Игра с джокером (Богомол - 3) - Алексей Биргер

- Извините, - говорит майор, - не подумал. Ключи вам занес, а вот про мед не сообразил - вроде как, вообразилось мне, что лучше ничего из машины не брать без ведома хозяев.

"Ой, хитришь, майор! - думаю; а у самого сердце от радости такие кульбиты совершает, что даже страшно. - Ты меня прощупать слегка решил. Если б я про мед ничего не знал - ты бы медведем на меня насел, где мы были и что делали!"

Но, как видите, все обошлось, и даже замечательно сложилось. Конечно, если б я с этим медом в багажнике пальцем в небо попал, я бы выкрутился мало ли что могло почудиться старику? Но все равно нехорошая тень осталась бы. А так я одним махом все сомнения прихлопнул, которые у майора возникать могли.

- Но я сейчас вам его и принесу, - говорит майор. - Давайте ключи. Вроде, разговор у нас состоялся и спрашивать больше не о чем.

- Ну, - говорю, - если что ещё сейчас припомните, то спрашивайте.

Приволок майор трехлитровую банку меда из багажника, поставил на стол в кухне, ключи от машины опять вернул, спрашивает напоследок:

- Не тоскливо вам здесь? Не страшновато?

- Да нет, - отвечаю. - Мне тосковать и бояться некогда, дел в квартире полно. А как устану под вечер - так стакашку водки и на боковую. Много ли старику надо. Вчера, вон, грамм триста всего выпил, чтобы, как это называется, стресс снять - так отключился прямо в кресле перед телевизором, новостей не доглядев, и сегодня с утра в голове нехорошо ныло... Стар стал, слаб, такие-то дела, товарищ майор... Кстати, не скажете, завтра можно навестить Настасью и Валентину, или нет еще?

- Наверно, можно, - говорит майор. - Знаете, что? Вы моего звонка дождитесь. Я в больнице побываю, поговорю с ними, узнаю, чего им надо, и перезвоню вам - может, они захотят, чтобы вы какие-нибудь вещички им принесли.

На том мы и распрощались.

Как майор ушел, я стал к моему походу готовиться. На полочке в кухне была всякая справочная литература: кулинарная книга, ремонт машины, ремонт мебели, определитель грибов с рецептами их засолки и консервирования... Среди них, я помнил, должен быть и путеводитель по городу, с картой, отпечатанный лет пятнадцать назад, в честь какого-то городского юбилея или события - но ведь это в больших городах за пятнадцать лет все невесть как поменяться может, а в этих маленьких как было, так оно и есть.

Достаю я, значит, карту, разглядываю ее... Вот, значит, село Плес. Действительно, сливается с городом, можно сказать, как идет улица Энгельса, так сразу в главную улицу села она и переходит. А дом братьев Сизовых, значит, один вот из этих. Прикинул я по масштабу, сколько времени мне потребуется, чтобы от моей юго-восточной окраины, где все эти кварталы пятиэтажек стоят, в одной из которых и я сейчас сижу, добраться до окраины братьев Сизовых, до этого выступа, на юг нацеленного. Получилось, что не больше часа, даже если буду как черепаха тащиться и передышки брать. А я все-таки получше хожу, чем перед майором изображал, и расстояния для меня не проблема. Выйти мне надо, думаю, после девяти. Есть время чуть-чуть передохнуть.

Окинул я взглядом сделанное - вроде, солидно поработал - и на полчасика прилег на диван. Не сказать, что уснул - скорее, так, подремал, расслабился. После разговора с майором мне стало ясно, что меня в последнюю очередь станут подозревать, если я сам глупостей не наделаю - вот я и думал о том, как бы не наделать глупостей.

Встал я потом, телевизор включил, и под телевизор сделал себе приспособления, чтобы перемещаться по нетоптаному снегу, явных своих следов не оставляя. Тем более, подумалось мне, если Сизовы до сих пор не удосужились этим домом пьянчуг заняться, что они, значит, под себя откупили, то наверняка вокруг дома снега по колено, и мне мои устройства, навроде снегоступов, тем более пригодятся, чтобы в этом снегу не завязнуть. Я, значит, взял две широкие недлинные дощечки, что в обрезках дерева лежали рядом с инструментами, в том же шкафу, гвоздики вбил, на гвоздики веревки повязал, чтобы, значит, эти дощечки на ноги можно было надевать, навроде пляжных шлепок. Вроде, неплохо получилось. Каждая дощечка размером тридцать на сорок и толщиной в сантиметр - ну, может, чуть поболее - как раз, чтобы снег мой вес выдержал, даже рыхлый снег. И в старенький рюкзачок Васильича эти снегоступы убираются замечательно - я проверил.

Собрался я и вышел из дому, новости чуть-чуть посмотрев. Мороз, надо сказать, все крепчал и крепчал - такое было ощущение, что за минус тридцать перевалило - и на улицах никого. Ну, мне оно и лучше, а утеплился я основательно. И двигаешься бодрей. Я, конечно, побаивался, каково мне будет сидеть, если ждать придется, но ничего, авось, обойдусь, я привычный.

Подстегиваемый морозцем, я чуть не в полчаса уложился. Ну, минут в сорок точно. Я по карте определил, какими улицами мне надо двигаться, чтобы почти все углы и расстояния срезать, и на улицу Энгельса вышел уже ближе к её концу, где вдали, метрах в пятидесяти, полоска снега и потом хмурые такие очертания изб села Плес виднелись.

Дом братьев Сизовых я определил тут же. Другой такой высокий и глухой забор было поискать. И рядом - темный дом стоит, с забором где покосившимся, где повалившимся, с окнами побитыми и кое-как заколоченными. Ну, точно, тот самый дом, до которого у Сизовых "руки не доходят".

Я вынул из рюкзачка снегоступы, надел на ноги, пошел к этому дому. Шлось мне в них замечательно. Оглянулся - ровные прямоугольные отпечатки в снегу, ни за что не скажешь, хромой шел или нет, молодой или старый. Правда, тот снегоступ, который был на хромую ногу надет, наружным краем чуть глубже в снег вдавливался, чем внутренним, но это можно и на неровности снега списать, и вообще - мне это заметно, потому что я знаю, что я должен выглядывать, а никто другой ведь в жизни этого крохотного перекоса не различит!

Подошел я к дому, стал искать, где залезть. Потом оказалось, что сарай при доме не заперт, а в сарае дверка напрямую в дом имеется, и тоже не заперта, в отличие от главной. Я так понял, в этом сарае когда-то коровник был.

Зашел я в дом, снял снегоступы, убрал в рюкзак. Стал искать местечко, из которого дом Сизовых увидеть можно. Но все окна на глухой забор глядят. Походил я, походил, потом смотрю - лесенка на чердак ведет. Я вскарабкался по ней, да что толку? Чердачное окно в сторону улицы глядит, а мне ведь вбок, на соседний дом, смотреть нужно. Отполз я в нужную сторону, стал крышу пробовать. Крыша, смотрю, лишь старым шифером покрыта, в нем аж щели зияют. Небось, в дождливую погоду течет эта крыша, хуже некуда, хоть лоханки в доме подставляй. Оно и понятно, если пьян здесь невесть сколько лет жила... Я какую-то ржавую железяку подобрал среди хлама, вставил в ближайшую такую щель, дернул - лист шифера треснул и вбок отъехал, наискось на одном гвозде повис. Как раз достаточное пространство открылось, чтобы я мог выглянуть и увидеть дом Сизовых как на ладони. А что треск пошел - так в мороз всегда потрескивает. Все, в чем сырость застоялась, рвет...

Мне в тот момент не до того оказалось, чтобы размышлять, слышит меня кто или нет. Я как выглянул - так и ахнул! Забор для меня уже не препятствие к видимости, и, значит, ближнее ко мне окно в доме Сизовых горит, ничем не занавешенное, и там два оставшихся в живых брата сидят, и с ними ещё двое, мне не знакомых. Сидят, беседуют, причем довольно бурно беседуют, насколько я мог судить, не согласны они в чем-то. Я пистолет вытаскиваю, беру всю компанию на прицел, только соображаю, по кому из братьев стрелять. Потом, думаю, нет, погодить надо. Я, думаю, с такого расстояния не промахнусь, но ведь мне с чердака спуститься надо и уйти, чтобы меня не поймали. Вот о том, что мне ведь уходить придется, я как-то прежде не сообразил. Эх, говорю себе, голова садовая, был бы ты помоложе первым делом путь отхода себе рассчитал бы.

А мороз пробирает - сил нет, ядрить его душу в черт! Нос немеет, губы немеют, и холодный металл пистолета аж сквозь рукавицу холодом жжет, пальцы сводит. Но я терплю, смотрю, как они там между собой отношения выясняют. Вроде, не то, чтобы со злостью ругаются, а именно не согласны, договориться не могут. Я этих двоих, которых раньше не видел, стараюсь запомнить получше. Знать бы, кто они такие, и где обитают. Потому как, чувствую, с ними мне тоже разбираться придется. Один из них вполне мог быть четвертым налетчиком.

Вид у гостей посолидней, чем у братьев, и рожи поразумнее. Но, впрочем, видно, что все они - одна шайка-лейка.

Потом один из Сизовых хлопнул рукой по столу, встал и к двери направился. Куда это он, думаю? А он, гляжу, на боковое крыльцо через две минуты выходит, полушубок накинут, шапка на затылке, а в руках у него обрез.

- Плевал я на всех! - говорит. В морозном воздухе звуки далеко разносятся, каждое слово за два километра льдинками в воздухе звенит. Так что слышно мне яснее некуда. - Плевать, и пошли все!.. Чем быстрей со всем покончим, тем лучше!

Тут остальные трое на крыльцо вываливают, хватают его под руки.