На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необходимость в отправке тяжёлой почты возникала часто. Например, поступило задание на приобретение для нужд отдела в Москве трёх десятков «глазков», используемых для чтения материалов «в плёнке». На каждый кабинет в «конторе» – по глазку. Случались и более весомые отправления: «Посылаю в двух чемоданах испанские учебники по Вашему заказу. В отдельном ящике – пластинки с курсом испанского языка. Также по Вашему запросу – комплекты мексиканских газет и журналов, книги с очерками на политические и бытовые темы и 2 экземпляра произведения Маргариты Нелькен «Кремлёвские башни».
Потребность Центра в справочных материалах постоянно росла. В начале 1944 года Тарасов отправил в Москву ежегодники «Who is who in Latin America?», «Almanach de Gotha», «Statesman’s yearbook», «Political handbook», «South American handbook». Не прошло и месяца – новый «заказ», на этот раз на экономические и политические карты Мексики, Центральной Америки, Аргентины, Бразилии и Чили. Вскоре Москве потребовались справочники по столицам – Мехико-Сити, Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро, Сантьяго-де-Чили и их подробные планы.
В Мексике далеко не все испытывали эйфорию от побед Красной армии. Газеты и радио, используя американские источники информации, обрабатывали население в антисоветском духе. Особенно выделялась газета «Эксельсиор» и её ведущий обозреватель Карлос Денегри[26], который нагнетал панические настроения, призывал не доверять Сталину: «С каждым днём всё очевиднее – русская экспансия угрожает западной цивилизации». Тарасов предложил отреагировать на грубую провокацию газетчика, но Уманский возразил: «Эксельсиор» – это частная газета, которая критикует всех, в том числе правительство. Связываться с ним не стоит».
Уманский был прав, отказавшись от полемики. Ничего страшного, от ещё одной клеветнической статьи Советский Союз не развалится. Денегри использовал любую возможность для саморекламы, ввязывался в дискуссии, ссоры, стычки по любому поводу. Правительственные чиновники его откровенно боялись: Денегри долгие годы доминировал в мексиканской журналистике. Он обладал «нокаутирующим» даром слова и часто пользовался этим, шантажируя очередную жертву. Но конец бесчинствам Денегри всё-таки наступил. Финальную точку поставила его жена. Впрочем, случилось это годы и годы спустя после разговора Уманского и Тарасова. Очередной запой журналиста привёл к трагедии. Как это случалось ранее, он стал издеваться над молодой женой, избивать её и провоцировать, рассказывая о своих изменах.
Линда – жену звали Линда – воспользовалась револьвером мужа, и выстрелила в него всего один раз – в голову, когда Денегри повернулся к ней спиной. Потом, отсидев два года в тюрьме, она написала книгу «Я убила Карлоса Денегри?». Именно так, с вопросительным знаком в названии…
Тарасов знакомился с полезными людьми в МИДе, посольствах, общественных и политических организациях. Продолжил деловой контакт с руководителями «Свободной Германии» – писателем Людвигом Ренном и Паулем Меркером, бывшим председателем коммунистической фракции рейхстага. Резидент приступил к «ревизии» людей, включённых в план-задание: кто из них будет полезен, а от кого следует отказаться. Первую «установку» Тарасов провёл в отношении Самуэля Риша, имевшего псевдоним «Деловой». Из ориентировки на него следовало, что Риш родился в 1896 году в России, в настоящее время – мексиканский подданный, крупный коммерсант-меховщик с обширными коммерческими связями, в том числе в США. В 1939 году Риш участвовал в торгах пушного аукциона в Ленинграде, где и был привлечён к работе.
Предварительно Тарасов навёл справки в Еврейском комитете помощи России. Выяснилось, что такой человек существует, но данные на «Делового» не соответствовали реальному положению вещей. В отрасли он был одним из самых мелких коммерсантов и продавал дешёвые меха в провинции.
Тарасов поднялся в конторку Риша как обычный клиент, желающий купить каракуль на воротник. «Деловой» обитал в двух полутёмных комнатушках на четвёртом этаже старого запущенного дома, в котором ютились всевозможные заведения кустарного типа. С первых же слов Тарасова меховщик понял, что перед ним – русский, и не смог скрыть испуга. Потом кое-как совладал с нервами и спросил, откуда покупателю известен его адрес.
«Проходил по улице, увидел вашу табличку, вспомнил о воротнике, – ответил Тарасов. – Почему вы так разволновались?»
Риш чуть расслабился и рассказал, что несколько лет назад ездил в Россию, где имел очень неприятный разговор с «одним человеком» (по предположению Тарасова – с «Максимом»), который предложил ему «помогать Советскому Союзу» и которому он не решился отказать. Боялся, что не выпустят из страны или репрессируют родственников.
Дрожащим голосом Риш сказал Тарасову:
«Я был бы очень рад, если бы вы больше ко мне не приходили. У меня маленькое дело, и если американцы узнают, что я имею общие дела с вами, это станет катастрофой для моего бизнеса. Никакая американская фирма не продаст мне ни одной шкурки».
Резидент выяснил, что по сведениям, собранным в Еврейском комитете, Риш действительно купил меха на ленинградском аукционе, но на деньги, полученные от группы мелких коммерсантов. Сам Риш участия в деятельности Комитета помощи России не принимает, всегда отказывал в пожертвованиях. Вывод Тарасова: «Омерзительный тип. После разговора я решил с ним больше не связываться, ибо он ничего для нас не сделает».
Начальник отдела Граур написал под текстом телеграммы только одно слово: «Согласен».
Столь же объективно, но с элементами «литературной образности», Тарасов отчитался в отношении «Антиадольфа» и «Тихого» с кратким резюме: «Для использования в наших интересах категорически не подходят, идейно и морально переродились».
С Еленой Васкес Гомес («Се́дой») Тарасов связался в сентябре 1943 года. Строгая сотрудница мексиканского МИДа в чёрном костюме мужского фасона оказалась информированным человеком, с широким кругом интересов. Она была доверенным лицом экс-президента Ласаро Карденаса, часто выполняла его конфиденциальные поручения, вращалась среди политиков и дипломатов и, соответственно, была в курсе текущих внутри– и внешнеполитических событий. Елену Васкес Гомес в окружении Карденаса считали своей, ценили за надёжность и умение молчать. Зная о патриотическом прошлом семьи Гомес[27], с доверием относился к Елене и действующий президент Авила Камачо.
В агентурную сеть ИНО НКВД Гомес была включена в 1938 году во Франции, её «крёстным» в разведке стал Эйтингон. В Париже она работала 3-м секретарём посольства Мексики. В учётах Центра Елена вначале значилась под псевдонимом «Он», затем стала «Се́дой», от испанского слова seda, означающего «шёлк, шёлковая». Трудно сказать, почему избрали такой псевдоним, может быть, по контрасту с её реальным характером? Елена точно не была ни мягкой, ни шёлковой, ни податливой. По крайней мере, для мира мужчин. О том, что она лесбиянка, догадывались многие, но только догадывались. Её многолетняя подруга Тереса Проэнса Проэнса тоже придерживалась левых взглядов и с 1938 года тоже была включена в агентурную сеть советской разведки.
К концу президентского периода Карденас отозвал Елену Гомес из Франции и представил своему преемнику – Мануэлю Авиле Камачо как надёжную и умную помощницу, не раз выполнявшую поручения конфиденциального характера. В то время Камачо очень беспокоили закулисные манёвры соперника – генерала Альмасана, которого поддерживала не только «пятая колонна» нацифашистов,