На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

Сталину, и он сказал мексиканскому посланнику, что если в будущем тот пожелает его увидеть, то может сказать об этом Молотову…

Доброжелательное отношение Сталина к послу во многом объяснялось тем, что Луис Кинтанилья с 1938 года сотрудничал с советской разведкой. Фитин доложил «объективку» на агента «Баска» за несколько дней до приёма.

Между тем поиски здания для посольства продолжались. К работе подключился МИД Мексики, рекомендовав надёжного и ответственного архитектора по имени Хосе. Василевский-Тарасов вспоминал: «Прошла неделя, и молодой архитектор пригласил меня поехать осмотреть ещё один дом, который как он уверял, обязательно должен понравиться нам и удовлетворить всем требованиям. Дом находился на авениде Такубая, 24, невдалеке от парка Чапультепек, в десяти минутах ходьбы от главной улицы – Пасео-де-ла-Реформа [нынешнее название авениды Такубайя – улица Хосе Васконселоса]. Трехэтажный особняк в «английском стиле» ранее сдавался посольству Бразилии.

Он стоял в тенистом саду, отгороженный от улицы высокой и очень красивой кованой решёткой. В центре дома находился большой двухсветовой холл под стеклянным куполом и балюстрадой с колоннами на втором этаже. Кроме холла, на первом этаже были зал с позолотой, приёмный кабинет с панелями красного дерева, курительный салон, обитый серой материей, малая и большая столовые, отделанные тропическим деревом. На втором этаже – ряд больших светлых комнат, двери которых выходили на балюстраду. Мраморная лестница в два марша вела из холла на второй этаж. Короче говоря, это была великолепная резиденция, будто специально сделанная для размещения посольства».

Тарасов приложил немало усилий, чтобы договориться с Парадой, владельцем особняка, об окончательной цене и определиться с МИД Мексики о процедуре оформления сделки. Уманский был в курсе событий, вдохновлял Тарасова, подсказывал, иногда консультировался с Москвой. Долгожданный день всё-таки настал. Василевский-Тарасов вспоминал: «Когда я доложил послу о результатах своих переговоров в МИДе, он, смеясь, сказал:

– За все ваши хлопоты я дарю вам этот дом. Заключайте сделку на своё имя. Надеюсь, вы нас не выселите?

Превратившись при покупке дома у Парады в частное лицо, я занялся оформлением сделки. Итак, почти в центре Мехико-сити я стал «владельцем» старинного поместья. Вскоре сеньор Хосе [архитектор] отремонтировал дом и переделал домовую церковь в уютный кинозал на тридцать мест. В нём мы показывали на приёмах нашим гостям новые советские фильмы и фронтовую кинохронику».

Наконец-то 22 сентября «въехали» в служебные кабинеты дипломаты, смогли приступить к своей работе шифровальщики. В некотором отдалении от «дипломатического сектора» посольства располагалась редакция бюллетеня на испанском языке. Уманский пригласил Констанцию де ла Мора редактором-стилистом. В этой работе ей помогал испанец Хосе Эррера Петере[22], участник гражданской войны, поэт, прозаик и драматург. Надо ли говорить, что бюллетени и «Боевые листки» к нему издавались на высоком литературном уровне, и лейтмотивом многих публикаций была необходимость открытия второго фронта в Европе.

Здание посольства не имело помещений для квартир сотрудников. В нём могли разместиться только сам посол, завхоз, заведующий шифровальным отделом, шифровальщик резидентуры, курьер спецохраны и уборщица. Все другие снимали частные квартиры в городе. Средний и высший состав посольства не испытывал сложностей с оплатой жилья, низкооплачиваемые сотрудники – жаловались. Они выходили из положения «вскладчину»: нанимали общие квартиры и делили их по комнатам.

С Пабло Нерудой, генеральным консулом Чили в Мехико-сити, Тарасова познакомила Констанция де ла Мора. «Просоветские» политические взгляды Неруды сформировались ещё в годы работы в Испании и Франции. Кони подтвердила это: «Взгляды Пабло остаются непоколебимо советскими, его поэма «Песнь о Сталинграде» – замечательное доказательство этому». Неруда пригласил Констанцию и Тарасова с женой на день своего рождения. Кони посоветовала Тарасову не покупать имениннику подарок, мол, «в доме поэта ценят оригинальные, не совсем обычные вещи». Тарасов обсудил с женой ситуацию: разве можно идти на день рождения без подарка? И выход нашёлся: «Решили принести с собой наше национальное блюдо: русские жареные пирожки с мясом. Сотни две этих пирожков мы уложили в большую эмалированную кастрюлю и, захватив бутылку русской водки, отправились в гости».

Шумная весёлая публика, собравшаяся в резиденции Неруды – вилле «Роса Мариа», – расхватала пирожки на дальних подступах к имениннику, незаметным образом исчезла и бутылка с водкой.

По свидетельству Тарасова, именно он представил Уманского Пабло Неруде. В свою очередь Неруда познакомил советских дипломатов с вице-консулом Энрике Делано, который симпатизировал Советскому Союзу, считал Сталина лидером прогрессивного человечества. Встречи Тарасова и Делано получили продолжение. В воспоминаниях Василевский-Тарасов отметил, что «Энрике сразу расположил к себе простотой и душевностью. Он всегда был полон творческих замыслов. Рассказывая о своей стране, он говорил слегка нараспев, а когда увлекался, опять переходил на изложение своих литературных замыслов». Делано был знатоком советского киноискусства: видел многие советские фильмы. Оказалось, что его хороший знакомый, сенатор-коммунист Пайроа, владевший сетью кинотеатров в Чили, приобретал их в представительстве Совэкспортфильма в Нью-Йорке и показывал чилийцам.

Для Тарасова чилийский вице-консул был перспективным кандидатом на вербовку. Резидент дал ему псевдоним «Фрегато» и сообщил в Центр: «Энрике Делано – близкий друг Пабло Неруды, которым и был мне рекомендован. В настоящее время я использую его для получения справок и характеристик, но в дальнейшем намерен оформлять с его помощью нужные нам документы и получать визы, а также освещать характер паспортного режима в его стране, пересылать через него почту и поддерживать связь с нашими стажёрами в странах Южной Америки. Эту работу «Фрегато» можно доверить полностью».

Из Центра разъяснили: «Делано для нас человек не новый. Ещё в мае 1942 года наш работник «Артур» [И.Р. Григулевич. – Н.Н.] имел рекомендательное письмо к нему от руководителя чилийских земляков [Гало Гонсалеса. – К.С.], который просил «Фрегато» оказывать нам помощь в работе[23]. Руководитель земляков характеризовал «Ф» положительно, отзывался о нём, как о растущем и способном дипломатическом работнике. Тогда по ряду обстоятельств Центр не санкционировал его привлечения к нашей работе (не был достаточно изучен, вроде бы состоял в одной из масонских лож и пр.). Ваши слова о том, что он «старый земляк», не подтверждаются. Мы его проверили по учётам, нашим и Большого дома, – таких сведений о нём нет. Учтите это. «Фрегато» будем именовать в дальнейшем «Франк», поскольку он был зарегистрирован под этой кличкой».

Реакция Центра по поводу установления Тарасовым контакта с Делано была относительно мягкой. Но с подтекстами. Главное: чилиец по-настоящему не проверен, и предлагать его на данном этапе для выполнения весьма деликатных поручений преждевременно.

В первом отчёте из Мехико резидент написал: «Высланную вами ранее почту с данными на стажёров я просмотрел во время пребывания в городе тов. «Луки» [П. Пастельняка. – К.С.]. Плёнку пришлось оставить у него, поскольку в Мехико я некоторое время не имел возможности пользоваться секретными материалами из-за жизни в отеле. Несмотря на мои напоминания, эту почту с планом-заданием я не