорами, преимущественно о погоде и детях, потому как большинство представляющих интерес тем в подобном обществе были закрыты: в толпе наверняка находились один-два агента гестапо, не считая нескольких сторонников нацистов вроде Вайцзеккера.

— Кстати, наш общий друг здесь, — все, что Шерреру нужно было сказать по окончании непродолжительного разговора. — Полагаю, он в задней комнате, откуда открывается вид на озеро.

Берг кивнул, снова пожал другу руку — сознательно, поскольку оба они понимали, что это может оказаться последним случаем, когда они видятся, — оставил Шерреров и прошел мимо гостей вроде Грегора Венцеля и Эрнста Штюкельберга, на ходу кивая и бросая «привет», но не останавливая своего продвижения к задней комнате с видом на озеро, где находился Гейзенберг.

23 августа 1943 года

Дикий Билл Донован занимался особого рода деятельностью, с подразделением, сформированным из таких людей, которые готовы были ради своей страны рискнуть жизнью, работая в стане врага.

Для Мо Берга у него была работа в Европе, работа опасная. Ему нужен был человек, способный разговаривать на всех этих чертовых языках, сообразительный, обладающий выдержкой и физическими навыками и готовый делать то, что должен. И Донован желал знать: является ли Мог Берг таким человеком?

О да, он являлся. «Запишите меня», — заявил он Доновану после получасовой беседы. «С чего мне начать?»

Однако все не так просто. Предпочтительнее завершить бейсбольный сезон и затем исчезнуть в никуда, тихо и незаметно. Сумеет ли Мо сделать это? Сможет ли он одновременно выступать за «Уайт Сокс» и за свою страну? Сможет ли покончить со спортом в сентябре, в следующем месяце начать подготовку и, быть может, уже весной приступить к действиям?

Конечно. «Запишите меня», — повторил он Доновану. Вот и все.

Однако предполагаемая незаметность Мо совершенно не удалась.

Окрыленный новой работой, исполненный самоуверенности, старый Мо исчез в дождливом августе, и за «Сокс» на первой базе теперь играл новый, дерзкий Мо Берг. Такой Мо, который просто потрясал, выполняя удар и мчась к базам как безумный. Освобождение от тревог сыграло чудесную роль, и последние пять недель сезона он ударами буквально срывал обшивку с мяча, доведя свой показатель до 0,342 и отлично играя в защите. Он вывел «Уайт Сокс» с четвертого места на третье в Американской лиге, а затем и на второе. Черт, в конце сезона оставалось пять игр, но за этот месяц Мо Берг, бейсболист, из конченного игрока превратился в ходовой товар. Тренер Джимми Дайкс громогласно провозгласил, что он потрясен смелостью и решимостью Мо. Генеральный менеджер Гарри Грейбинер поклялся ему, что не променяет Мо ни на одного игрока, а затем попытался провернуть сделку с «Сенаторс».

Все это было совсем не то, чего хотел Донован, поскольку теперь Мо оказался в центре внимания. Впрочем, делу это не особо мешало — по завершении сезона большинство людей все равно позабудет про бейсбол. Да и, в конце концов, шла война. И до черта войны, из-за оживившегося в Северной Африке Роммеля, отбившего Тобрук и уже стучавшегося в ворота Каира, из-за обстрела Германией Лондона этими проклятыми ракетами и из-за восстановленного люфтваффе превосходства в небе над Европой с помощью нового реактивного истребителя. Положение было шатким. И было много людей — и людей важных, заявлявших, что настало время для перемирия с Гитлером, чтобы Америка смогла сосредоточиться на Японии, где после прогулки по Тиниану[20] дела пошли много лучше.

Дикий Билл не был заинтересован в заключении мира с Гитлером. Дикому Биллу было известно то, о чем не ведали большинство американцев: нацисты работали над сверхбомбой, и если им удастся создать эту чертову штуку, то у них имелись и средства ее доставки — реактивные самолеты, ракеты, да еще новые, более мощные подлодки. И если подобное произойдет, не переставал ему повторять Оппенгеймер, Япония уже не будет иметь значения. Если немцы получат бомбу первыми, ничто не будет иметь значения. Война закончится, и при этом хорошие парни проиграют.

Мо Берг, шпион и ключ ко всему этому, должен готовиться действительно быстро.

12 декабря 1944 года

По пути в заднюю комнату Мо ненадолго вовлекли в два разговора, а ему нужно было сохранять спокойный и невозмутимый вид, дабы не выделяться из общества, и потому он поболтал об S-матрице, потом о погоде и, наконец, очутился у двойных дверей на задворках дома, ведущих в пристроенную заднюю комнату. Одна из дверей оказалась открытой, он зашел через нее, и там, подле окна в дальней части комнаты с восхитительным видом на Цюрихское озеро, стоял Вернер Гейзенберг, который, кивая и улыбаясь, разговаривал с гостями.

Одним из гостей была женщина. Та самая женщина, загадочный друг Мо из двух прошлых лет. Это была она, Берг нисколько не сомневался, хотя теперь она и одета по-другому, изысканнее, не по-деловому, с уложенными под кокетливой шляпкой волосами. А еще длинные серьги, красная губная помада и плечики. Роскошно. Черт, она была просто сногсшибательна!

Он подошел к небольшой группе. Женщина заметила его, улыбнулась и бросила взгляд на часы.

— Вернер, дорогой, вот как раз человек, о котором я тебе говорила — итальянский физик, работавший с Ферми, Марио Антонацци, — и она повернулась к Мо, протянув руку. — Как приятно видеть тебя, Марио. Я так рада, что ты смог прийти.

Гейзенберг пожал ему руку:

— Очень приятно, герр профессор. Как вы, должно быть, знаете, я друг и поклонник вашего коллеги, профессора Ферми. Я надеялся, что он сумеет присутствовать.

— Я виделся с ним всего лишь несколько недель назад, профессор, — у Мо получилось сказать правду. — Он надеялся приехать, но с нынешней политической ситуацией…

Гейзенберг кивнул.

— Конечно, профессор. Времена нынче трудные для всех.

Берг почувствовал чью-то руку на плече, ту самую вспышку дезориентации. Это оказалась его знакомая, другую руку она положила на плечо Гейзенберга.

— Мальчики, — сказала она со смешком, — поболтать можно и потом. А прямо сейчас я хотела бы увести вас обоих отсюда. — Она снова посмотрела на часы. — Мне пообещали, что через несколько минут мы увидим потрясающее зрелище. Совершенно особенный визит моего старого друга. Не составите ли вы оба мне компанию? Пожалуйста!

Женщина взяла их за руки, и им не оставалось ничего другого, кроме как последовать с ней к дверям, выходившим на задний двор дома, откуда дорожка вела к деревянным мосткам, заканчивавшимся пристанью. В это время года лодки там уже не швартовались, но не было и льда на воде. Для декабря ночь была теплой, отнюдь не морозной.