Отдел «Массаракш» - Антон Первушин

Такое тоже не забывается.

Облом выплюнул обслюнявленный кончик цигарки и вдруг увидел напарника, бредущего через плац.

Нога за ногу, массаракш! А я его дожидаюсь, все глаза проглядел. Массаракш и массаракш!

Птицелов хоть и был голоден, не спешил в казарму. Беседа с штаб-врачом не выходила у

него из головы. Сегодня господин Таан был как- то особенно разговорчив. И грустен. Странное сочетание, если подумать. Обычно грустные молчаливы. Хотя много ли Птицелову доводилось видеть грустных людей? Мутантов, да. Мутанты, они по жизни обиженные. На всех и вся. На Мир, на солдат, на соседей, на родителей, на детей, на себя самих. А вот люди разные бывают. Злобные, задумчивые, беззаботные. Умные, как господин штаб-врач. И хитрые, как Облом. Облом — человек с тайной. Птицелов это остро ощущал. Не то чтобы напарник врал бесперечь, но что-то в себе берег. Для личного употребления.

А вот случай господина Таана сложнее. Птицелову не хватало ни опыта, ни знаний, чтобы разобраться в случае господина Таана. Штаб-врач не врал, не таил в себе что-то, не предназначенное для посторонних. Птицелову казалось, что у господина Таана не было даже мелких грешков, которых полным-полно у любого смертного. И тем не менее святым штаб- врача язык не повернется назвать. Любил он и выпить, и в картишки с господами офицерами перекинуться. Но при этом отличался от них чем-то неуловимым, какой-то запредельной серьезностью во всем, что касалось дела. Не было в нем этого пренебрежительно-ироничного отношения ко всему в Мировом Свете, присущего гарнизонной элите.

А больше всего Птицелова подкупало, что не было в господине штаб-враче Таане настороженно-брезгливого отношения к мутантам. Ведь мутант — не человек по определению. Вешать мутантов запрещено, но плюнуть вслед и суеверно омахнуть лоб растопыренной пятерней, чтобы удача не покинула, — в порядке вещей. Отказать мутанту в положенной по закону помощи нельзя, донесут доброжелатели, вовек не отмоешься, но вывесить на дверях злачного заведения табличку «Не для мутантов» — в порядке вещей. Не принять на работу с перспективой получения вида на жительство в центральных районах невозможно, но не выдавать этого «вида» под разными предлогами — в порядке вещей.

Так вот, к штаб-врачу Таану все это не относилось. Он ни словом, ни тем более делом не показывал Птицелову, что относится к нему как к недочеловеку. Скорее — как к ребенку, которого еще многому нужно научить, но ведь Птицелов в сущности и был ребенком. Беседы их с врачом проходили по-разному. Птицелов чаще всего рассказывал о том, что пережил и видел. Господин Таан — о Мире, его прошлом и настоящем, о мирографии и истории, о диковинных существах, что обитали в нем в далеком прошлом, и не менее диковинных существах, обитающих в нем сейчас. Когда штаб-врач говорил об этом, глаза его сияли, как два Мировых

Света, а речь становилась плавной и гладкой, будто Таан читал в открытой, но невидимой для Птицелова книге. И это продолжалось у них из вечера в вечер, до сегодняшнего дня.

Сегодня разговор получился особенным. Господин Таан эту особенность никак не обозначил, но Птицелов ее почувствовал. Наверное, потому, что штаб-врач был особенно грустен. Началось с того, что Таан попросил Птицелова снова рассказать о себе: от момента, когда он, Птицелов, остался сиротой, и до того, как увидел на берегу реки железную птицу. Слушал внимательно, задавал вопросы. Иногда странные, вроде: почему Неназываемых так называют? Решил зачем-то проверить Птицеловов дар распознавать ложь. И тоже как-то странно. Сказал: «Мир представляет собой поверхность огромного шара, без всякой опоры висящего в пустоте». И не соврал ведь! То есть Птицелов почувствовал, что господин штаб-врач верит в это искренне, нисколько не сомневаясь в истинности этого более чем сомнительного утверждения.

Птицелов вспомнил слова Колдуна о множественности Мировых Светов, рассеянных в пустоте, и собственную умозрительную картинку вывернутого наизнанку сыра. Прямо как в песне, которую в казарме напевали дэки: «Эх, массаракш, массаракш, еще много массаракш…».

Все эти песенки, картинки, туманные прорицания Колдуна — что они объясняют в Мире? Да почитай что ничего. Даже железных птиц с коричневыми пилотами. Подумаешь, пришельцы из другой дырочки в толще сыра! Ведь сказано же в книгах, что в толще земли есть обширные пустоты, заполненные расплавленным камнем. А значит, могут быть и тоннели между мировыми пузырями, сквозь которые железные птицы проникают в наш Мир! Спросить об этом у господина Таана? Не стоит, пожалуй. Он и так вон печален сегодня. Как будто вынужден вести эту беседу с мутантом не по своей воле, а по чьему-то приказу. Не напрасно всю дорогу Птицелова не покидало ощущение, что при разговоре присутствует кто-то третий — невидимый, но могучий, вершитель судеб.

Но больше всего Птицелову запомнилось окончание разговора с господином штаб-врачом.

«Должен тебе признаться, дружище, — сказал Таан, — что в последнее время активно хлопочу о твоем переводе в Столицу…»

«Меня? В Столицу?! — не поверил Птицелов. — Без вида на жительство?!»

«Это труднее всего, — отозвался штаб- врач. — Бюрократия страшная, такая при Отцах и не снилась… На ключевых постах сидят отъявленные генофобы… Ну те, которые мутантов ненавидят… Они цепляются к каждой закорючке в бумагах. Дело движется, но медленно…»

«Да уж, — ухмыльнулся Птицелов. — Вот если бы вы, господин штаб-врач, написали прошение о моем повешении, тогда да, тогда дело бы двигалось гораздо быстрее…»

«Шутишь? — невесело улыбнулся Таан. — А мне не до шуток… Но, слава Мировому Свету, я нашел одно ведомство, которое может быть заинтересовано в сотрудничестве с тобой, Птицелов…»

«Медицинское? — спросил Птицелов. — На нарах поговаривают, что столичные врачи набирают мутантов-добровольцев для проведения опытов…»

«Да, есть такое дело, — грустно покивал господин штаб-врач, — но ведомство, о котором я говорю, занимается не медициной, а некоторыми фундаментальными научными проблемами… Я не могу тебе объяснить толком, чем именно. Не компетентен…»

Соврал! — удивился Птицелов. asis>

«Главное, они могли бы предложить тебе хорошую работу, — продолжал господин Таан, не замечая смятения, отразившегося на лице мутанта, — место в общежитии при своем институте, хороший оклад… Говоря коротко, сегодняшний разговор я записывал на магнитную ленту…»

А вот теперь не соврал!

«Пленку эту я передам в то самое ведомство, куда, кстати, уже отправлял твои ментограм- мы, — воодушевился штаб-врач. — И если там примут положительное решение, то готовься к переезду, господин Птицелов!»

Жри, жри, Птицелов, — приговаривал Облом. — Наводи тело.

Птицелова не нужно было подгонять, он сметал кашу с проворностью кочегара у паровозной топки. Каша была еле теплой, жирной и пересоленной, но выбирать не приходилось.

Набив брюхо и утолив жажду чаем, Птицелов почувствовал неодолимую дремоту, но Облом был беспощаден.

Э! Э! — крикнул он. — Погодь спать… Кто за тебя посуду будет мыть? Неизвестный Отец?!

Птицелов осоловело воззрился на напарника. Некая неясная мысль возникла в дремотном сознании мутанта, но не успела оформиться.

Чего уставился?! — накинулся на него Облом. — Бери сервиз и марш на водоколонку!

Птицелов со вздохом поднялся, сгреб с дощатого стола манерку, ложки и миски, втиснул ноги в резиновые боты и вывалился на улицу.

Там заметно потемнело. Снег валил все гуще. На плаце никого. Видимо, Панди сжалился над новобранцами и отвел их в тепло.

Согбенный в три погибели, Птицелов примялся мыть посуду под ледяной струей из водоразборной колонки. Получалось плохо. Жир не желал растворяться в холодной воде.

Где бы раздобыть песочку? Ага, у новой вышки на днях вывалили целую кучу…

Птицелов взял с собой одну миску, оставив остальную посуду у колонки, и побрел к пулеметной вышке. Часовой наверху не смотрел внутрь периметра, его интересовала только темная щетина леса, подступающего к забору слишком блйзко, чтобы обитатели гарнизона могли чувствовать себя в безопасности.

Птицелов наклонился к песочной куче, смахнул снег, вонзил край алюминиевой миски в смерзшийся песок. Сверху донесся глухой стук и короткое «хэ-эк». Что-то мягкое свалилось с вышки и шлепнуло Птицелова по темени. Он машинально поднял странный предмет и не сразу понял, что это обыкновенная солдатская шапка.

«Эй, ты! Заснул, что ли?» — хотел крикнуть мутант, но вовремя прикусил язык.

Через высокий забор, забранный поверху колючей проволокой, перемахнули две серые тени. К ним почти сразу присоединилась третья — спустившись с вышки.