Пламенный клинок - Вудинг Крис

«Я это заслужил, — мысленно повторял он при каждом ударе. — Я это заслужил. Заслужил…»

* * *

В тот день Арен отвечал за кормежку. Пока товарищи отдыхали, он ходил за едой ко входу в рудник — обязанность, которая одновременно была и злом, и благом. С одной стороны, лишаешься перерыва между сменами; с другой — выпадает редкая возможность заполучить дополнительную порцию пищи.

Он ожидал своей очереди перед кипящим на углях закопченным железным чаном, в котором пузырилась жидкая овощная похлебка. Висевшие на столбах светильники бросали тусклые отблески на изможденные лица закованных в кандалы людей. Все они собрались в небольшой внутренней пещере на пересечении нескольких туннелей, где происходило постоянное движение. Потрепанные шахтерские пони тащили из глубин рудника тележки с камнями. Повсюду сновали надсмотрщики — не суровые и исполнительные кроданские солдаты, а гнусные людишки из породы прирожденных тюремщиков, жестокие громилы, не упускавшие возможности выместить злобу на подопечных. Здешний мир империя не показывала своим благонадежным подданным. То, что происходило за кулисами, видели только отверженные.

Когда подошла очередь Арена, он встал возле чана и принялся торопливо есть, пока бадья, которую он привез с собой, наполнялась похлебкой, текущей по желобу. Огонь приносил успокоение, и Арен придвинулся к нему поближе, черствой хлебной коркой подбирая похлебку из миски. В руднике постоянно стоял холод. Сырой камень забирал тепло из воздуха, а одежда на узниках была слишком ветхая. Даже во время работы они не согревались.

Проглотив первую порцию, Арен снова подставил миску под струю похлебки. Человек, стоявший у рычага, даже не взглянул на него. Если успеешь дважды наполнить свою миску, пока похлебку разливают по общим бадьям, никто и внимания не обратит. То было единственное преимущество, которым пользовался ответственный за кормежку.

Арен отодвинул в сторону тележку, на которой стояла бадья, и принялся поглощать вторую порцию деревянной ложкой, запивая похлебку водой из жестяной фляги. На этот раз он ел медленно, смакуя каждый глоток и ощущая, как жар от углей впитывается в кости. Похлебка была безвкусная и водянистая, но, как говаривал Кейд, голод — лучшая приправа. Живот с непривычки бурчал и болел, но, насытившись, Арен почувствовал нечто вроде удовлетворения.

Он привесил к тележке суму с хлебом и поплелся восвояси. Некоторые из ответственных за кормежку на обратном пути съедали еще ломоть и миску похлебки, но Арен никогда так не поступал. Пищу и без того отпускали скудно, поэтому другие узники возмущались, если бадья прибывала не совсем полной. Арен убеждал себя, что от соблазна его удерживает честь, но сказывался и страх расплаты.

Он брел по туннелю, таща за собой бадью, и по пути ему попалась клетка, в которой сидела пара серых пещерников. Раньше вид этих птиц внушал ему трепет, но теперь он не обращал на них внимания. Беспокоиться стоило только в одном случае: если они подавали голос. Эларитовые пласты под давлением выделяли горючую жидкость, которая, накапливаясь, источала взрывоопасные испарения, невидимые и лишенные запаха, так называемый огненный дым. Он собирался в полостях и задерживался под землей, пока его не высвобождала кирка рудокопа, после чего газ просачивался в туннели, а когда его набиралось достаточное количество, воспламенялся. Получить предупреждение узники могли только от пещерников, обладавших способностью чуять испарения. Птицы издавали встревоженные крики, и это давало людям возможность спастись. Впрочем, порой случалось худшее. Арен пытался жить нынешним днем, не задумываясь, что будет завтра. Надо держаться до последнего, покуда его не заберет смерть или они с Кейдом не выйдут на свободу. Или можно сдаться — он видел, как это происходило с другими. Отчаяние глодало человека: сначала тело, потом душу, пока несчастный не терял волю к жизни.

Но судьба Арена сложится иначе. Он так решил. Он переживет и этот день, и следующий, — как и Кейд. Иного выбора для них нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он пробирался по слабо освещенным переходам, вдоль которых сидели узники, тихо переговариваясь или поглощая пищу. Он разглядел нескольких знакомых по лагерю, но его никто не окликнул, Все слишком обессилели.

Бадья была тяжелой, и на обратном пути Арену пришлось сделать передышку. Он вкатил тележку в безлюдный боковой проход и почувствовал искушение украсть еду. Ему показалось, что здесь больше никого нет, но вдруг юноша заслышал чавканье и увидел двух человек, сидящих у противоположных стенок узкого туннеля. Один из них сверлил его злобным взглядом и беспрерывно работал челюстями, облизывая губы и причмокивая. Был он тощий, кожа да кости, волосы клочковатые, лицо изможденное. Судя по виду, неравнодушен к одуряющему зелью.

Арен попятился — от любителей одуряющего зелья лучше держаться подальше, они бывают непредсказуемыми и буйными, — и его внимание привлек другой человек. Он сидел, прислонившись головой к каменной стене, закрыв глаза и не шевелясь. Арен вышел из-за тележки и осторожно приблизился к узнику, силясь рассмотреть его в темноте.

Человек оказался незнакомым, но у Арена зародилось подозрение, которое нужно было разрешить. Он медленно протянул руку и приложил ладонь к щеке сидящего. Голова свесилась набок, невидящие глаза уставились в пустоту. Узник умер на том самом месте, где сидел, причем совсем недавно.

Арен опустился на корточки и принялся разглядывать труп. Несколько месяцев назад он еще не видел ни одного мертвеца. Теперь они не пугали его, став неотъемлемой частью его мира.

Он огляделся, но вокруг никого было, кроме любителя одуряющего зелья, который явно не собирался ничего предпринимать, только таращил глаза. Арен пожал плечами и принялся обшаривать карманы мертвеца. В конце концов, если этого не сделает он, сделает кто-нибудь другой.

* * *

Заходящее солнце наполовину скрылось за горами, когда они по двое в ряд выбрались из рудника, с трудом передвигая ноги в кандалах и втягивая головы в плечи из-за резких порывов ветра, несущего с вершин холодный дождь. Еще недавно солнце палило нещадно, но в последнее время погода переменилась, предвещая наступление смертельной стужи. Зима соберет среди узников свою жатву; они это знали. Слабые не дотянут до весны.

Арен брел рядом с Кейдом, слишком ослабев, чтобы разговаривать. Рядом, погоняя заключенных, ехали конные стражники. Они были вооружены мечами и луками, служившими предостережением для всех, у кого хватало глупости подумывать о побеге. Сосновый бор слева от тропы обещал надежное укрытие, и самые отчаянные могли дать тягу, но сегодня таковых не нашлось.

«Отец погиб из-за меня». Эта мысль не давала Арену покоя. Смерть Рэндилла засела в памяти, точно волк в логове, следовала за юношей по пятам и без конца терзала виной и болью утраты. Железная Длань уже забрала их родовые земли. Рэндилла запомнят как изменника, хотя он хранил преданность империи. А все потому, что Арен стремился к Соре и не прислушался к предупреждению Харальда.

Арен считал, что их неистовая любовь преодолеет все препятствия, но действительность доказала, что он заблуждался, и горе мигом угасило страсть. Последний раз он видел Сору всего несколько месяцев назад — правда, эти месяцы прошли в изнурительном труде и страданиях, но все равно срок недолгий, — а воспоминания о ней совсем его не будоражили. Любовь оказалась не такой, как он воображал и как пишут в книжках, — побеждающей время и смерть, одолевающей препоны, чинимые самими богами. Арен полагал, что без Соры зачахнет и умрет, но на самом деле почти не думал о ней.

То была мечта о любви, и ничего больше. Глупое заблуждение желторотого юнца. Все сгинуло, пошло прахом. В самые мрачные мгновения ему хотелось кричать от отчаяния.

Он посмотрел на Кейда. Тот выглядел изнуренным. Хотя он всегда был сильнее Арена, работа выматывала его гораздо больше. С каждым днем Кейд терял силы, шутил меньше, говорил тише. Его страдания не уступали угрызениям совести, терзавшим Арена из-за гибели отца, но у Кейда, по крайней мере, оставалась возможность вернуть себе доброе имя.