История Нины Б. - Йоханнес Зиммель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот как!
— Да, так! Все абсолютно надежно. Правда, есть одна маленькая сложность. Один из трех парней пристегнул ее к руке металлической цепью. На цепи есть замок, мы видели. И насколько мне известно, ключ от этого замка находится у другого.
— И как же…
— Послушайте, вы что, хотите меня обидеть? У меня паховая грыжа не на кулаках. Я специалист в этих делах. Видите эту дурацкую вышку с антенной? Так вот, когда я вижу ее огни, я становлюсь по-настоящему сентиментальным. Это правда! Я повидал мир, но такого нет нигде! Мне кажется, что сейчас я говорю так, будто я родился в Берлине, а не в Дрездене. Или я не прав?
— Конечно, вы правы.
— Брат здесь не выдержал. Здесь для него слишком тихо. Он же официант, вы знаете. А официант любит торжество, суету, веселое настроение. Но мне этого не надо! Да взгляните же вы на эти огни! Там наверху есть ресторан. Правда, я сам в нем никогда не был. Но говорят, что там просто здорово!
26
В пансионе «Роза» у меня была маленькая комнатка, такая же, как и у вдовы Майзе в Дюссельдорфе. Обставлена она была точно так же, без намека на вкус. Но она не была сырая, и у кровати действительно стоял телефон. На полке лежали Библия, справочник для любителей домашних животных и три французских журнала — «Регаль», «Сенсатион» и «Табу». В «Регале» были фотографии с голыми девицами, в «Сенсатион» — с голыми парнями, а в «Табу» — и то и другое.
Я прилег на кровать и стал листать журналы. Я прочел, что домашние кролики очень плодовиты. В период с марта по октябрь они приносят каждые пять недель от четырех до двенадцати крольчат, которые уже через шесть месяцев сами могут давать приплод, несмотря на то, что в настоящих взрослых кроликов они превращаются лишь через год.
Потом я стал искать в Ветхом Завете историю о Ное и о Всемирном потопе, но к этому времени я уже так устал, что ничего не нашел.
Я уже спал, забыв выключить свет, когда в половине третьего ночи меня разбудил телефонный звонок:
— Хольден?
— Да.
— Говорит Кольб. — В его тонком голосе кастрата звучало удовлетворение. — Я вас разбудил, приятель?
— Да.
— Ну и отлично. Все в шоколаде. В шесть тридцать в аэропорту «Темпельхоф». В ресторане. Не опаздывайте. Там вы получите эту штуку.
— Она уже у вас?
— Послушайте, быстро только кошки родятся. Пока господин еще лежит в постели и спит.
— Но…
— Почему вы такой нетерпеливый? Вы что, баварец?
— Точно.
— Я так и думал! Я ведь вам уже сказал — встречаемся в ресторане аэропорта. Спокойно закажите там чашечку кофе. А я туда приду. И он тоже туда придет. Он летит в семь. А это значит, что он купил билет на семь часов. Здороваться со мной вам совсем не обязательно. Когда я пойду в туалет, вы расплатитесь и подгоните машину к входу в аэропорт. Усекли?
— А если вы не пойдете в туалет?
— Поверьте, я обязательно туда пойду.
Утром светило солнце. Все было точно так же, как и за день до этого. Я поехал в сторону аэропорта. В ресторане я заказал чашку кофе. Внизу, на летном поле, подкатывали серебристые лайнеры. Их заправляли горючим, голос из динамика информировал об отлетах. Я видел, как пассажиры шли к самолетам. Ресторан постепенно заполнялся людьми.
В 6.25 появился Кольб. Теперь на нем был синий двубортный костюм в тонкую белую полоску и открытая белая рубашка. Он уселся рядом с выходом, сделав вид, что не знает меня. Я делал то же самое, и мы оба пили кофе.
В 6.40 в ресторан вошел мужчина. В правой руке у него был толстый портфель из свиной кожи, пристегнутый к запястью металлической цепочкой. Высокий, стройный, в черных роговых очках, он был похож на ученого. Светловолосый официант принял у него заказ в 6.42. Бывший партерный акробат группы «Артуры» читал газету «Тагесшпигель».
— Внимание! — раздался голос из динамика. — Начинается посадка в самолет, рейс пятьсот сорок шесть, авиакомпании «Эйр Франс», вылетающий в Мюнхен. Желаем вам приятного полета.
В 6.48 блондинистый официант принес мужчине в роговых очках чашку кофе. Официант оказался очень неловким. У самого столика он споткнулся, кофейник опрокинулся, и его содержимое вылилось прямо на серый фланелевый костюм мужчины в роговых очках.
Возник небольшой скандал. Мужчина в роговых очках стал громко возмущаться. Официант извинился. В дело вмешались другие посетители ресторана и поддержали мужчину в роговых очках, сказав, что официант действительно работает спустя рукава.
Мужчина в роговых очках попытался отчистить свой костюм с помощью носового платка. Но это ему не удалось, так как у него была свободна только левая рука. Неловкий официант порекомендовал воспользоваться туалетной комнатой. Рассвирепев от произошедшего, мужчина встал и вышел из ресторана. После его ухода поднялся Кольб. Я вышел вслед за ним…
Туалеты были расположены слева от входа в ресторан. Когда я проходил мимо мужского туалета, я услышал отвратительный скрежет, раздававшийся из-за закрытой двери. Я прошел через вестибюль для пассажиров в сторону выхода и направился к стоянке автомобилей за своей машиной. Огромная полусфера радара аэропорта медленно вращалась в утреннем воздухе…
Как только я подкатил «Кадиллак» к стеклянной двери аэропорта, появился Кольб. В руке он держал портфель из свиной кожи. Он сел ко мне в машину, и я тронулся с места. Теперь портфель лежал между нами. Его металлическая цепочка была порвана, а на ее звеньях были следы крови.
— Вы можете высадить меня на Курфюрстендамм, — сказал Кольб, вытирая руки грязным носовым платком, — они тоже были слегка запачканы кровью. — Вам ведь все равно ехать через Курфюрстендамм, раз вы направляетесь в сторону автобана, а мне как раз надо в собес.
— Куда?
— Да в собес, получить пособие.
— Не слишком ли сейчас рано?
— Ничего, так я буду в очереди первым. Ждать я привык. Обычно я читаю газету. А как вы относитесь к этому Хрущеву, приятель?
Так, за разговором, я довез его почти до конца длинной улицы Курфюрстендамм. Здесь он со мной распрощался:
— Вы доставили мне удовольствие, Хольден. Мне очень приятно, что я обслужил вас без сучка без задоринки. Постарайтесь как можно быстрее выехать из города. А потом уже можете ехать не торопясь.
— Никаких проблем.
— Передайте привет господину Бруммеру. Я всегда к его услугам.
— Обязательно передам.
— А скажите… — его заинтересованный взгляд остановился на пакете со сластями, все еще лежащем в салоне, — в пакете ведь шоколад, верно?
— Верно.
— А что вы будете с ним делать?
— Ничего.
— Вы не отдадите его мне? У меня двое мальчишек. Они просто помешаны на шоколаде. Полагаю, что господин Бруммер не будет возражать.
— Конечно нет, — сказал я, и он взял из салона пакет. Какое-то время я его еще видел в зеркале заднего вида. Он стоял с пакетом у кромки дороги и выглядел очень довольным.
Я постарался как можно быстрее выбраться из Берлина. На границе между зонами по-прежнему все было тихо. Контроль прошел без неожиданностей. Я доехал до заброшенной стоянки в районе Брюкка, остановился и достал лежащий под моим креслом портфель.
В то утро на стоянке было еще тихо. Вдали паслись коровы. Я обратил внимание на ветряную мельницу с медленно вращающимися крыльями.
Открыв дверцу машины, я высунул ноги наружу. В портфеле я обнаружил фотографии и документы, а также письма и фотокопии документов с подписями нотариусов. Я просмотрел фотографии, прочитал все письма и все документы, в том числе и фотокопии.
Медленно всходило солнце, и становилось теплее. Время от времени мимо меня проезжали автомобили. Коровы, наклонив головы к земле, поедали траву.
Прочитав все документы и просмотрев все фотографии, я спрятал их в портфель и, опять засунув его под сиденье, поехал дальше. Солнце находилось слева от меня. Я включил радио. Радиостанция «Дойчландзендер» передавала утренний концерт. Мне вспомнились слова Бруммера: «Тот, кто владеет этой папкой, — самый могущественный человек в городе, а может быть, и во всей стране». Я не знал, насколько могуществен был самый могущественный человек в городе и во всей стране. Однако папка, о которой говорил Юлиус Бруммер, теперь находилась под моим сиденьем. Портфель слегка скользил вправо-влево, позвякивая металлической цепью. Все это время я думал о своей матери…
Самым любимым днем моей матери всегда была суббота, а самое любимое время — полдень. У нас была бедная семья, было много долгов. Но раз в неделю на лице у матери появлялось радостное выражение, и она говорила: «Роберт, дорогой, наконец-то мы можем быть спокойны, хотя бы до утра понедельника! В это время не может прийти судебный исполнитель, ни сегодня после обеда, ни завтра никто не сможет отключить ток. Вот почему суббота для меня самый прекрасный день недели!» Я спрашивал: «А почему не воскресенье, мама?» Она отвечала: «В воскресенье, дорогуша, я опять думаю о наступающем понедельнике. А в субботу впереди еще целый день!»